Если после вечернего спектакля вы выходите из сверкающего огнями золотисто-голубого зала на улицу, где светло, как днем, значит вам повезло, вы оказались в числе зрителей одного из самых престижных музыкально-театральных фестивалей «Звезды белых ночей». Призрачное очарование петербургских белых ночей навсегда связалось в нашем восприятии с пушкинскими строками: «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса». Выбор времени и места проведения фестиваля, его многообещающий девиз сами по себе притягательны, но еще больше интригует и притягивает имя его главной звезды, одного из лидеров мирового дирижерского олимпа Валерия Гергиева. Гергиев и русская музыка, Гергиев и Петербург, Гергиев и дерзновенные художественные проекты, — об этом пишут и говорят с того времени, как выдающийся музыкант возглавил взрастивший его театр. Он начал с самого трудного — и попал в точку. Провел три грандиозных фестиваля, посвятив их Мусоргскому, Римскому- Корсакову, Прокофьеву. Он вернул оперного Прокофьева отечественной сцене, не ограничившись одноразовой фестивальной акцией. И вот сегодня Мариинский театр везет в Лондон новую версию «Семена Котко», оперы на революционный сюжет, которую поспешили объявить навсегда сданной в архив. Но Гергиев и режиссер Юрий Александров воссоздали на сцене изумительнейшую прокофьевскую партитуру, достойную музыкального гения ее создателя, ибо их направляла вера в преображающую силу подлинного искусства, никогда не опускающегося до политической конъюнктуры.
Предрассудки века Гергиев смело преодолевает буквально во всех своих начинаниях. Возрождать на Мариинской сцене Вагнера он решает с самой трудной для сценического прочтения последней работы великого оперного реформатора, торжественной сценической мистерии «Парсифаль». Успех этого спектакля, отмеченного многочисленными премиями, поразившего тонкостью и глубиной постижения авторского стиля, великолепными актерскими и вокальными работами, вдохновил на следующие шаги. Ими стали постановки «Летучего голландца», «Лоэнгрина» — и вот настал черед вернуть на петербургскую сцену грандиозный вагнеровский цикл, тетралогию «Кольцо нибелунга», причем не просто вернуть, помня, каким незабываемым художественным событием стала в первые десятилетия ХХ века русская версия «Кольца», осуществленная дирижером Э.Направником. Сегодня тетралогию Вагнера начали ставить в оригинальной версии на немецком языке, с русским подстрочником, параллельно высвечиваемым на полоске экрана над сценой.
Премьера открывающего небывалый вагнеровский цикл «Золото Рейна» стала одним из центральных событий «Белых ночей-2000». Она осуществлена Гергиевым в содружестве с известным немецким режиссером Иоханнесом Шаафом и художником Готфридом Пильцем при финансовой поддержке влиятельных зарубежных спонсоров. Деятельность Гергиева отличает умение преодолевать не только небывалые художественные сложности, но и проблемы экономические. Как музыкант он обладает огромной силой воздействия. Его характеризует тот высочайший профессионализм, при котором в бескрайнем мире музыки, казалось бы, не остается ничего невозможного. И одновременно в Гергиеве мы находим редкое сочетание артистизма, вдохновения с качествами энергичного практического деятеля, способного мыслить планетарными масштабами. С самого начала, заняв пост художественного руководителя театра, он сделал ставку на открытость художественного пространства, на установление широчайших контактов с европейским и мировым музыкально-театральным континуумом, используя свои постоянно расширяющиеся международные связи и растущий авторитет для утверждения престижа коллектива, доверившего ему свою судьбу. В родном театре для него не существует той сферы, которая осталась не охваченной его заботой и вниманием. Чего стоит хотя бы история превращения дежурного стереотипного издания — многотиражки «Советское искусство» в интереснейшую профессиональную газету «Мариинский театр», выходящую сегодня более чем трехтысячным тиражом, имеющую уникальное по информативной насыщенности и качеству материалов приложение «Окно в Европу».
О почти невероятной истории возникновения этой газеты рассказал ее главный редактор Дмитрий Морозов. Я была знакома с этим талантливым журналистом, с юных лет посвятившим себя самоотверженному служению оперному искусству, еще в те годы, когда мы жили в общем художественном пространстве и имели поводы встречаться на премьерах и театральных фестивалях в Москве, Минске, Перми, Одессе и Львове. Везде, где бы ни происходило что-то интересное и важное в оперной жизни бывшего Союза, неизменно появлялся Дмитрий Морозов. Его статьи обращали на себя внимание независимостью суждений, аргументированная критика в них никогда не перерастала в едкое злоречие. Видимо, и Гергиев обратил внимание на молодого независимого журналиста и пригласил его на беседу, которая продолжалась более шести часов. Эта встреча оказалась решающей. Именно Морозову было поручено возглавить задуманное Гергиевым серьезное профессиональное издание. Для этого ему пришлось переехать из Москвы в Питер и приобрести некоторые качества, присущие деятельности и характеру его шефа: работать сутками, не считаясь со временем, верить в осуществимость самых безумных затей, подбирать команду единомышленников и — никогда не идти на поводу у финансистов и администраторов, уверяющих, что денег на газету нет, издание ее театру не нужно.
Серьезное отношение к критике как к «третьей власти», позволяющей видеть результаты своей работы со стороны, обличает в Гергиеве деятеля западного образца. Он далек от того, чтобы воспринимать существующую внутри театральной структуры газету как рекламное издание или инструмент самовозвеличивания. Каждая премьера театра обсуждается на страницах газеты всесторонне, оценивается в живой дискуссии, возникающей из сопоставления полярных критических суждений. Критерии этих оценок достаточно высоки, ибо формируются в сравнении с лучшими достижениями мирового оперного искусства, известными авторам публикаций отнюдь не из вторых рук.
Тематические фестивали, контакты с лучшими театрами мира через совместные проекты и зарубежные гастроли, своя газета как критическое зеркало и «Окно в Европу» — это лишь часть осуществляемой Гергиевым обширной художественной программы, то, что можно назвать верхушкой айсберга. Основа всего связана с постоянной заботой о повышении художественного уровня главных составляющих сложного театрального организма. Гергиев-дирижер прежде всего максимально расширил возможности великолепного оркестра Мариинского театра, превращенного его усилиями не только в фундамент всего театрального дела, но и в самостоятельный художественный организм. Оркестр постоянно выступает с обширными симфоническими программами, выходя из оркестровой ямы на большую симфоническую эстраду, вступая в творческое соревнование с лучшими симфоническими коллективами Европы и мира.
Сам Гергиев высоко ценится не только как оперный дирижер, являясь в настоящее время главным приглашенным дирижером Нью-Йоркской Метрополитен-опера. Помимо этого он работает с Северогерманским симфоническим оркестром, концерт которого вошел в программу нынешних «Белых ночей».
Одной из кульминаций фестиваля безусловно стало совместное выступление оркестра из Гамбурга и родного для Гергиева коллектива с исполнением Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича.
Как и премьера «Семена Котко», этот концерт стал еще одним доказательством принадлежности подлинного искусства к вечным ценностям. Созданная в блокадном Ленинграде симфония до сих пор трактовалась как величественный памятник, воспевающий подвиг советского народа в борьбе с фашизмом. Устойчивость именно такой программной трактовки априори придавала факту ее исполнения немецкими и русскими музыкантами политическую окрашенность. Но и на этот раз музыка победила политику. Содержание симфонии предстало в выдающейся интерпретации Гергиева удивительно широким и всеохватным. Музыка Шостаковича завораживала хрупким, по-детски чистым лиризмом, потрясала трагической силой, захватывала в плен грандиозными нарастаниями, сотрясающими переполненный зал Мариинского театра мощными кульминациями. Небывалая мощь звучания сдвоенного оркестра сочеталась с пронзительной тишиной, в которой рождались задумчиво- отрешенные монологи и кристально-светлые наигрыши солирующих инструментов, слышны были таинственные шорохи, отрешенные вздохи, загадочные голоса нездешнего мира.
Высокое вдохновение, рождаемое в контакте дирижера с музыкантами, исполнителей со слушателями, всех вместе — с гениальной музыкой Шостаковича (в год написания Седьмой симфонии композитору еще не было тридцати четырех лет), оказалось помноженным на совершенное мастерство каждого солиста и столь же совершенную ансамблевую слитность. Это превратило исполнение Седьмой симфонии в абсолютно неординарное художественное событие.