СТОЛИЧНАЯ ОПЕРА ИЛИ ЛАВКА СТАРЬЕВЩИКА?

Что-то случилось с Национальной оперой. То, чего мы раньше только боялись, произошло наяву. Застой перестал быть угрозой, он превратился в повседневность, надёжно «законсервированную» свыше. Неужели всё так безнадёжно и в оправдание происходящему достаточно выдвинуть затасканные аргументы о недостатках средств или малых зарплатах? Нет, к сожалению, всё гораздо сложнее. То есть понять-то как раз просто, а вот противостоять этому крайне сложно. Но, возможно, для начала стоит хотя бы не молчать. Тем более что блестящим примерам процветания оперной жизни хотя бы у нашего восточного соседа — несть числа. Не говоря уж о ближнем зарубежье. Там давно стало ясно, что сегодня в Европе театр может сам зарабатывать деньги. И благодаря этому не просто сыто жить, но и так устроить свой творческий процесс, чтобы были рады все — и зритель, и артисты.

Литература и драматический театр, которым пророчили неминуемую смерть ввиду засилья кино, телевидения и компьютеров, благополучно процветают даже в нашей Богом забытой стране и пробивают себе дорогу к глазам, сердцам и душам зрителей и читателей. Там всё как-то происходит само собой, ибо зависит исключительно от индивидуальной творческой инициативы художника. В каких же случаях возможно торможение естественного процесса развития той или иной ветви художественной жизни? Очевидно следующее. В таком большом и сложно устроенном организме, как оперный театр, мало чистого творческого порыва. В этом случае любой новый творческий порыв во всем должен угодить творческому руководству, во всяком случае как-то корреспондироваться с его позицией. В театре не может родиться что-нибудь новое исключительно волей одного-двух человек из творческих низов. Многое, если не все, будет зависеть от дирекции. Поэтому было бы слишком большой поблажкой именно дирекцию считать бессильной и ни в чём не повинной. Каковы же мотивы бездействия руководства Национальной оперы? Почему одно, два, три поколения слушателей хранят в памяти и благоговейно обсуждают одни и те же спектакли, которые по счастью оказались на сцене нашего театра пару десятилетий назад и теперь, похоже, призваны вечно украшать уже слегка ветхую и потрёпанную афишу столичной Оперы?

Наше руководство разительно отличается от иных «руководств», известных истории европейского оперного театра ХХ века. Цель творческого руководства Национальной оперы Украины — любой ценой удержаться в кресле, сохранять стабильный заработок и делать как можно меньше нового. Этот тройственный принцип подхода к обустройству оперного дела в Киеве приводит к печальным результатам. Хорошо бы еще творческими боссами Нацоперы руководили честолюбивые помыслы, желание прослыть реформаторами. Ну и заработки... это ведь тоже не лишнее. Но нет. «Модус поведения» дирекции не столь здрав и прагматичен. Если заработки — то на сплошном застое и бесконечном повторении пройденного. Если уж реформы — то только ради того, чтобы придумать повод вновь «протащить» в афишу очередное старое название под соусом премьеры или возобновления. А стремление удержаться в кресле — не ради дела, а примитивное, «совковое», которое предполагает священное соблюдение принципов «как бы чего не вышло» и «не ошибается тот, кто ничего не делает».

Можно ли себе представить, что Герберт фон Караян, Карл Бём, Рикардо Мути и т.д. имели бы ту же мотивацию в творчестве, что и лица, стоящие во главе художественного руководства нашего театра? Разумеется, нет. Такой способ обращения с первым театром страны показался бы им кощунственным даже для анекдота. А у нас всё сходит с рук. Но можно ли тут что-то изменить? Рецепт вроде бы прост. Не шельмовать, не охаивать, а просто взять под белы ручки и вывести из насиженных кабинетов, подыскав достойную замену, возможно, из рядов молодёжи. Но это невозможно уже по другим причинам. А именно: брать под ручки и выводить должны будут те, кто сам как огня боится оторваться от насиженных кресел. Кресел, которые намертво привинчены к полу в Министерстве культуры и искусств, разнообразных комитетах и прочих соответствующих инстанциях. И не всякая ягодичная мышца охотно оторвётся от их бархатной обивки…

Почему главный дирижер театра Владимир Кожухарь, найдя тропу в сторону более-менее денежных сценических площадок европейской провинции, позволяет себе без конца, из года в год вывозить одни и те же спектакли? Лишь бы они были «его» спектаклями, то есть лишь бы он сам оставался при деле. А что получит киевский слушатель — это абсолютно всё равно! Не хотите в сто двадцать первый раз слушать «Любовь к трём апельсинам»? А извольте. Ибо спектакль надо «прогнать» перед очередным весенним вывозом в Швейцарию. А как там насчет «Трубадура»? Ну уж нет, тут надо дважды подумать, так как этим спектаклем Кожухарь не дирижирует. И дорога на гастроли ему, скорее всего, будет закрыта. Как видим, принцип до трогательности прост. Боже упаси, мы далеки от мысли назвать это коварством. Скорее это какая-то потаенная игра тончайшего интеллекта и проявление творческой воли дирижёра. Жаль только, что нам ёё, увы, не понять. Здесь как нельзя кстати вспомнить выражение Римского-Корсакова: «Дирижирование — дело тёмное». Вот уж действительно. Особенно если учесть, что маэстро, как правило, не отягощает себя посещением уроков тех солистов, которые готовят новые партии в его спектаклях. Что это? Трогательное доверие к коллегам? Но ведь при Симеонове или Турчаке было совсем иначе…

Те же принципы лежат в основе деятельности главного режиссёра театра Дмитрия Гнатюка. В феврале пройдет возобновление «Катерины Измайловой», в своё время поставленной Ириной Молостовой. Зато теперь этот спектакль будет числиться за Гнатюком. Не секрет, что раньше у Дмитрия Михайловича было другое отношение к этому спектаклю (то ли к музыке Шостаковича, то ли к работе Молостовой). Сейчас, судя по всему, мэтр смягчился. Взять еще один спектакль «под своё крыло» — разве же это не приятно? Непонятно лишь одно — что нового может дать театру этот режиссёр? И в «Катерине», и вообще. Почему он уподоблен фараону, чья пожизненная власть не подлежит ни передаче другому лицу, ни обсуждению простыми смертными? Главное — в сотый раз придумана причина не делать ничего нового, не напрягаться. Хотя Гнатюку не мешало бы вспомнить другие времена. Ведь выпускал же когда-то театр по четыре-шесть оперных премьер в год. Но светлые страницы прошлого мало значат для нашего руководства. Например, 75-летний юбилей Ирины Молостовой в январе сего года театр решил полностью проигнорировать. К счастью, не так поступили в театре им. Леси Украинки, для которого Молостова сделала много, но уж никак не больше, чем для Национальной оперы. А вот именно в Национальной опере она вдруг оказалась не в чести, да и спектакли её понемногу уходят из репертуара (обидным упущением стало изъятие из афиши её «Тайного брака», а катастрофическим упущением — полное забвение её «Хованщины»). Видимо, имя Ирины Александровны нынче «не в фаворе» как раз потому, что от неё всегда веяло какой-то малоудобной самостоятельностью и бескомпромиссностью.

В прошлом году в театре много говорили о перспективе постановки «Дона Карлоса» Верди. Хоть название это для Киева и не новое, но всё же был шанс осуществить какую-то свежую постановочную работу и задействовать творческую молодежь в шедевре мирового итальянского репертуара. Меццо-сопрано увлечённо бросились тайком учить или повторять партию Эболи. В воздухе пахло праздником. Но вдруг эта инициатива, внесенная итальянским режиссёром-постановщиком оперы «Турандот», неожиданно угасла. Появилась новая идея — по поводу «Джоконды» Понкьелли. Тоже вроде бы совсем неплохо. Но потом решили — ведь лучше ничего, чем что-то. И теперь получается, что до конца этого сезона зритель, скорее всего, так ничего нового и не увидит. Событиями в итоге станут лишь возобновление совсем недавно снятой с репертуара «Ромео и Джульетты» Гуно в конце ноября и уже упомянутое предстоящее капитальное возобновление «Катерины Измайловой». Такая вот лавка старьёвщика. И нет этому конца.

Опасно, что в театре укоренилась мысль о незаменимости корифеев, стоящих во главе творческого процесса. Посему получается, что смену готовить просто незачем — у нас, видите ли, и так уже есть бесценные кадры, беспокоиться нечего. И поэтому молодежь не может себя достойно применить в стенах театра (солисты сейчас в виду не имеются). Появился Кирилл Карабиц за пультом и так же внезапно исчез, отбыв работать во Францию. Приняли в театр молодого дирижера Аллу Кульбабу, но ей пока передают лишь старые спектакли, в частности, спектакли её педагога, всё того же Владимира Кожухаря. Режиссерская молодежь имеется в количестве двух человек, но серьёзной работы она не имеет и вряд ли получит в обозримом будущем.

Уподобив театр гигантской рыбе, её головой мы вынуждены будем признать генерального директора Петра Чупрыну. Он избрал позицию какой-то ангельской лояльности по отношению к солистам. С ним можно поговорить о наболевшем. Пожалуй, демократизма ему не занимать. Было бы замечательно, если бы всё вокруг во «вверенном ему театре» не выглядело так плачевно. Может быть, именно в его руках находятся какие-то потайные рычаги, способные сдвинуть дело с мёртвой точки. Иначе наши внуки, при взгляде на афишу Национальной оперы, будут читать те же названия и всё так же смотреть «Наталку» и «Запорожца» в запыленных декорациях прошлого века. А жители швейцарских городков к тому времени уже, видимо, выучат на память «Любовь к трём апельсинам» и «Ромео и Джульетту» со всеми особенностями французского произношения наших соотечественников.