Вечер патриарха. Донатас Банионис: «Все на свете вечно… Кроме дружбы СССР и ГДР»

Донатас Банионис родился в 1924 году в Каунасе. В 1941 году Баниониса приняли в труппу Паневежисского драмтеатра. В кино актер дебютировал в 1947 году, сыграв маленькую роль в фильме «Марите». Известность к нему пришла после фильмов «Никто не хотел умирать» (1966) и «Мертвый сезон» (1968). В 1970-е он играл в таких фильмах, как «Красная палатка», «Король Лир», «Бегство мистера Мак-Кинли», «Вооружен и очень опасен». На его счету интересные работы в приключенческих телевизионных лентах «Операция «Трест» и «Где ты был, Одиссей?» и др. Одной из лучших его работ стала роль Криса в фильме Андрея Тарковского «Солярис». В 1981 году Банионис возглавил Паневежисский театр. В 1995 году Донатас Банионис был удостоен одной из высших наград Литвы — ордена Гедиминаса третьей степени.

В этом году кумир нескольких поколений Донатас Банионис мог бы радостно отметить юбилеи двух своих фильмов — «Никто не хотел умирать» Жалакявичюса и «Берегись автомобиля» Рязанова. Эти картины вышли на экраны сорок лет назад. Но мастеру не до веселья: в своей небольшой и уютной квартире в Вильнюсе, расположенной на тихой улице Львовская, 80-летний актер обложен подушками, под мышкой — градусник. Недавно он перенес операцию коронарного шунтирования... Но все же согласился на интервью для «ЗН».

— Скажите, как сегодня воспринимают в Литве выдающийся фильм Жалакявичюса «Никто не хотел умирать»? Режиссер умер десять лет назад... Да и за последнее время столько переоценили... Если можно, припомните идеологические споры относительно сценарных акцентов.

— Когда Жалакявичюс предложил мне прочесть сценарий этого фильма, он просто сказал: «Почитай — что тебе понравится». Но не сказал, что видит меня в роли Вайткуса. Мне текст понравился. Были прописаны очень яркие характеры, которые нужны для фильма. И с точки зрения искусства — это хорошо. Сюжет был, если можно так сказать, прекрасно драматургически сконструирован, профессионально, художественно. Прочитав, я подумал: «Может, сыграть одного из братьев?». Но когда Жалакявичюс предложил мне роль Вайткуса, я ахнул. Ведь, честно говоря, никогда не предполагал этого. Отснялся вместе с прекрасными актерами: Вией Артмане, Регимантасом Адомайтисом, другими. Правда, когда фильм вышел на экраны, в первой же рецензии написали: «Самая большая неудача в фильме то, что Банионис сыграл Вайткуса. Не нужно было ему эту роль давать». А затем посыпались призы и премии. И тот же рецензент прикусил язычок. Но это бывает, это не страшно.

Считаю, что повезло всем и с оператором — Грицюсом. У него был свой метод, который нам нравился. Он говорил: «Вы, пожалуйста, сыграйте этот эпизод, а я посмотрю со стороны». Я играю со своими замечательными партнерами, и лишь после этого Грицюс командует: «Рельсы здесь, свет сюда, движемся так!..». И рождается прекрасный кадр. Это был замечательный оператор. Ведь большинство его коллег сначала ставят рельсы, освещение, компонуют кадр и лишь потом втискивают туда актеров, как механических кукол. Где же тут искусство, актерская и художественная инициатива?

Что касается политики… Помните эпизод, когда Филин разговаривает с Бруно Ойя (он играл главного героя Бронюса). Он говорит: «Ну зачем нам воевать против советской власти? Какой смысл? Ведь всем ясно, что она — на века, навсегда. А вы тут напрасно кровь проливаете». Теперь, когда я это смотрю, мне немного смешно. Потому что вижу — все на свете вечно, кроме дружбы СССР и ГДР. Но такие вещи бывают. Это — КИНО. А в остальном — очень хорошая драматургия, прекрасные сцены. И то, что Вайткус погибает, это закономерно: он хотел жить, но время было такое, что его убили. Жалакявичюс, сценарист высочайшего уровня, это прекрасно понимал и прекрасно воплотил в фильме.

— Президент России Владимир Путин неоднократно говорил, что один из самых его любимых фильмов — «Мертвый сезон» Саввы Кулиша с вашим участием. Приходилось ли вам непосредственно общаться с Путиным, какое у вас отношение к этому политику?

(Банионис сначала молча показывает на стол, где стоит фотография, на которой Путин с радостной улыбкой жмет артисту руку.)

— Путин — хороший человек. А что касается политики, считаю, художнику политика не нужна. Хочу напомнить сцену из фильма «Гойя», в котором я снимался. Там инквизитор вызывает художника, показывает ему его же офорт и спрашивает:

«Слушай, это твоя работа?» (А работы Гойи были направлены против инквизиции, и перепуганный художник дрожал и уже видел себя на костре).

«Ну да, моя, моя…

«А кому служит твое искусство?»

«Но это искусство!»

«А кому оно служит!?»

«Правде»

«Правде? Не политике? Не инквизиции?»

«Но инквизиция и партии всегда выше правды».

Вот и я усвоил, что партия и политика всегда выше правды. И компартии были выше правды, и инквизиция. Но я как художник признаю только правду. Да, я вступил в партию в 1962 году, но мне до этого несколько лет «выкручивали руки». А вот Мильтинис не вступил в партию, заявил: «Для художника единственная партия — это человек! Он должен смотреть на человека, а не на его политические взгляды».

— А каково отношение к вам литовских политиков, учитывая, что ваша большая слава немыслима без советских картин?

— Не картин! Режиссеров! Ведь у меня свыше 80 ролей в фильмах. Но большинство из них — дерьмо! А настоящих фильмов — не больше десятка. «Никто не хотел умирать», «Мертвый сезон», «Гойя» и «Бетховен» (оба — немецкие), «Солярис», итальянские картины… Короче — не больше десятка. И не важно — советские или другие. Успех был там, где было искусство. А где была одна политика — тьфу! Хотя в те времена это имело большое значение. Ведь меня чуть не сняли с роли в «Мертвом сезоне», потому что я не укладывался в «политическую схему». Я ведь некрасивый, невысокий. А какой же это советский разведчик, если он не стройный и не светлоглазый? На две недели съемки остановились, а потом на мою защиту встали Конон Молодый (мой прототип, который на Западе назывался Лонсдейлом), Савва Кулиш и Михаил Ромм. Они отстояли меня, и тогда посыпались награды. Вот все, что могу сказать в отношении политики. Никаких других мыслей по этому поводу у меня нет.

— Довольны ли вы режиссерскими опытами своего сына и есть ли у него сегодня выход на международную театральную арену?

— Да, я доволен режиссерскими опытами сына. Но какой может быть выход на международную арену? Сегодня не играет роли — какой он художник — сильный или нет, а если он еще и академичен… Литва очень маленькая, денег нет. А если есть, их дают тем, кто показывает, извините, голые задницы. Потому что если искусство без денег возможно, то халтура — нет.

— Какова, на ваш взгляд, литовская театральная аудитория и каково отношение к российскому театру в Литве? Как принимают российские театральные антрепризы, если они, конечно, к вам приезжают?

— Конечно, литовская театральная аудитория изменилась. Как и все вокруг изменилось. Нет Мильтиниса, Товстоногова… Тех людей, которые создают искусство. Фактически нет прежнего Любимова — его прославленной «Таганки». Без Феллини не стало прежнего уровня фильмов (даже Джульетта Мазина без него тихо ушла). Есть режиссер — есть фильм и спектакль. Ведь с появлением Станиславского постепенно исчезли антрепризные труппы. Зато в свое время появился МХАТ. А со временем — театр Товстоногова и другие. Мильтинис ездил учиться в Париж к Шарлю Дюлену. Зато, когда он создал театр в Паневежисе, туда приезжали театралы со всего мира. Но когда-то творили Софокл и Шекспир, о которых, увы, сегодня многие знают только по тем «римейкам», где сверкают лишь задницы… Мода, мода…

К российскому театру у меня отношение хорошее. Конечно, и он ослабел, принимая во внимание то же давление моды. Но он пока неплох. И российские спектакли в Литве принимают хорошо, когда они здесь бывают. Хотя, к сожалению (опять-таки дань моде), и на российской сцене по большей части —площадная брань.

— В интернет-магазинах, судя по Сети, наибольшим спросом и предложением пользуется телефильм с вашим участием «Приключения принца Флоризеля» режиссера Евгения Татарского. Насколько вам интересны такие авантюрные популярные сюжеты? Как вам работалось в этой картине с Олегом Далем?

— Ошибается тот, кто считает сюжет «Принца Флоризеля» авантюрным, популярным. Это комедия положений, где есть острохарактерные персонажи. А режиссер Татарский очень тонко чувствует комедию положений (чем, кстати, мне и понравился). И я тоже играл в комедиях у Мильтиниса, играл в «Соломенной шляпке». Когда мне было лет 10, чрезвычайно нравились Пат и Паташон. А вот с Олегом Далем над «Флоризелем» работать было тяжело. У этого прекрасного актера уже тогда начиналась депрессия, а чем все кончилось, известно...

— Довольны ли вы творческим результатом экранизации произведений Рекса Стаута о Ниро Вульфе, которую продюсировал Сергей Жигунов? И что можно сказать о современной продюсерской школе в литовском кино, появились ли новые имена?

— Когда я начал сниматься в «Ниро Вульфе», было интересно — там был психологизм. Но потом авторы и спонсоры перессорились, растерялись, начали искать «модные штучки». А это уже был не мой уровень, и я ушел.

О современной продюсерской школе в литовском кино не могу сказать ничего, потому что я ее не знаю. И новых имен в литовском кино пока, увы, не вижу.

— Вы работали с Андреем Тарковским над «Солярисом». Расскажите об этом режиссере.

— Это — особая тема. Первым его фильмом, который я увидел, было «Иваново детство». Картина меня потрясла. Ну, а «Андрей Рублев» — просто шедевр. Не знаю, смогу ли за всю свою жизнь увидеть еще что-то на подобном уровне. Он был трудным режиссером, с абсолютно индивидуальным творческим почерком. Мне приходилось выполнять его творческие задумки, которые не всегда были мне ясны. Зато результат всегда был прекрасен. Он все время «создавал кадры». А я должен был в этих кадрах участвовать. Например, он говорит: «Вот здесь стоит стакан. Ты подходи к нему, положи здесь руку. А кругом ходит пчела, и ты поведи пальцем, потом его отодвинь. Камера еще на пчеле, но ты уже должен быстро-быстро бежать к двери и остановиться. А теперь камера поворачивается, и ты у дверей стоишь спиной. И в эту секунду должна прийти лошадь: тук-тук-тук…». Такая вот актерская задача. Так что, считаю, творили Тарковский и оператор Юсов. Когда в «Солярисе» я с Наташей Бондарчук плаваю в невесомости и звучит прекраснейший хоральный прелюд Баха — красота, сразу дух захватывает…

Что касается американской версии «Соляриса» (я видел эту картину с Джорджем Клуни в главной роли), то приведу текст из нью-йоркской газеты, где написано: «Клуни хотел подражать Банионису в «Солярисе», но ему не удалось. Банионис выглядит лучше». Конечно, я хохотал, ведь нужно было не мне подражать, а Тарковскому. Уж я-то понимал, в чем дело.

— В прошлом году вместе с Адомайтисом вы играли на сцене киевского театра имени Ивана Франко и общались с Богданом Ступкой. Не возникло ли тогда совместных творческих замыслов? Знакомы ли вы с украинской актерской театральной школой и кого в ней могли бы выделить?

— Богдан Ступка — прекрасный человек и замечательный актер. Что же до творческих планов, то на каком языке играть — литовском или украинском? Я хорошо знаком с украинской театральной школой и ценю ее высоко. Когда-то мы с Мильтинисом приезжали в Украину, встречались с коллегами — и уровень украинской театральной школы был чрезвычайно высок. Я могу назвать десяток фамилий (естественно, во главе со Ступкой), но суть даже не в том… Главное, по моему мнению, чтобы украинский театр не потерял своих замечательных традиций, а продолжал их развивать. Ведь люди уходят, а традиции остаются…