25 февраля исполняется 144 года со дня рождения Леси Украинки, светоча нашей духовности, великого поэта, переводчика, культурного и общественного деятеля. Всю жизнь она стремилась к чистоте, высоте. И находила их - не только в родной Украине, но и в Грузии. Ей казалось, что здешние многочисленные крепости и природные преграды надежно скроют ее от болезни, с которой вела изнурительную тридцатилетнюю борьбу, а также от печали трагически утраченной любви к Сергею Мержинскому. И правда, чувствовала себя она здесь намного лучше, чем дома или в Египте и в Италии, куда тоже выезжала на лечение.
Грузия продлила ей жизнь. И когда эта жизнь подошла к концу, первой заплакала над ее гробом…
Леся приехала сюда вместе со своим женихом Климентом Квиткой в сентябре 1903 г. Клёня, как она его нежно называла, болел туберкулезом, она - туберкулезом костей. Даже сегодня эти болезни считаются тяжелыми, а тогда были неизлечимыми.
Так что пара знала подлинную цену жизни, любви и времени.
Грузию она полюбила задолго до приезда сюда - благодаря грузинскому студенту Нестору Гамбарашвили, квартировавшему в доме Косачей в Киеве.
Она учила его французскому и любви к Украине, он ее - грузинскому и любви к Грузии.
Некоторые исследователи утверждают, что Леся и Нестор полюбили друг друга, потому что ее лирика того периода преисполнена всепроникающей волнительной нежности. Поэту трудно скрывать свои чувства. В конце концов, он этого и не хочет. Он ищет их и пытается удержать в сердце как можно дольше.
Юноша из Гори Нестор стал для нее одной из путеводных нитей на Кавказ. Это была ее грузинская судьба. Может, именно воспоминание о счастливых минутах, проведенных с этим молодым человеком, и поманили ее в даль? Она искала следы Нестора, однако нашла любовь к Клёне…
Вместе с ним жила в Тифлисе, Телави, Кутаиси, Хони, Сурами.
Возможно, еще какие-то города добавились бы к этому перечню, если бы не пробил ее час.
Периодически возвращалась в Украину, она выезжала на лечение в Италию и Египет. Однако всегда возвращалась сюда, как на вторую родину.
Период, прожитый в Телави, был самым долгим. Сегодня это очень красивый городок, один из центров туризма, куда съезжаются гости из всех уголков мира. У всех, кто попадает на смотровую площадку волшебного парка Надиквари, от сказочного вида Алазанской долины, которая простерлась вдоль белого хребта бессмертного дракона по имени Кавкасиони, из груди невольно вырывается восхищенное "Ах!"
"Проза життя тут добувається тяжко, але поезію і добувати не треба, сама оточує навколо і ось із моєї квартири видно весь Дагестан, величний білоголовий хребет, він далеко верст за сорок звідси, але в ясні дні і місячні ночі він присувається так близько, що навіть страшно робиться. Він тоді ніби привид новоствореного світу, здається легше хмар і прозоріше льоду…" (Из письма к Г. Комаровой от 10 марта 1909 г. "Она" стоит здесь неподалеку. На полянке под берестой, закованная в бронзу. На лице - вуаль задумчивости и грусти. Может, именно в этот миг ее мысль преодолевает очередное препятствие на пути к истине, а может, выстраивает конструкцию новой драмы?
Во всяком случае, замысел скульптора безошибочен, ведь на лице поэта никогда не бывает печати беззаботности. Она пришла сюда по вон той тропе из старой части города, где сохранились дома ХІХ в. и старинная крепость Батонис-Цихе - резиденция знаменитого царя Кахетии Ираклия Второго. Во времена правления мудрого правителя и великого воина Ираклия в этом городе были заложены образовательные и культурные традиции, дожившие до сегодняшнего дня. Например, выдающийся грузинский просветитель Давид Ректор основал тогда философскую школу, хорошо известную в Европе и Азии. Все грузины гордецы, однако у телавцев эта черта приобрела гипертрофированный масштаб, еще бы - они живут не только в главном городе Кахетии, которая является сердцем страны, но и в столице грузинского вина, которое, кажется, течет по Алазанской долине.
***
Улочки города, словно ручьи, сбегают к центральной площади. Музыкальная школа №2. В этом доме, по преданию, жили Леся и Климент.
Мемориальная доска: "Здесь в 1909 году проживала украинская писательница Леся Украинка".
Двухэтажный, серый, потрепанный, облупленный, будто пасхальное яйцо, которое начали очищать, с большим стеклянным балконом, выходящим на Кавкасионе. Под ним - небольшой садик. Директор школы Ирина Годунидзе рассказала, что школе недавно исполнилось 35 лет. Перед этим помещение занимала городская больница и музыкальное училище. Учреждение содержится за счет денег родителей и частичной государственной субсидии. Дети обучаются вокалу, игре на народных инструментах, гитаре, фортепиано, скрипке. Заходим в крохотную комнатушку, в которой жили Леся с мужем. Судя по ее размеру (будто тюремная камера), супруги не роскошествовали. Теперь здесь класс вокала. За фортепиано - девятилетний Нука Талиури, рядом с ним наставница Нино Ксеришвили. "В старых стенах очень хорошая акустика, впечатление такое, словно они сохраняют звуки и после пения еще какую-то минуту звучат", - объясняет Нино. Несколько лет назад приходили сюда представители украинской диаспоры и посольства, говорили о планах создания здесь музея поэтессы, но они до сих пор не реализованы. "Мы бы хотели подружиться с какой-нибудь музыкальной школой из Лесиного края..." - высказывает желание директор заведения.
В Телави есть еще один дом, в котором жила Леся. К нему меня ведет бывший редактор городской газеты "Телавис муамбе", краевед Мери Заалишвили. В целом, информация о пребывании Леси и Квитки в Грузии скудная. Исследователи черпали ее в основном из писем поэтессы. Однако Мери рассказала много нового. Она перевела дыхание (шли под гору) возле старого серого одноэтажного дома на улице Ахледиани (ранее - Карла Маркса), 35 с мемориальной доской такого же содержания, как и на музыкальной школе.
Елена Ахледиани - выдающаяся грузинская художница. Когда Леся приехала в Телави, ей было 8 лет. Хозяином помещения в то время был местный интеллигент, учитель, литератор Михаил Амонашвили: это он предложил Лесе и Клименту поселиться у него за символическую плату.
Кроме трех комнат, предоставил в распоряжение своих квартирантов большую гостиную с фортепиано. Так что супруги имели возможность вести довольно активную светскую жизнь, приглашая в гости цвет интеллигенции города. Приходил брат Михаила Вано, семья Ираклия Иералашвили, Георгий Козманашвили, основатель первого музыкального училища в Телави Закария Чхиквадзе, Мартин Иералови, Вано Пааташвили. Последнему Леся подарила вышитые собственноручно сорочку и носовые платки. Подружились с местным меценатом, покровителем музыки князем Чиджавадзе, проживавшим в селе Кисисхеви. В имении князя проходили настоящие фестивали грузинского фольклора, которые для Климента, глубоко изучавшего классическую и народную музыку, стали новым источником его непрерывных исследований.
Стучу в дверь дома. На пороге появляется бабушка.
- Гамарджоба… Можно зайти? - спрашиваю.
- Пожалуйста, мы гостям всегда рады.
Узнав о цели визита, стала показывать дом: "Вот спальня, гостиная, кухня..." Звать ее Елене Манчараули, живет здесь с внуком Мамукой, студентом. Когда-то она была главным технологом на винзаводе. А знаете, у кого приобрели Манчараули этот дом в 1962 г.? У семьи Амонашвили! Да, у потомков того самого Михаила Амонашвили! Когда я это услышала, по спине мурашки побежали. Наконец-то удалось нащупать хоть и хрупкий, но живой мостик между 1909-м и 2015-м. Это означает, что в 1950-х можно было записать воспоминания о Лесе и Клименте из уст самого Михаила Амонашвили. Елене гордится тем, что ее семья выполняла роль хранителя пристанища великой поэтессы, но подробностей ее жизни в доме не знает. Рассказала только, что он капитально не перестраивался: те же пол, крыша, защитное металлическое кружево на окнах. От Амонашвили осталось также старое фортепиано.
Так вполне возможно, что клавишей касались Лесины пальцы? Если немножко напрячь слух, можно услышать ее любимую Сонату си-бемоль минор Фредерика Шопена. Здесь она написала драматические поэмы "На полі крові", "В пущі", юмореску "Причуди музи", письма родным. "Ми наймаємо чотири кімнати з них одна зовсім без грубки (не було ніколи) і служить кладовкою, друга страшно холодна (має
5 вікон і всі на північ) - ми там не живемо, а тільки дві обитаєми і доволі теплі, коли держатися дальше од вікон.
Правда, клімат тут ще дозволяє терпіти таку архітектуру: здебільшого вдень тепло і сонце крізь вікна нагріває хату (але ввечері дуже хутко робиться холодно) вітер буває дуже рідко і то західний - нехолодний (се після Ялти якось дуже аж дивує, бо там вітер до розпачу доводить), сніг певне тепер кінчиться, бо сьогодні йде дощ і вечір теплий, а вдень уже до 10 градусів у затінку буває. Люди наїзні лякають, що дощі тут весною (надто в маю) невсипущі бувають, але телавці обижаються і кажуть нічого подобного - побачим чия правда. Поки що сніг уже обрид, не так сніг як його розтавання, бо весь сей місяць ми тільки се й бачимо - боюся, що нам обом се далеко не на користь може бути на груди, однак се поки що не вадить. Підшукуємо собі потроху іншу домівку, бо наша для теплішого сезону непридатна: близька до базару і до рибних крамниць та й садок при ній злиденний (мусили взяти сю, бо ліпшої не було)".
В ноябре 1909 г. вместе с Квиткой она отбыла на лечение в Египет...
***
Ее жизнь - словно кусочки разноцветного стекла: новоград-волынский, египетский, киевский, итальянский, тбилисский, телавский, кутаисский, сурамский периоды - эдакая яркая мозаика. Эти пазлы отличаются не только географически, но и духовно. Это ступени к творческой вершине и вечности, хотя все скреплены нитью одной жизни. Перемещаясь в пространстве, бежала от быта, боли, печальных мыслей, смерти. Убежала ли?
Убежала…
Летом 1910-го Лесиного мужа Климента Квитку, как судебного чиновника, перевели в Кутаиси. Она отправилась за ним. Жили на Тифлисской улице в доме Хабурзания. Потом - на Козаковской улице (теперь - Миха Цхакая). Здесь прожили все лето. Клёня возился со своими судебными бумагами, она же писала "Лісову пісню" - свою лебединую.
Это был пик ее творчества, любви к жизни и Клименту.
Такую творческую силу могла дать только великая любовь.
Это ответ тем, кто считал их отношения только союзом одиноких сердец. А еще - благотворно влияли на нее мягкий климат и искренняя гостеприимность старинного Кутаиси - столицы Имеретии.
Когда творческая лихорадка достигала апогея и мешала сосредоточиться, она успокаивала ее на берегу бурлящего Риони. Где-то на дне этой реки, возможно, до сих пор перекатываются, рокочут камешки, брошенные ее маленькой рукой. "Тепер я буду в самій Колхіді жити, бо саме Кутаїсі і є те саме місце, де аргонавти золоте руно здобували на річці Ріоні, що в давнину носила назву "золота", бо в ті часи був там золотий пісок...", - писала в письме матери. В сентябре 1911-го Климента перевели в город неподалеку от Кутаиси, Хони. "Хоні - трохи трущобка, але нічого собі - багато садів, просторі зелені двори, гори на горизонті, хоч воно саме рівне як Рівне, або як Колодяжне. Одне слово - кавказьке велике Колодяжне", - пишет матери.
В Хони жила в доме Парцхаладзе. Здесь написала драматическую поэму "Адвокат Мартіян". "Здоров'я моє нічого собі, тільки знов трошки повищала і вечорами болять ноги. Кльоня має велику роботу, бо сезон молодого вина дає себе знати на всяких убійствах, часом зовсім безглуздих. Взагалі се нещастя, що Кльоня мусив у свій час вибрати тую юриспруденцію - вона йому зовсім не по натурі", - пишет матери 9 ноября 1911 г. 21 января 1912 г. они вернулись в Кутаиси. Жили в трех домах в Джаяновском переулке. Последний из них - семьи Чхеидзе. Здесь написала "Камінний господар", отсюда отправилась в свое последнее путешествие в Сурами. Бывшее Лесине жилье оказалось в каких-то
200 метрах от хостела, в котором я поселился. Хотя до тех пор представления не имел: где искать этот дом? С большой охотой его показал пенсионер, бывший военный Григорий Жгенти. Теперь это улица Леси Украинки. На доме - мемориальная доска, установленная при содействии местной украинской общины. Окна изнутри забиты досками, на двери паутина, на пороге - пробиваются ниточки травинок. "Давно не видели хозяев...", - говорят соседи.
Осенью 1912 г. она едет в Египет, оттуда 23 апреля 1913 г. возвращается в Украину. А в мае 1913 г. - снова в Кутаиси.
29 июня Лесе совсем стало плохо. Квитке посоветовали перевезти ее в Сурами, который славился исключительно сухим и целебным воздухом. Дали телеграмму матери. Она приехала в Кутаиси 4 июля. Ей Леся через несколько дней продиктовала проект своей драмы "На берегах Александрии".
Все понимали, что дни ее сочтены. Но, как за спасительную соломинку, хватались за Сурами, ведь бывали же случаи, когда воздух и вода этого края возвращали тяжелобольных чуть ли не с того света. Ехали поездом. Комнату для нее наняли в районе Зиндиси на даче железнодорожника Папава, окнами на Сурамскую крепость. Леся находилась под наблюдением младшей сестры Исидоры, местной жительницы Софии Цуккиридзе и врача Д.Пашикова. 19 июля в Сурами прибыла сестра Ольга, ее встретила на перроне Исидора.
Нет, не блуждала Леся по горным тропами, не исследовала руины крепости и другие исторические места, как это она любила делать в Тбилиси, Кутаиси и Телави. Ей даже не хватало сил выйти без посторонней помощи на балкон. Пища на блюде у ее кровати стояла нетронутой. Сестра иногда подносила к ее устам стакан с боржомской водой. Просила ей что-то почитать.
1 августа угасла.
Есть что-то символичное и загадочное в том, что украинские светочи умирают на чужбине. Местные женщины снарядили ее в последний путь. Муж Софии нашел одноконку, в которой ее повезли на станцию.
Жалобно звонили колокола храма Святой Марии на горе, вдоль дороги, на склонах холмов возле своих домов стояли люди, крестились: Сурами провожал великую Лесю на Родину.
Так навеки соединились города, расположенные на расстоянии нескольких тысяч километров, - Новоград-Волынский в Украине, где она родилась, и Сурами, где отлетела ее душа.
Для обоих городов она стала духовной основой, на которой города и побратались.
Ежегодно делегация из Сурами приезжает на фестиваль "Лесині джерела" в Новоград-Волынский. И наоборот - земляки поэтессы принимают участие в святые "Лесяоба" в горном городке Сурами. Грузинская "Лесяоба" основана в 1952 г., "Лесині джерела" намного моложе - родились аж в 1987-м. В этом тоже есть определенная логика тогдашней идеологии. Ее церберы долгое время боялись любых собраний вышиванок в Украине. Только во время горбачевской оттепели они вздохнули свободнее. Грузины же даже в сталинские времена чувствовали себя раскованнее, потому могли себе могли позволить больше, чем украинцы.
Чтить Лесю было для них не только проявлением большой любви к поэтессе и уважения к нашему народу, но и чем-то вроде шпильки "старшему брату", который боялся всего украинского как черт ладана. Это была демонстрация независимой и какой-то отдельной позиции в национально-культурном вопросе.
…Сурами - столица грузинской любви к Украине. Не побывав в этом городе, не поймете, насколько близкие и родные наши народы.