«Те, що не вмирає» «Мавка…» в столичной галерее ЦЕХ

Творческий проект «Клиники Дорошенко-Грищенко» называется «Мавка, або Ще не вмерла Україна». До 24 декабря экспозиция развернута в галерее ЦЕХ. По словам куратора, эта акция посвящена национальной идее Украины, только не с политической или научно-философской стороны, а с позиции иррационального сквозь подсознательное и мистическое…

Порадовала атмосфера вернисажа. Людей, как на довольно компактное помещение, немало. Но каким-то странным образом этим вечером сюда не занесло ветром тщеславия ту вездесущую, как оно бывает, разновидность гостей, которые позами и громко произнесёнными будто бы в ничей конкретно адрес фразами бессознательно стараются конкурировать с экспозицией. Никто не мешает картинам завлекать меня к себе. Они большие и пёстрые, порой с норовом. Чувствуешь их тепло, несмотря на формально холодный колорит некоторых из них, где доминирует широкий спектр оттенков имперского пурпура, который люди с испорченным компьютерными мониторами зрением обычно считают фиолетовым. В диапазоне от «Рождения Земли» — «К источникам» Майкла Мерфенко.

Вообще-то арифметическое большинство картин на этой выставке — его работы. Этого художника — родившегося в Шотландии, воспитанного в Австралии, женатого на украинке, жителя Киева — легко узнать по минималистской, едва ли не геометрически простой манере письма… Вместе с тем, пусть не покажется это противоречивым, — по взрывоподобному смысловому эффекту, создаваемому его сюжетами. То есть они не требуют дешифровки, сложного прочтения, а моментально вселяются во внимательного зрителя, подобно вирусам или навязчивым мелодиям типа бетховенской «К Элизе». Надолго ли такой эффект, зависит от индивидуальных особенностей реципиента с его способностью видеть музыку, включая присущие ей паузы… Его картины содержат в себе источник внутреннего света, который в каждой из них горит с почти одинаковой интенсивностью.

Не меньше внимания посетителей привлекли представленные на «Мавке» работы Алексея Захарчука. Восьмидесятилетнего художника с (естественно) кардинально отличными от Мерфенко биографией и опытом, а поэтому и темпоритмом восприятия и ретрансляции жизненных впечатлений. Там выставлены только две его картины, и, вероятно, отчасти именно потому они играют роль неотразимо притягательных объектов для созерцания, провоцируя самую чувствительную публику чуть ли не пустить старосветскую слезу. Не знаю, кураторы ли выставки «Клиника Дорошенко-Грищенко» сознательно ограничились таким количеством работ известного художника или это зависело от каких-то сугубо технических и правовых причин. Тем не менее это безоговорочное попадание в цель. Таким образом вместо банального интеллектуального равновесия между разными типами экспрессивности молодого и старого художников создан мощный генератор эмоций.

Лично я надолго погрузился взглядом в картину Захарчука «Монашеская гора». И за два с половиной часа, проведенных в галерее, возвращался к ней снова и снова. Не навязывая читателю своих персональных, то бишь родственных, ассоциаций, тем не менее опишу её таким образом. Это горизонтально-прямоугольное, почти квадратное окно в украинский мир, в совокупности его природно-климатических и социокультурных измерений. Какая-то (пока несуществующая) партия национально-консервативного толка, ориентированная на экологически сознательный электорат, могла бы себе выстроить целостную идеологическую платформу, основываясь только на сюжете этой картины. Таком простом и однозначном, что иначе как буколической сказкой с открытым финалом этот сюжет назвать трудно. Ничего там нет необычного: вечерняя звезда над девственно зеленой лесистой горой; под горой в сумерках холмистой долины светятся оконца нескольких хаток, прямо вверх дымят печные трубы. Тишина. И ни души вокруг. Итак — каждый человек и домашнее животное в мире этой картины имеют над головой крышу. Дикие звери и люди также, очевидно, присутствуют где-то за пределами рамы этого окна. Но вряд ли — они находятся в таком чужом и безразличном зрителю пространстве, что его, будто мимолётное облако, которое уже почти исчезло за горизонтом, отмечаешь для себя периферийным зрением, чтобы тут же о нём забыть. А прямо перед тобой только мир и покой. Милая сердцу иллюзия: всегда так было, так есть, так и далее должно быть. Сначала переживаешь ностальгический шок, потом прошмыгнёт ящерица скептицизма и, если даже успеешь поймать её за хвост, она все равно убежит, ампутантка. Ну и, наконец, успокаиваешься, соглашаясь с пейзажистом: родная природа — единственная разновидность вечности, на которую следует возлагать надежды. Миф Украины.

Третьим фрагментом, от которого зависела и достигалась целостность выставки, была музыка. Алла Загайкевич — вероятно, наиболее известный в мире современный украинский композитор — с парой ноутбуков Apple, микрофоном и набором собственно акустических приспособлений расположилась точно между двумя картинами: «Монашеской горой» Захарчука и «Ведьмой» Мерфенко. Выбор места не был случайным. В музыкальных туманах, которых нагнала и развесила в аудиопространстве галереи госпожа Загайкевич, словно зримо (опять некуда деться от взаимопревращения вербальных форм) витали отголоски церковных молитв и колдовского шепота, фыркали мавки, хохотали русалки и ревел ураганом тот-кто-плотину-рвёт, порой снова наступала тишина, и так снова и снова по кругу, овалу, извилистому лабиринту... Напрашивалась интерпретация: невыразимо болезненная история все ещё аморфной в создании государства нации, переданная звуками конкретной музыки.

Думаю, этой выставке посчастливилось стать одной из самых интересных среди компактных художественных акций, состоявшихся в Киеве в течение уходящего года…