Зоя Гайдай: сорок лет спустя

Среди имен оперных корифеев, которые можно прочитать на киевских мемориальных досках, мы найдем и имя народной артистки СССР, лауреата Государственной премии СССР Зои Михайловны Гайдай (1902—1965). Для этого достаточно свернуть с нынешней улицы Богдана Хмельницкого на Пушкинскую. Дом, стоящий на углу, не совсем обычен: он навсегда остался молчаливым свидетелем повседневной жизни многих украинских артистов. Все там осталось почти по-прежнему, за исключением бочек у входа в кафе, которые весьма сомнительно вписались в архитектурный контекст этого уголка столицы. А сколько разнообразнейших посетителей — гостей, студентов, журналистов — приходило в стены того старого дома с глубоким душевным волнением и чувством причастности к живой истории украинской оперы...

Исполнилось ровно сорок лет с тех пор, как Зоя Гайдай ушла из жизни. Разумеется, киевляне о ней не забыли: ее имя давно носит одна из киевских улиц, а в библиотеках при желании можно найти старенькую алую брошюру — единственное книжное издание о певице, которого она удостоилась еще при жизни. Казалось бы, некоторые формальности соблюдены. Но в этом ли состоит наш долг перед памятью о таком значительном артисте, каковым была Зоя Михайловна? Ответить на этот вопрос трудно. Потому что сегодняшние студенты-вокалисты никогда в жизни не слышали голоса этой певицы. Крайне редко появляясь в эфире Национального радио, голос Зои Гайдай остался лишь в слуховой памяти тех, кто мог наслаждаться ее пением при жизни. Да и людей таких уже почти не осталось. И в связи с этим нельзя с сожалением не заметить, что уже давно назрело время для издания серии компакт-дисков, которая стала бы антологией искусства корифеев украинской оперной сцены. Такое издание вполне можно было бы осуществить даже за счет государства или же предложить своеобразный тендер тем, кто был бы готов спонсировать подобный проект в обмен на налоговые или еще какие-нибудь льготы. Идея эта отнюдь не праздная, ибо только таким способом мы сможем достигнуть сразу нескольких благих целей — уверенно заявить миру о том, какими сокровищами мы обладаем, а заодно и помочь творческой и всей прочей молодежи познакомиться с украинской вокальной школой в лучших ее проявлениях. А заодно появится повод извлечь из архивной пыли бобины и пластинки с записями Гайдай…

Человеческая и артистическая судьба Зои Гайдай теснее всего связана с Киевом. Для нее, уроженки Тамбова, наш город начался с Музыкально-драматического института имени Н.В. Лысенко, еще не бывшего тогда консерваторией. Там в 1923—1927 годах она занималась в классе знаменитой Елены Муравьевой, среди учеников которой ранее был Иван Козловский. Профессор Муравьева жила на той же улице Ворошилова, на которой находился институт, и ученицы нередко заходили к ней домой для дополнительных занятий. Сразу после выпуска юная Зоя — обладательница теплого, лучистого сопрано — проработала два сезона в киевской Опере и, попав туда в столь молодом возрасте, стала первой из будущей когорты киевских оперных корифеев, пришедших впоследствии на сцену нашего прославленного театра. Затем перешла в Харьковский театр, бывший в то время столичным. А уже с 1934 года Гайдай вновь стала солисткой киевской Оперы и начала свой путь к вершинам славы.

Семья Зои Михайловны состояла из мамы и сестры, жившей со своим мужем все в той же квартире на Пушкинской. Они занимали две комнаты. Еще одну занимала сама Зоя Михайловна, а четвертая комната выполняла функции семейной гостиной и столовой. В ней царил дух сплоченной семейственности и трогательной привязанности друг к другу. В последние годы домочадцы заменяли Зое Михайловне собственную семью и детей — то, чего она сама была лишена волею судьбы. Четвероногим обитателем дома Зои Гайдай был маленький черный карликовый пинчер по кличке Муха. Певица не всегда имела достаточно времени, чтобы прогуливаться со своей любимицей, частенько вверяя ее своим заботливым родственникам. Тот квартал Пушкинской артисты потом в шутку называли «Пенсион-штрассе», так как именно в нем проживало особенно много прославленных мастеров сцены, ушедших на заслуженный отдых. Подъезд, в котором жила Гайдай, в свое время был особенно «звездным»: до переселения в Пассаж там жили семьи Бориса Гмыри и Михаила Гришко, там же коротала свои одинокие досуги Мария Литвиненко-Вольгемут.

Обо многих уголках Киева Зоя Михайловна говорила с восхищением и романтической приподнятостью. Но, как и всегда в жизни, она умела разглядеть вокруг не только живописные ландшафты, но и живых людей, которым посвящала себя без остатка. Бывало, ей случалось заметить какую-нибудь из своих давних выпускниц в толпе на Крещатике. Зоя Михайловна непременно к ней подходила первой и подробно расспрашивала о работе, о жизни, как будто перед ней была все та же студентка, по-прежнему нуждающаяся в ее внимании и участии. Излюбленным пешеходным маршрутом Зои Михайловны был путь из театра домой. Чтобы преодолеть расстояние от первого артистического подъезда киевской Оперы до дома, достаточно было спуститься на два квартала по улице Ленина. Часто во время этих прогулок певицу сопровождал ее муж — тенор Платонов, также работавший в театре. Иногда он приезжал за ней на машине — рослый, красивый, в модном белом костюме, как всегда подтянутый и безупречный. Увы, потом они расстались, и до конца жизни Зоя Михайловна оставалась одна. А в течение последних десяти лет, сравнительно рано окончив оперную карьеру, Зоя Гайдай приходила в театр уже исключительно как зрительница. Часто она занималась со своими консерваторскими ученицами у себя дома (сначала она вела класс камерного пения, а затем и класс специального вокала, была профессором). Здесь же проходили длительные репетиции певицы с ее постоянным концертмейстером Галиной Николаенко: помимо оперы, она много внимания уделяла выступлениям на концертной эстраде. На стене, между двумя большими окнами, выходящими на Пушкинскую, висел огромный портрет хозяйки в кресле. И со временем, когда подступили недуги, Зоя Михайловна всматривалась в него как в зеркало, всегда видя себя лишь в обличье цветущей молодости.

На адрес Пушкинская, 20 приходили правительственные телеграммы с известиями о присуждении премий и званий… Отсюда же в 1946 году Зоя Михайловна отправилась в невиданную по тем временам гастрольную поездку по США и Канаде, а потом и по экзотическим странам Востока. Впрочем, в приятной «звездной» суете Зоя Гайдай никогда не страдала высокомерием и всегда уважительно относилась даже к тем своим коллегам, которых можно было бы назвать ее соперницами. Достаточно прочитать ее заметки об Оксане Петрусенко, для того чтобы понять, как много было в Зое Михайловне искренней доброжелательности, внутренней гармонии и умения восхищаться успехами товарищей по сцене.

Иногда Зою Михайловну можно было видеть за рулем белой «Победы». На машине она нередко отправлялась на дачу, любила все делать там сама, а иногда и привечала там нуждающихся в жилье учеников. Но в консерваторию неизменно ходила пешком даже когда это заведение располагалось на улице Ворошилова (теперешнем Ярославовом валу, где сейчас Театральный институт).

Напротив дома Зои Гайдай находится артистический подъезд Русской драмы. На двух скамеечках, стоявших там раньше, нередко можно было увидеть отдыхающих актеров. В последний год жизни певицы произошел один эпизод, упоминание о котором и сейчас вызывает легкое содрогание. Дело в том, что в последние годы Зоя Михайловна страдала раком. Ей не помог даже курс лучевой терапии, пройденный в Москве. Уютная квартира на Пушкинской превратилась в прибежище боли, страданий и тяжелых размышлений о неизбежном преждевременном уходе из жизни. И вот однажды, апрельским вечером 1965 года, подъезжая к дому, она заметила на театральной скамеечке нескольких актеров в обществе знакомого ей администратора Русской драмы. Выглянув из окна автомобиля, она, как всегда, перебросилась с ним несколькими словами, а в конце упавшим голосом добавила: «Приходи на мои похороны». И действительно — через несколько дней ее не стало…

Жаль, что в Киеве сейчас не найти записей Гайдай. Ее еще помнят многие, в том числе — ее бывшие ученики. Но если в ближайшее время не появится ни дисков певицы, ни книги о ней, будущие поколения рискуют навсегда потерять память о замечательном мастере вокала, которая еще при жизни заслуженно считалась одним из мэтров камерного пения и непревзойденной оперной певицей, сочетавшей в себе вокальное мастерство с недюжинной актерской одаренностью.