От Феллини до Берлускони

Тяжела участь наследника громкой фамилии. В этом смысле современному итальянскому кино не позавидуешь - одного Феллини достаточно для контрольного выстрела. «Итальянское кино после него превратилось в кладбище его имитаторов», - нелестно высказался как-то о соотечественниках каннский лауреат Маттео Гарроне. А ведь, кроме Феллини, были и другие. Золотой век итальянского авторского кино остался в истории. Но удивительным образом - «благодаря и вопреки» - оно продолжает заявлять о себе, оставаясь в зоне видимости больших фестивалей. Даже хватает звезды с неба. Ловцы, правда, все больше ветераны. Так, на последнем Берлинале Золотого Медведя отвоевали те, кому за 80 - братья Тавиане. А грядущие Канны уже назначили главой жюри Нанни Моретти - молодого классика, начинавшего, между прочим, актером у Тавиани в легендарном «Отец мой, пастырь мой» (1977) и отстаивавшего честь Италии в прошлогоднем Каннском конкурсе. Именно этой картиной Моретти - Habemus Papam - и открывается скромная ретроспектива современного итальянского кино в Украине, расположившаяся стратегически точно между двумя главными мировыми кинофорумами, отмеченными итальянским присутствием. Киев и Одесса уже отсмотрели пять самых свежих картин. Дальше мини-фест, инициированный «Артхаус Трафиком», мигрирует по всей Украине - от Львова до Донецка через Черновцы, Винницу, Запорожье, Харьков, Полтаву и Днепропетровск.

Два главных плюса - ретроспектива действительно современная (самый старый фильм от 2009-го) и, что не менее значимо, зрительская. Несмотря на то что в основе своей итальянское кино стало зануднее, гламурнее (заветы неореалистов канули в Лету), а тематически и стилистически давно вписалось в прокрустово ложе формата телемуви, адаптировав его для большого экрана (по иронии истории здесь снова к слову придутся Тавиани и уже упомянутый «Отец мой» - прецедент первого в истории телефильма, лауреата «Золотой пальмовой ветви»), в нем едва заметными остаются черты прародителей - средиземноморская сентиментальность, замес интеллектуального и брутального юмора, патетика, в которую режиссеры заворачивают обыденность, житейские дела героев и пресловутая человечность, не чуждая, как видим, даже Папе Римскому. Именно таким близким к пастве своей, страдающим в сомнениях и влюбленным в чеховскую драматургию, живописует понтифика Нанни Моретти в Habemus Papam. Мишель Пикколи в роли одного из многочисленных ватиканских кардиналов с ужасом ожидает вступления на папский престол. С таким же ужасом о непомерной ноше думают и все остальные, вознося «только не я, Господи!». Дальше новоиспеченный Папа конечно же сбегает в собственные «римские каникулы», а Моретти, играющий психоаналитика, превращает Ватикан в волейбольный клуб. Режиссер с репутацией атеиста, скептика и тонкого сатирика, Моретти с упоением проходился то по кризису левых идеалов («Красный штрафной», 1989), то по бывшему премьер-министру Берлускони («Кайман», 2006). На Папу Римского зубов у Моретти как-то не хватило. Но у этой милой абсурдной истории есть важный для западного индивидуума симптом - экзистенциальный ужас перед сменой участи, перед ответственностью, которую предполагает перемена в жизни.

В этом смысле гиперактуальна драма Франчески Коменчини «Белое пространство», где героиня, которой «сильно за 30» готовит себя к материнству. Разруганная в 2009 году в Венеции, где Коменчини участвовала в главном конкурсе, за вялось драматургии и больно растянутую во времени кинореальность, эта картина могла быть гениальным кинодокументом о выживании недоношенных детей. Очевидно, интерес наследницы громкой фамилии, дочери комедиографа-классика Луиджи Коменчини, лежит в плоскости наблюдения за жизнью (признание Франческа получила именно в документалистке), а не в разработке психологического портрета своей героини. Но у «Белого пространства» чисто литературная основа, и размышления об ответственности материнства, которое сквозь чреду сомнений и страхов стучится в сознание застрявшей в «молодости» женщины, здесь первостепенны. И если бы Коменчини снимала истинную драму, а не клипы о том, как героиня курит, занимается сексом и быстро ходит по древним мостовым, накал страстей был бы куда мощнее, а главной стала бы тема желания самой женщины, чтобы ее ребенок выжил. Ни прекрасный саундтрек (кардиограмма настроения героини), ни красивые образные кадры жриц-матерей в инкубаторе недоношенных младенцев, увы, не восполняют драматургических пробелов этой картины. Но, по существу зрелости современного человека, здесь сказано много.

Среднестатистическая итальянская драма «Кого хочу больше» - типичная рефлексия в нынешнем итальянском кино, живущего под лозунгом «подвиньтесь, здесь проходит красота». Такой антиреализм, где каждой романтической истории раздают по серьгам. Здесь просто-таки в прямом смысле: примиряясь с адюльтером, любовник дарит героине серьги, а она после мучительных раздумий «с ним? или с синицей в руке?» решает «забыть» их в поезде. «Кого хочу больше» это такая «Связь» Дуни Смирновой в европейском контексте. От внезапно вспыхнувшей страсти двух уже несвободных людей наш зритель ждет занимательных душевных бесед, а заграничный - поэтизации секса на экране. Иногда, как у Патриса Шеро, он выходит на уровень запредельного «Интима» и становится поэзией неприкаянных. Иногда, как у Сильвио Сольдини - крепкого мелодраматиста, автора «Хлеба и тюльпанов» - повторяется детской считалочкой. С рефреном «Кого хочу больше?» На этот вопрос давно есть ответ у другого режиссера, вписавшегося в итальянский кинопроцесс. Турок Ферзан Озпетек - пример отчаянной политкорректности. Эмигрант, гей он добился права говорить от имени итальянской культуры о проблемах меньшинств. Сюжеты его фильмов, как правило, незатейливы и крайне деликатны, протагонист - всегда гей, переживающий определенные неловкости своего положения, но уповающий на понимание толерантного демократического общества. Снято это как будто для воскресного прайма - можно смотреть всей семьей. «Холостые выстрелы» (в оригинале «Мины замедленного действия») - фильм и просто показательный. Здешний конфликт протекает в русле архетипического комплекса «отцов и детей». Шутка ли - у отца династии оба сына оказываются, мягко говоря, ненаследниками! На черноземе классической итальянской комедии Озпетек взращивает генномодифицированный колос, полностью удовлетворяющий запросу общества на политкорректность. Не случайно мыльные-мыльные гей-пузыри-драмы Озпетека вписались даже в пространство современного искусства МоМа.

Ну а что мы точно знаем об Италии - мафия в ней живее всех живых, давно стала субъектом национальной мифологии. И чего бы стоила панорама кино без ее участия? Возникший из ниоткуда в начале 80-х кандидат в правительство Сильвио Берлускони стал прототипом и вдохновителем комедии «Ну да ладно». В общем-то все так - мафиозный совет выбирает себе зиц-председателя: возвращает из странствий на родину Четто Ла Квалунке - персонажа яркого и брутального. Антибизнесмен и античеловек - идеальная марионетка на политической арене и шут гороховый для площадной пародии на выборы. В одной из русских версий перевода фильм так и называется «Выборы по-итальянски». Про брак и развод давно все понятно, а вот как Италия дошла до Берлускони такого?.. С ним ведь умудрился судиться все тот же Феллини за право быть непрерванным рекламой на ТВ.