В «Чечню» играют настоящие мужчины

В отечественном прокате новый фильм Никиты Михалкова «12». Мировая премьера ленты состоялась на недавнем Венецианском международном кинофестивале. Там же фильм «12» получил специальный приз с довольно туманной формулировкой «за…»

Автору этих строк довелось побывать на Венецианском кинофестивале. И увидеть ленту мэтра в числе первых критиков. Следуя очевидной логике, венецианская награда как бы «за совокупность достижений» должна подытожить путь Михалкова? А учитывая то, что американская пьеса Реджинальда Роуза, которую на широкий экран в 1957 году вывел дебютант Сидней Люмет, стала для юного Никиты еще и актерским стартом (он ставил ее в период ученичества в Щукинском училище), то именно «12» для режиссера — знаковый и этапный фильм.

Впрочем, всех подробностей можно не знать. Достаточно посмотреть и проникнуться патетическим звучанием картины, которая впрягла в одну телегу и коня (патриотический мотив), и трепетную лань (гуманистическое звучание).

«Фильм Михалкова» — и это многое объясняет.

С определенного исторического момента пропаганда русской идеи стала для Михалкова-режиссера мессианской сверхзадачей. Более того: решать «задачу» Никита Сергеевич предпочел в плоскости голливудских технологий.

Он и ранее создавал родное кино в рамках общедоступных американских стандартов. «Сибирский цирюльник» тому подтверждение. Да и «Утомленные солнцем» (достучавшееся до «Оскара»). «12» — из той же серии.

Хотя, конечно, универсальность сюжета о двенадцати присяжных, которые должны вынести приговор по, казалось бы, очевидному делу, никем не оспаривается. Дело лишь в качестве исполнения. Но именно обстоятельство качества и вызывает вопросы.

Главный посыл картины — Чечня. Это манок, на который Михалков решил поймать западный кинобомонд. И еще, видимо, запланировал взбудоражить русскую общественность. «Провокация» имела бы обоснование, если бы истеричный герой Сергея Гармаша реже ходил по кругу и менее экспрессивно восклицал: «Чеченский ублюдок убил русского офицера!» То, что у Люмета — в полутонах (у него это определяло лишь лузерский статус обвиненного пуэрториканского мальчика), у Никиты Сергеевича — во главе идеологического угла.

Возможный преступник — чеченец. Но мы его тоже можем понять, простить, принять. В результате христианский пафос размывает чистую и аскетичную, как само правосудие, идею борьбы за истину. Зачем доказывать чью-то невиновность, если существует всепрощение? За него, за всепрощение, возможно, и наградили Михалкова, отметив «способность с великим гуманизмом и пониманием исследовать бытие во всей его сложности».

«Сложность» в фильме «12» действительно имеет место быть. Справедливости ради Михалков называет ее условным римейком «12 разгневанных мужчин». И люметовскому классицизму — единству места времени и действа, сбалансированности персонажей и стилевому знаменателю — Никита Сергеевич противопоставляет некий «сплав смыслов». Причем отнюдь не постмодернистский. Театральная камерность и минимализм, изначально заложенные в пьесе, дополняют флэш-бэки судьбы обвиняемого. Это сложнопостановочные съемки чеченской войны. Но непонятна (да и не так принципиальна) вина героя... Периодически спотыкаешься о самооправдательные свидетельства сложной жизни ребенка… А сгущенные в одном душном помещении эмоции, нравственные позиции и принципы «по-Люмету» у Михалкова расслаиваются на отдельные монологи присяжных, на какие-то декларации, еще на истерики.

...И вот тут самый обидный при(о)кол «12». Актерский ансамбль. Звезды (весь мужской хит-парад роскино) вместо органического взаимодействия представляют лишь «концертные номера». Причем в разной стилистической направленности.

Михалковские присяжные, в общем, хороши. Только каждый в своей отдельной — «медийной» — плоскости. Прежний имиджевый груз давит на артистов и мешает высвободиться для новой истории. А это категорически противопоказано жанру community! Ведь Генри Фонда, которого у Михалкова заменил Маковецкий, был лишь катализатором развития характеров каждого из 11 присяжных.

Сыгранности и гармонии сосуществования монологов нет, например, у героев Алексея Горбунова (кладбищенского директора) и Михаила Ефремова (в образе эстрадного клоуна). Зато Валентин Гафт и Алексей Петренко переиграли остальных своими исповедями о парадоксах любви и конфликте «старого русского» с «новым буржуазным» временем.

И уж совсем особняком обитает в фильме телекомик Юрий Стоянов. Его пародия на продюсера Лисневского не раз вызывает спазматический смех. Признаюсь, меня с этим смехом соседи-критики еще на венецианском как-то не поняли. Впрочем, как и многое другое в «12» не поняли тоже... Лица первых зрителей были напряженными и недоуменными. Реалии, иронию и пафос постсоветских просторов никакими субтитрами не измерить! Зато про Чечню и Михалкова в «иноземном пространстве» наслышаны многие — а за это тоже иногда вручают призы.