ЗЕМНЫЕ СТРАНСТВОВАНИЯ ИНОПЛАНЕТЯНИНА АРНОЛЬДА ШЕНБЕРГА

Гении человечества проживают свои жизни среди нас, землян, подобно инопланетянам. Их ведут иные, неведомые нам цели. Их время не совпадает с нашим «тут и сейчас». Эти залетные гости кажутся нам странными, вызывая раздражение черни и зависть претендующей на почести посредственности. Травля и побивание камнями — такова уготованная им участь. Немало горечи и разочарований уносят они с собой со своих земных дорог, но не изменяют призванию, составляющему смысл и цель каждого прожитого ими дня и мгновения.

Поэт и чернь, гений и заурядность, освистывающая художника публика, самонадеянные критики, надевающие тогу всезнающих судей, которые смотрят и не видят, слушают и не слышат, — сколько раз подобный сюжет варьировался в истории культуры и цивилизации! В каждой новой его версии люди толпы упорно повторяют многократно повторявшиеся ошибки. Вместе с тем каждая такая история поражает неповторимостью единичной судьбы пришельца из высших миров, дарованного человечеству во спасение от угрозы духовного обнищания. Одним из таких загадочных пришельцев был Арнольд Шенберг — композитор, педагог, дирижер, художник и литератор, но прежде всего первооткрыватель новых путей в искусстве звуков. Его открытия не утратили новизны и сегодня, когда уже миновало полвека со дня его смерти. Музыку Шенберга запрещали в гитлеровской Германии и в СССР эпохи тоталитаризма. Вместе с тем созданная им нововенская композиторская школа унаследовала великие традиции самого музыкального города мира, который, увы, не раз оказывался несправедливым по отношению к живым гениям, составившим его славу. Вот как сам Шенберг обрисует подобную ситуацию в одном из своих писем: «В Берлине осмеивали новое после нескольких исполнений, а в Вене — сразу после первого. В случае надобности — и там, и там — даже без исполнения. … Публика в обоих городах понимала, что всегда успеет почтить великого и после его смерти, … что посмертно это можно сделать более пышно и эффектно, а главное, с большей выгодой» (Берлин, 18 июня 1930 года, в редакцию венской газеты «Дойче альгемайне цайтунг»).

Правда, город Моцарта, Бетховена, Шуберта на этот раз все же успел загладить обиды и огорчения, нанесенные еще одному своему гениальному уроженцу. В связи с 75-летием со дня рождения Шенберга, в то время уже много лет жившего в США, куда эмигрировал, спасаясь от фашизма, ему было присвоено звание почетного гражданина Вены. А совсем недавно в Вену из Калифорнии был перенесен Центр Арнольда Шенберга, который проводит большую работу по изучению и пропаганде его наследия.

Русский перевод избранных писем Шенберга, недавно выпущенный в свет санкт-петербургским издательством «Композитор», прошел такой же тернистый путь к читателям, какой проходила и проходит его музыка. Их перевод принадлежит перу Виктора Шнитке, который так и не дождался выхода книги. Инициатором этого издания, как и ряда других ценных документальных материалов по истории музыки ХХ века, был видный петербургский ученый, профессор Петербургской консерватории Михаил Друскин. После его смерти реализация многих неосуществленных идей профессора стала кровным делом ученицы Михаила Семеновича, доктора искусствоведения Людмилы Ковнацкой. В предисловии к письмам она подробно рассказывает о том, какую многолетнюю упорную борьбу за это издание вел Друскин. А книга, уже готовая к печати, кочевала из одного издательского плана в другой. Имя Шенберга, с которого официальный запрет как будто бы был снят, все еще находилось под негласным подозрением партийного начальства.

С горьким остроумием Шенберг как-то подсчитал, что в Вене периода зрелости его таланта интерес к новой музыке проявляла одна десятитысячная часть населения города. Вместе с тем среди его современников встречались не только зачинщики шумных скандалов в концертных залах и длившейся годами оскорбительной газетной травли композитора и его учеников. Благодаря истинным ценителям, осознавшим значимость им созданного, его произведения исполнялись, включались в камерные и симфонические программы, ставились на подмостках театров. В России живой интерес к творчеству Мастера пробудился раньше, чем на его родине в Вене и Германии. Первым познакомил петербургскую публику с фортепианными произведениями Шенберга двадцатилетний Сергей Прокофьев. В зале поднялся хохот и возмущенные возгласы. Но вскоре по рекомендации русского художника Василия Кандинского с гастролями в Петербург был приглашен сам парадоксальный автор. Выступления Шенберга-дирижера в декабре 1912 года с исполнением своей ранней симфонической поэмы «Пеллеас и Мелисанда» захватили и потрясли пламенностью и страстностью, небывалой силой экспрессии. Известный русский критик Вячеслав Каратыгин сравнил воздействие его музыки с творчеством Эдгара По, Достоевского, Гойи, а самого маленького человечка с нервными странными жестами, подвижного, как ртуть, с персонажами новелл Гофмана. Приемом, оказанным ему в русской столице, Шенберг был доволен. Строились планы новых поездок в Россию, но их прервала Первая мировая война.

Призванный в армию Шенберг по состоянию здоровья был направлен простым солдатом в тыловые войска. Когда кто-то его спросил, он ли тот самый композитор Арнольд Шенберг, со свойственным ему юмором он ответил: «Кто-то должен был им быть; желающих не нашлось — пришлось взять это на себя». Быть самим собой, оставаться верным своему призванию, не сдаваться ни при каких жизненных обстоятельствах, — таким он был в своих книгах и партитурах, за дирижерским пультом, за письменным столом и во время занятий с учениками, таким же мы видим его в письмах — разных, деловых и дружеских, посланных из разных городов и стран по разным адресам. Некоторые из них обращены к влиятельным лицам с просьбой помочь тем, кто нуждается в материальной и моральной поддержке: известному архитектору, молодым музыкантам, талант которых еще не получил признания, но оценивается Шенбергом как значительное явление в современном музыкальном мире. Хотя сам он постоянно называет себя человеком непопулярным, а свое искусство трудным для понимания, не имеющим шанса быть принятым и понятым современниками, суждения его всегда бескомпромиссны, мнения и моральные оценки отличаются строгостью и твердостью. Честь и достоинство — главные для него ценности, которые помогают стойко вести борьбу за собственные музыкальные идеи. Свою полную превратностей жизнь он сравнивает с кипящим океаном, в который был брошен, не умея плавать. Но барахтался и плыл он всегда против течения, вело ли это к спасению или нет.

Кроме музыкального таланта, Шенберг обладал немалым литературным даром. И в его письмах поражает точность характеристик, выразительность слога, меткость и яркость определений. В его живописных работах (их сохранилось больше двухсот) видное место принадлежит жанру автопортрета. В этой серии, написанной в разное время, он стремился передать не внешние черты своего образа, а внутренние состояния обостренно чувствующей души творца, который ищет формы выражения для невыразимого. Все, что мэтр создавал в звуках, красках, словесных образах, он воспринимал как свое послание к человечеству. Для него всегда было важно не как, а что сказать — свое и от себя, передать собственный жизненный опыт, опыт экзистенциального переживания самой сущности жизни художником ХХ века, который во всем, чего бы ни касался, вел свою особую, неповторимую и единственную беседу с Богом.

Религиозные переживания и размышления сопровождали Шенберга постоянно. С Библией связаны два так и недописанных его сочинения, с которыми он не расставался в течение многих лет, — оратория «Лестница Иакова» и опера «Моисей и Аарон». Он написал «Прелюдию» для хора и оркестра на библейский текст, а последний созданный им опус, завершенный за год до смерти, включает хор на текст 130-го псалма «De profundis» и «Современный псалом» на собственный текст для чтеца, хора и оркестра. Сакральный характер имело и его восприятие музыки. Он называл безнравственным плохое небрежное исполнение, был непримирим к любым неточностям и приблизительности, готов был отказаться от концерта и снять произведение с программы, если недоставало репетиций, необходимых для усвоения его необычного языка музыкантами и верного донесения его замысла до слушателей. Со свойственной ему прямотой Командор утверждал, что предпочитает неуспех тщательно подготовленного исполнения успеху исполнения небрежного или слишком вольно трактующего авторский текст. Именно поэтому он обрушивается на режиссеров, которые ставят спектакли, не желая считаться с музыкальным содержанием произведения, написанного для театра. Понимая, сколь нелегко проникнуть в смысл его музыкальных образов из-за их новизны, Шенберг предпочитает сам дирижировать премьерами своих произведений или готовить их с первыми исполнителями, сам пишет эскизы и разрабатывает план постановок своих опер «Ожидание», «Счастливая рука», «С сегодня на завтра».

Шенберг полагал искусство и политику вещами несовместимыми и, в отличие от Вагнера, не участвовал ни в каких политических акциях и движениях. Однако реалии современной политики преследовали его, ломая с детства усвоенную систему ценностей. Выросший в Вене Шенберг считал себя законным наследником великой традиции австро-немецкой музыкальной культуры. Смелый новатор, он во всех своих теоретических трудах, в статьях и лекциях говорил и писал о великих музыкальных мастерах, на образцах искусства которых надлежит учиться. Среди его музыкальных кумиров — имена Брамса и горячо почитаемого Малера, с ними он имел счастье близко общаться. Еврей по происхождению, Шенберг в молодые годы не воспринимал еврейство как барьер, отделяющий от ценностей европейской культуры. Но нараставшая в Германии истерия антисемитизма больно ударила по его человеческому достоинству. И он сделал выбор, вернувшись к вере своих предков в первые же месяцы эмиграции в Париже, где нашел временное пристанище. Как и многие представители его народа, он лелеял мечту о независимом еврейском государстве и приветствовал его рождение. Он научился испытывать гордость от сознания своей причастности к народу Моисея и Ветхого завета, признаваясь и в том, как нелегко было быть евреем в охваченной фашистской чумой Европе.

В конце жизни Шенберг хотел вернуться в свою «ненавистную любимую Вену», как когда-то назвал ее в письме к Густаву Малеру. Но осуществить этот шаг не позволило состояние здоровья. В возрасте 70 лет, после восьмилетнего периода работы профессором композиции Калифорнийского университета, Шенберг был отправлен на пенсию с мизерным содержанием. Не было и речи о том, чтобы на эти деньги содержать семью с тремя несовершеннолетними детьми. Его обращения к официальным лицам и в благотворительные фонды о материальной поддержке, которая позволила бы полностью посвятить себя творчеству, не дали результата. Чтобы выжить, Шенбергу пришлось и в эти поздние годы зарабатывать частными уроками, писать статьи и теоретические труды, искать любые формы заработка, даже будучи серьезно больным. Автопортрет композитора в интерьере его писем рисует образ сильного духом человека и художника, оставившего свой яркий след в многокрасочной палитре искусства ушедшего ХХ века. Об интересе к его творчеству в современной России свидетельствует организованная в Москве содержательная выставка «Арнольд Шенберг — Василий Кандинский. Диалог живописи и музыки», приуроченная к 50-летию со дня смерти композитора.