В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ФРАНКЛИНА

Все, что вы прочитаете ниже, - не более чем путевые заметки. И как любой образец этого жанра, они грешат обрывистостью, неполнотой и эмоциональностью. В то же время трудно удержаться от «открытия Америки» - это было и остается большим соблазном. В чем причина такой привлекательности этой страны для тех, кто ищет чего-то «иного», видимо, окончательно и бесповоротно разочаровавшись в своем? Или для тех, кто ищет какого-то оправдания этому несовершенному, но все же «своему»? Как ни странно, и те, и другие, как правило, находят ответ в одних и тех же прекрасных дорогах, подстриженных под линейку газонах, грязном нью-йоркском метро и вылизанных до блеска витринах супермаркетов. И после этого, увидев примерно одно и то же, одни проникаются к этой стране любовью и почтением, другие - в лучшем случае ядовитым скептицизмом.

Цена «американской мечты»

Образ Америки рабочей связан для нашего человека с представлением о тяжелых буднях, полных суеты и упорного труда на благо собственного кармана. Это образ огромных зданий, напичканных офисами, офисов, напичканных клерками, клерков, напичканных проблемами. И все это в непрерывном движении, решении и развитии, которое приостанавливается только для того, чтобы выйти на ланч. Эдакая франклиновская модель нормального буржуазного рабочего дня - конечно, ненормированного, конечно, рассчитанного до секунды и до сантиметра. Каждый знает свое место, свою задачу и пути ее решения, и при всем ощущении всеобщего хаоса делового центра остается впечатление огромного отлаженного механизма, настолько сложного, что ты просто не понимаешь, в чем состоит порядок его работы.

Впрочем, часть франклиновских принципов, кажется, отходит в прошлое. При столь активном рабочем дне уже нет речи о ненормированности и отсутствии уикэндов. Это святое: «Мы славно потрудились и славно отдохнем». Хваленая «эксплуатация» достигла здесь виртуозности: предельное облегчение быта позволяет человеку в течение рабочего дня вырабатываться «до дна», не оставляя резерва сил на то, чтобы еще пробежаться по магазинам, уделить время воспитанию ребенка, постирать, убрать, выстоять вахту у плиты. Да, в этом здесь соблюдены советы Бенджамина Франклина - простота во всем. Простая пища, простая одежда, простое (т.е. естественное) воспитание, достаточно дешевая бытовая техника, которая «все делает сама». Но у человека, пришедшего с работы, нет уже никаких желаний, кроме одного - «расслабиться». Напрасны будут ваши усилия по «вытягиванию» его на выставку или в театр - он выжат как лимон, он хочет, чтобы его оставили в покое, и его желания просты, как и завещал великий Франклин: вкусно поесть, выпить пива, поиграть в игровых автоматах, посмотреть по «ящику» что-нибудь не напрягающее, поплавать в бассейне, встретиться с особью противоположного пола, не отягощая это особыми переживаниями эмоционального толка. Нет, это не потому, что вот такие они толстокожие циники - просто больше ни на что у них нет сил вечером трудного (то есть каждого) дня. И это единственный путь заработать.

Это, пожалуй, еще одна характерная черта Америки рабочей. Здесь не говорят о том, что из себя представляет твоя работа и насколько это престижно. Здесь говорят о том, какой доход она приносит. И по большому счету здесь не «работают» - здесь «зарабатывают». Поэтому американцы - редкие гости в профессиях, в которых количество работы превышает уровень оплаты - например, разработки в наукоемких областях. Америка не может похвастаться умением изобретать, но она виртуозно умеет признать и применить чужое изобретение. Это проявляется и в малом - вы не найдете, скажем, среди программистов в средних и крупных компаниях американцев. Зато штат менеджеров этих компаний укомплектован исключительно американцами. Они умеют продать и заработать. Все остальные умеют только работать и больше ничего. Поэтому сочетание «Америка работающая» следовало бы изменить на «Америка зарабатывающая» - это не совсем одно и то же. Работать здесь - как любить - можно позволить себе только будучи очень беззаботным человеком, то есть человеком, лишенным возможности или необходимости зарабатывать. Так работают пенсионеры и инвалиды - просто, чтобы что-то делать, чувствовать свою полезность, даже если при этом ни копейки не получаешь. Поэтому работа - как любовь - дело личное и совершенно бескорыстное. И к исполнению «американской мечты» она отношения не имеет.

Для порывистой славянской души американская мечта отдает привкусом синтетического молока. Конечно, это неплохо - заиметь свой дом на своей же земле, но мечта... Ну скажите, какой смысл мечтать, когда точно знаешь, что все зависит не от счастья, не от судьбы, не от расположения звезд, а только от твоего же упорного труда? Тем более не обучены мы мечтать с карандашом и калькулятором в руках, рассчитывая приблизительно сроки исполнения мечты. А вот американцы - запросто. Правда, «калькулятор и карандаш» - это, конечно, для красного словца. На самом деле все организовано по последнему слову науки и техники. В любом магазине, торгующем компьютерными причандалами, по крайней мере один (но очень большой) стенд посвящен программам, обеспечивающим ведение домашнего хозяйства. Если вы правильно и подробно вносите данные про свои доходы и расходы, вам не только подскажут, как лучше себя вести с налогами, но и в каком примерно году вы сможете осуществить свою американскую мечту. И не надо вносить в эту программу ни изменение курса национальной валюты за последние 20 лет, ни сроки уборки урожая зерновых на полях страны, ни прогнозы на ближайшие выборы, ни даже свой идентификационный код. Лепота? А вот подойдите к шустрым клеркам и попросите у них программу для решения сложнейшей задачи - как разумно вести домашнее хозяйство, скрывая основную часть своих доходов. Тут-то они и зазуммерят. А потом предложат вам компакт-диск с полными текстами уголовного и уголовно-процессуального кодексов «2 в 1». Потому что скрывать свои доходы - серьезное преступление. А с законом они предпочитают жить в мире и согласии. Может быть, от этого отсутствия необходимости что-то изобретать на ровном месте и вообще «крутиться» в нашем полууголовном понимании этого слова и происходит это атрофирование креативной способности американского ума?

Скрывать что-либо для этой страны - вообще преступление. Здесь странное представление о «прайвиси». С одной стороны, вы можете пристрелить человека, нарушившего границы ваших владений, с другой стороны, вам не удастся скрыть ни единой детали вашей даже личной жизни. Жесткие нормы протестантской морали времен Реформации нашли здесь вполне «цивилизованное» воплощение. Никто, конечно, уже не будет врываться ночью в ваш дом, чтобы взглянуть на ваше брачное ложе и пересчитать количество кружевных оборок на сорочке вашей жены. Но это не потому, что «это ваше личное дело», а лишь потому, что это можно узнать не прибегая к такому вопиющему нарушению «прайвиси», как ночной налет. Если вы решили воплотить американскую мечту в собственную жизнь, вам придется смириться с потерей свободы в таком ее измерении как «личное дело». Вам придется отчитываться за каждый свой шаг, проверяя насколько он соразмерен с вашей покупательной способностью. Вы пожизненный должник, и ваша судьба зависит от того, насколько вы честно расплачиваетесь с кредиторами и насколько вы платежеспособны. Если вас поймают (а ведь поймают!) на малейшей нечестности или попытке что-то скрыть (пусть даже самое невинное), исполнение вашей американской мечты отодвигается - вам просто могут отказать в кредите. И нет ничего страшнее. Поэтому «кредитная история» для американца важнее, чем «история болезни» для больного человека и протоколы расследования для подсудимого. Важнее, потому что презумпция честности для кредитной истории так же невозможна, как презумпция здоровья для истории болезни. А по большому счету вся американская жизнь протекает именно по направлениям этих трех «историй»: Америка одержима судебными процессами, в кои она способна превратить даже вполне мирную беседу, медицинскими вопросами и особенно вопросами психотерапии - стоит вам немного погрустнеть, вы немедленно нарветесь на предложение «поговорить об этом», - и вопросами, связанными с налогами, в которых человек «может быть так же уверен, как в смерти». Стоит ли удивляться, что ни на что больше сил не хватает?

Острова Сирен

Впрочем, сил хватает еще на один очень активный вид деятельности. Здесь его можно приравнять к искусству. Речь идет о потреблении. И хотя потребность что-то выдумывать сведена здесь к минимуму, это я склонна считать особым искусством. Неподготовленный человек, попавший на «плазу» коллапсует моментально: народа не меньше, чем в деловых центрах, точно такая же целенаправленная деятельность, точно такие же шустрые клерки, огромные магазины, и даже не магазины, а целые городки с кинотеатрами, детскими площадками, дорогими ресторанами и дешевыми забегаловками, каруселями и прочим «фаном». Вся-то разница - в деловых центрах деньги зарабатывают, а тут их тратят. И неизвестно еще, что сложнее. «Шопинг» требует особой целеустремленности. Главное, о чем вы должны помнить, - зачем именно вы сюда приехали. Если вы решите просто походить по магазинам и посмотреть «что дают и почем» - вы пропали. Это остров Сирен. Он вас не съест, он только выжмет из вас деньги, время и силы и выплюнет наружу ни с чем. Впрочем, это касается только «наших» - американцы, кажется, рождаются с иммунитетом к очарованию подобных мест. Поэтому если вы не американец, вам следует по крайней мере воспользоваться рекламкой-путеводителем, пачки которых вы все равно каждое утро нетерпеливым жестом отфутболиваете от своего порога.

Впрочем, сюда приезжают не только и не столько, чтобы изнурять себя шопингом, но и просто приятно провести время, со вкусом «спуская» деньги. Увеселения в этой стране предусмотрительно не разбрасывают по разным углам: все те места, где вы можете расстаться с содержимым вашего кошелька, располагаются очень компактно.

Страна развитого тоталитаризма

И все это было бы похоже на новую утопию. Если бы за каждой новой утопией не вставал призрак ее антипода. Именно эта идиллическая утопичность Америки наводит на мысль о каком-то особом изысканном подвиде развитого тоталитаризма. Откуда бы взяться в стране, занятой исключительно реализацией своей «мечты», мессианским идеям, стремлениям во все вмешаться и все подправить, научить и проучить? Зачем нужен этот тотальный контроль и слежка всех за всеми (если вы уйдете втихаря со службы на три минуты раньше, это будет известно вашему шефу раньше, чем вы это сделаете), зачем эта подотчетность и прозрачность каждой человеческой жизни во всех ее проявлениях? Если все так хорошо и благополучно. Я имею в виду, разумеется, районы, контролируемые полицией. И почему никак не останутся без работы психоаналитики и сексопатологи в этом новоявленном Парадизе?

А потому что нет в этом мире любви. Голое тело на экране, с одной стороны, уже не возбуждает, потому что изучено до мелочей, с другой стороны, осквернено пуританским ханжеством, по-прежнему и как всегда превращающим человеческое тело и все, что к нему прилагается в виде души и разума, в машину с вполне определенными функциями. Машину, которая должна хорошо работать, не отвлекаться и не давать сбоев. Голое тело, демонстрация которого была когда-то протестом и вызовом ханжеской морали тоталитарного строя, стало его эмблемой. И таким образом было обезврежено как символ. То есть я говорю о любви не столько как о неком абсолюте, сколько как о возможности внутренней свободы, выходе за рамки борьбы за хлеб насущный (или реализацию «мечты»). Если в машине происходит подобный сбой, механизм чинят в кабинете психоаналитика. А в идеале на сбои у механизма просто не должно оставаться ни времени, ни сил.

А любят они родину. Этой пламенной любви мы можем только позавидовать. Или недоуменно пожать плечами, вспоминая собственный патриотический энтузиазм недавнего прошлого. Средний американец в своей вере в непогрешимость и «правильность дороги» собственного государства даст фору любому советскому пионеру. И если вам с полос центральных газет сообщают о прямой угрозе Америке со стороны Ирака, значит, это сомнению не подлежит. Тем более, что средний американец не силен, как правило, в географии (равно как и в прочих науках) и он достаточно смутно представляет себе, где этот самый Ирак находится. Да это и ни к чему. Американец уверен, что пуп земли находится если не в его городке, то по крайней мере где-то в его штате, поэтому все остальное - не-американское - просто периферия мира, некое темное и непонятное архаическое «чужое», которое таит в себе смутную угрозу и должно быть либо «окультурено» путем привнесения в него «истинной» (т.е. американской) модели демократии, либо в случае оказания сопротивления уничтожено. Такая модель мессианства известна всем, кто каким-то образом сталкивался с архаическим мировоззрением. Простенькая такая моделька. И поэтому, наверное, такая живучая.

Русские уже никуда не идут

Русские, не в обиду будь сказано, - это и мы с вами. И на том спасибо, поскольку местонахождение России средний американец с горем пополам определить в силах. Слово «Украина» их повергает в смятение, которое они из вежливости пытаются скрыть. Россия и ее политические страсти давно сошли с первых полос газет, уступив место погоде, импичменту и Ираку. «Русский» стало теперь столь же американским понятием, как «Чайна-таун», «Маленький Токио» или Гарлем. На карте США образовался еще один довольно экзотический мир. И то, что и этот мир в конце концов совпал, т.е. ощутил насущную необходимость совпасть с глобальным ритмом Америки, можно считать победой. Потому что нет теперь какой-то большой могучей и страшной «другой страны» - есть свой маленький «одомашненный» вариант России. Этого монстра приручили. Кто следующий?

Впрочем, один случай показал, что у нас, то есть у русских, есть еще шанс если не «догнать и перегнать», то во всяком случае слегка пугнуть расслабленного от ощущения безопасности среднего американца. В тире Диснейленда, дивясь моей меткости, благообразный пожилой абориген с чисто американской непосредственностью высказал восхищение и, уловив акцент, поинтересовался, откуда же я. Уже не надеясь доступно разъяснить, что такое Украина и «что это за географические новости», я коротко и не без злорадства ответила: «Russia». Мой собеседник, выронив что-то на манер нашего «ой» и не удержав лицо в состоянии привычного «чи-из», поспешил покинуть тир, позабыв обронить на прощанье традиционное в этих широтах «see you». Мне показалось, что в этот момент он искренне не хотел когда-либо еще со мной встречаться. Впрочем, он принадлежал «еще к тому» поколению. А молодые абсолютно уверены в том, что русские уже никуда не идут. То есть идут - стройными рядами в светлое будущее по тропе, указанной могущественным «дядей Сэмом», единственным, кто знает истинный путь к осуществлению истинной мечты.