Портрет Сергея Елпатьевского работы Бориса Васильева-Пальм (Керчь, 1998) |
Может ли одна жизнь вместить такое количество «наслоений воспоминаний»? Может, если она охватывает столь непохожие эпохи, в данном случае — заката Российской империи и первых лет советской власти. Нельзя сказать, что имя писателя и врача Сергея Яковлевича Елпатьевского (1854 – 1933) и сейчас на слуху. Классические и медицинские энциклопедии содержат скудную информацию о «сыне дьячка, беллетристе, мемуаристе, революционере-народнике», подвергавшемся арестам и сосланном в Башкирию, а позже – на три года в Восточную Сибирь. И самая малость – о врачебной деятельности С.Елпатьевского… в «Кремлевке», где он, ни много ни мало, лечил самого Владимира Ленина.
До революции среди его пациентов были писатели Лев Толстой, Антон Чехов, Максим Горький… В доме С.Елпатьевского в Ялте, где он жил с 1897 по 1922 годы, подолгу гостили Леонид Андреев, Александр Куприн, Иван Бунин, Викентий Вересаев, дальние родственники — Марина и Анастасия Цветаевы и многие другие ярчайшие представители литературно-художественного бомонда. Не чужд был он и политики — защищал французского офицера Альфреда Дрейфуса, неправедно обвиненного в шпионаже на волне антисемитизма во Франции. Интересно, что С.Елпатьевский не раз упоминался и в работах Ленина, чаще отнюдь нелестно. В статье «Радикальный буржуа о русских рабочих», с присущей вождю мирового пролетариата безапелляционностью, Ленин утверждает, что «не широк кругозор нашего народника, мелок его анализ».
Но не только эти интереснейшие страницы жизни разносторонне образованного человека привлекают внимание. Буквально за год до начала Первой мировой войны, в 1913-м (столь любимом советскими социологами и историками), «Книгоиздательство писателей в Москве» выпустило его «Крымские очерки». Вновь они увидели свет лишь в 1998 г. благодаря феодосийскому издательскому дому «Коктебель».
В путевых заметках С.Елпатьевский отдал должное почти не тронутым цивилизацией уголкам крымского побережья – Балаклаве, Коктебелю, Отузе, Карадагу и Судаку. Балаклава, «тихая, уютная, скромная», стоит несколько особняком лишь с точки зрения географии. Маленький греческий городок неподалеку от Севастополя, и его коренные жители, пленившие не одного С.Елпатьевского, но и А.Куприна, написавшего свой великолепный цикл рассказов «Листригоны», манил многие тысячи «туристов» еще в начале века. С.Елпатьевский не скрывает своего восхищения: «Покойно в Балаклаве… Не свистят пароходы, не громыхают поезда, не звенят трамваи, не шумят извозчики, не кричат люди… Здесь можно отдыхать от жизни… Хорошо здесь жить, вероятно, хорошо и умирать». Лишь недавно Балаклава, бывшая закрытой военной базой, стала доступной и нашим современникам.
Многие читатели могут возразить, что вот, мол, Крым становится все краше. И Генуэзская крепость в Судаке сохранилась, и в XXI веке стала не менее притягательной, чем в 1913 году, когда
С. Елпатьевский писал: «Она хороша в знойный день, когда темная, угрюмая скала поднимается из недвижимого бело-молочного моря и вырисовываются на синем небе ее башни, зубцы стен; но особенно хороша ночью, когда сквозь набегающие облака льется тихий, смутный свет луны и белая, мертвая дымка окутывает тлен и разрушение… Тогда старая крепость встает цельная, живая, по-старому могучая, тогда грезится, чудится, тогда встают старые сны…». Но на набережной современного, бурно развивающегося, не в меру космополитичного Судака «старые сны» могут лишь пригрезиться. Крепость, такая ухоженная и чудом сохранившаяся, – скорее, инородное тело среди летне-осенней курортной вакханалии.
Не увидим мы в очерках об этих сокровенных уголках древней Тавриды и безапелляционного критицизма, столь знакомого по многим публикациям, и некоего помпезного обожествления. Все же С.Елпатьевский – врач-практик, и сейчас многие его советы и ненавязчивые рассуждения актуальны. Тот, кто хоть раз побывал в Судакской долине, согласится, что «их, северных людей, давят горы, им тесно и узко в горах, в долинах, сжатых высокими хребтами, — им жестко от камня. Им, привыкшим к красоте дали и шири, мало одной морской дали, в особенности летом, когда северный глаз привычно ищет зелени лугов и широких полос полей… Судак более приемлем для северных людей, приезжающих в Крым в первый раз».
Очень точно подмечено. Печальной меланхолией веет от такой архаики: «Помимо освобождения от камней, немалую роль в приятности судакского лета играет и некоторое освобождение от людей, которых тоже, как и камней, немножко много на Южном берегу и которые в Ялте, в Гурзуфе, в Алупке и Симеизе — если не ходят в горы — по необходимости целые дни толкутся в узком пространстве, отведенном им камнями… В Судаке пока еще просторно».
Сам врач-беллетрист постоянно не жил в Судаке, Балаклаве или же Коктебели (эта болгарская деревушка у него почему-то женского рода), но именно в эти места его тянуло. Впрочем, тянуло вынужденно. С.Елпатьевский, выселенный из Ялты за «политическую неблагонадежность», писал: «Постоянного угла не было, в Ялту, на Южный берег, пока там царствовал Думбадзе (ярый черносотенец, градоначальник Ялты. — С.М.), мне дороги не было, и я кочевал по Крыму, то в Севастополе, то в Симферополе, в Феодосии, в дешевых местах, как Балаклава, Коктебель, Отузы».
Благодаря редактору и издателю Дмитрию Лосеву и неутомимому ялтинскому краеведу, доктору медицинских наук Владимиру Навроцкому «Крымские очерки» переиздали тиражом в 3 000 экз., но очень скоро они станут библиографической редкостью. В.Навроцкий, на счету которого немало интересных находок, случайно обнаружил статью С.Елпатьевского «Как это случилось?» ( в альманахе «Отчизна», Симферополь, 1919). Как же актуальны мысли, высказанные 85 лет тому назад и блестяще опровергающие сентенции В.Ленина! «История России — это история бесконечного расширения ее границ при отсутствии «гражданской истории, норм гражданской жизни, уважения к закону, к правам личности — с отстаиванием отдельным человеком своего «я», — своего индивидуального права, при «отсутствии чувства собственного достоинства».
«Крымские очерки» — ценный документ эпохи, грустное повествование о давно минувших днях. Это уже история. Как греки-рыбаки в Балаклаве, коктебельские болгары, немцы в колонии у Судакской крепости, караимы и крымчаки, и, совсем еще недавно крымские татары, возвращающиеся в свой, и такой не родной им Крым. Остаются с нами лишь «старые сны». Очерки Сергея Елпатьевского должны стать настольной книгой не только у краеведов и историков, но и обыкновенных туристов. По ней всегда можно сверить, сколько же страниц из крымского паспорта образца года 1913-го еще сохранились.