Была, была неизъяснимая грусть в только что закончившемся Международном Берлинском кинофестивале. Через год он въедет в новый, грандиозный фестивальный комплекс, в коем и поплывет в грядущее третье тысячелетие. Ну, а в этом все, финита. Не будет больше торжественной тишины Цоо-Паласта, радостной суеты у кинотеатров. Многое будет по-другому.
Но фестиваль будет. Вряд ли в обозримом будущем он уступит кому бы то ни было место в тройке самых престижных кинофорумов мира. Стоит крепко. По-прежнему связывая Восток и Запад. Ибо Берлин всегда был внимателен ко всему, что происходило в Восточной Европе, Азии. С Африкой получается хуже - ну, нет пока что там большого кино.
В этом году, однако, привычной интриги не получилось. Ее не могло быть. В большом конкурсе не было ни одной картины из наших краев. Об Украине я молчу - чего уж тут говорить? Но не было и России, не было Польши и Чехии, Венгрии и Югославии. Лишь в короткометражном конкурсе отхватили утешительных «Золотых медведей» Сергей Овчаров за «Фараона» (это первый фильм из замысленного сточастевого сериала об истории человечества - в комическом преломлении) да поляк Петр Карвас («Маски»). Из Японии была весьма посредственная лента «Голый закон» Йошимитсу Мориты. Не «тянула» на приз и гонконгская картина «Обыкновенные люди» Энна Гуя, социальная драма, снятая в документальной стилистике. И это весь Восток, поскольку турок и израильтян как-то привычно уже причисляют к Европе.
Потому-то ожидалась дуэль Запада с Западом же, Европейских штатов с американскими. Устроители обещали, что фестивальная речь будет иметь «европейский акцент». Если судить по количеству, то обещанное не исполнилось. В полнометражном конкурсе присутствовало восемь американских и две канадские картины, да плюс еще три специальных показа. От Европы - одиннадцать (три из Франции, по две из Испании и Германии, ни одной - из Италии, Греции, Швеции и так далее).
Еще несколько лет назад такого не было. Теперь есть. Просто поразительное доминирование кинематографа одной страны. Притом очевидно, что как минимум три фильма США в конкурс попали явно не по творческим достижениям. Один из них, «Восемь миллиметров» Джоэля Шумахера, нечто среднее между триллером, детективом и кинооперой, вызвал разве что издевательские восклицания в зале.
Два американских конкурсных фильма вызывали особое любопытство - они из номинантов на «Оскара». «Тонкая красная линия» Теренса Малика ожидалась еще и потому, что режиссер, сделав себе достаточно громкое имя в 70-е, неожиданно замолчал - на целых двадцать лет. О нем уже и думать забыли, и вот, нате вам. Жюри присудило Малику «Золотого медведя», оценив «воскрешение» высшим фестивальным баллом. 13-кратному оскаровскому номинанту, «Влюбленному Шекспиру» (его поставил английский режиссер Джон Мадден, сумев соединить американский постановочный шик с британской культурной основательностью), повезло меньше - «Серебряный медведь» за сценарий Марка Нормана и Тома Стоппарда. Еще один британский режиссер Стивен Фрирз удостоился звания лучшего режиссера за картину «Деревня Хай-Лоу», совместного производства США-Великобритания. Канадца Дэвида Кроненберга жюри тоже осчастливило «Серебряным медведем» и словами о «выдающемся художественном достижении» за фильм «Existen».
«Тонкая красная линия» в чем-то напоминает спилберговскую ленту «Спасти рядового Райана», тоже претендента на «Оскаров». Та же вторая мировая война, та же жесткость в показе военных баталий. Только у Малика все это дело происходит в тропическом раю - буквально так. Хотя в нем случаются, конечно, и крокодилы - именно с его кровожадной пасти и начинается фильм. Но то, что мы потом увидим, не снилось никакому крокодилу (его, кстати, мы затем увидим связанным бравыми вояками). Рай превратится в ад, в пекло. Это подарочек цивилизации - режиссер явно не на стороне последней, тупая, беспощадная битва штатовцев с японцами, коих, впрочем, мы долгое время не видим. А потом они появятся - и будут истребляться с немыслимой жестокостью. И лишь один из героев картины будет вызывать и вызывать себе в помощь образ жены - из мирного прошлого, которое тоже теперь кажется раем...
Картину датского режиссера Серена Крага-Якобсена «Последняя песня Мифуне» оценили вторым по значимости призом - Гран-при жюри, «Серебряный Берлинский медведь». Ну, чуть-чуть отстал. Что-то роднит фильмы двух победителей, при всем их жанрово-стилевом различии. Наверное, антицивилизационный мотив. В «Мифуне» (да, знаменитый японский актер обратился в знаковую фигуру ленты датчанина) герой, волею судеб, уезжает из столичного Копенгагена в провинцию, где живут все больше чудики, люди, выпадающие из нормы - с точки зрения жителя большого города, конечно.
«Мифуне» - это еще и «Догма-3». Имеется в виду, что это третья по счету реализация ставшего уже знаменитым манифеста группы датских режиссеров под названием «Догма-95». Текст манифеста, как известно, был обнародован на прошлогоднем Каннском фестивале. Включен он и в рекламный буклет «Мифуне». В Каннах тогда сенсацией стала картина главного закаперщика «Догмы» Ларса фон Триера «Идиоты» - она как бы иллюстрировала манифест. В последнем публике предлагается версия, суть которой в том, что кино, по сути дела, умерло в 60-м, после неудавшейся попытки французской «новой волны» его воскресить. А все дело в проклятой буржуазности и в концепции авторства, этой «отрыжке буржуазного романтизма».
«Догматики» настаивают на том, что кино - «не личностное дело». Выход такой - «одеть наши фильмы в униформу, потому что индивидуальный фильм - фильм упадочный по определению. Следует просто запретить себе любые личностные проявления, стать киномонахом, приняв нечто вроде «обета целомудрия». Этот обет включает десять правил. Главным образом это то, чего нельзя. Нельзя снимать в павильоне и с реквизитом, только на натуре. Звук никогда не записывается отдельно от изображения. Камера должна быть ручной. Пленка цветная, классического 35-мм формата, искусственное освещение запрещается. Как и внешнее действие, всякий там «экшен». Жанр, комбинированные съемки - туда же. Имя режиссера не должно присутствовать в титрах.
В «Идиотах» романтизма и вправду нет - ни малейшей «отрыжки». Правда, к середине фильма тебя начинает слегка подташнивать: впечатление такое, что ты в болтающемся самолете. Это все ручная камера, с которой оператор бегает за обществом людей, решивших сбросить с себя буржуазные условности, стать «идиотами». Эффект картины для меня странен - начинаешь чувствовать и себя этим самым «крейзи» с болтанкой «крыши». Не хватает только, чтобы в зале еще и дурные запахи появились - полное тогда будет погружение в доцивилизационные потемки. С отказом от своей зрительской личности - зачем она, и так хорошо!
Герой «Мифуне», добропорядочный житель Копенгагена Крестен (Андерс В. Бертхелсен), окончательно обуржуазился, то бишь женился. В брачную ночь, однако, женушка ведет себя безо всякой там зажатости - в длинном и сладком оргазме орет, как сумасшедшая. Наш человек, «идиотка» то есть. Не то что Крестен - он при виде такой раскрепощенности пугается, прямь лица на нем нету. Боится он естества, не хочет его. Прячет в латы японских приемчиков - такой себе самурай мифуновский.
Но тут умирает отец и приходится срочно десантироваться в провинциальную действительность. А там брат, придурок полный, а там приходится нанять Ливу, оказавшуюся проституткой в бегах. Дитя буржуазного порока. Здесь она, впрочем, тоже трахается, но по естественному порыву, зову природы. Хотя у меня сильное подозрение, что снимали с искусственным освещением - уж больно красиво.
Словом, наносное, буржуазно-личностное начинает слетать с нашего героя. Вот только «идиотство» здесь не физиологично, как у фон Триера, оно точно прописано в реальности - культурной и социальной. Стремление уйти от повседневного здравого смысла, от рациональной просчитанности поведения... Чем-то напоминает русскую деревенскую прозу, или нашу украинскую, «химерную» - где тоже немало «крейзи», съездов с «крыши», эдакого карнавального отказа от своей самости - с тем, чтобы в коллективном ярмарочном экстазе найти ее. Сложная вещь, зараза, потому люди и впадают вот в это самое идиотство. И даже пытаются его отлить в левацкого толка формулах.
Известный финский режиссер Аки Каурисмяки в своей «Юге» (картина из программы «Форума», это неофициальная часть Берлинале, в которой стремятся собрать фильмы поискового, экспериментального плана) тоже рассказал об идиотстве. Фабулу классического романа Юхани Ахо он переносит из XVIII века в наши дни. Простая женщина Юга имеет такого же простого и надежного мужа, земледельца и труженика. Но поди ж ты увлек ее проходимец в городские нети, соблазнил цивилизационный цацками. Кончается плохо - Югу сдают в публичный дом. Муж едет ее отвоевывать - на манер недавней российской «Окраины» (была в том же «Форуме»). Обошлось, правда, без кровопийства - финские мужчины посдержаннее...
Всю эту историю режиссер рассказывает уморительно смешно, стилизовав ее под немое черно-белое кино - с таперной музычкой и титрами. Насмешничает - уж не над священными ли догмами классика фон Триера? Антидогматичный человек, этот Каурисмяки. Успел откликнуться на новые веяния.
А в целом «европейский акцент» в этот раз имел отчетливую социальную окраску. Так или иначе выходили на социальную драму. Француз Бертран Тавернье в картине «Все начинается сегодня» (критики удостоили ее приза жюри
ФИПРЕССИ) повествует об учителе дошкольного учреждения Даниэле Лефевре (Филипп Торретон), который внезапно для самого себя открывает сектор беды в казалось бы благополучной и сытой Франции. Увы, ему не удается предотвратить беду - мать одной из воспитанниц не выдерживает тягот нищенской жизни и накладывает на себя руки, предварительно отправив на тот свет детей. Все происходящее до предела обостряет зрение главного персонажа - как карточный домик рушится витринная картинка французского провинциального благополучия. В фильме присутствует и мораль, хоть и растворенная в тексте: нельзя сидеть сложа руки. Если хочешь изменить мир, начинай делать это сегодня, сейчас. Просто завтра может быть уже поздно...
В греческом «На краю города» Константинаса Гианнариса (его показали в «Панораме», еще одной части Берлинале) тоже так называемые «трудные семьи». Это молодые греки, десяток лет назад в детстве вывезенные из Казахстана на историческую родину. Но вот же - так и не приживаются они здесь, так и воспринимают окружающую жизнь как чуждую, даже враждебную. Казахская степь возникает в сознании как уютная колыбель, а может, и рай, из которого их зачем-то вывезли.
И в конкурсной португальской «Глории» (режиссер Мануэла Виегас), «Военной зоне» Тима Рота, российском «Блок-посте» Александра Рогожкина, казахском «Аксуате» Серика Апрымова (тоже «Панорама») и ряде других фильмов мы видим, как человек бьется в чуждом ему пространстве - и как часто проигрывает! Уходя, в итоге, в духовное и физическое бомжество, плюя на все на свете. И даже благополучные немцы представили в конкурс картину об этом же - в «Ночных ликах» Андреаса Дрезена (актер Михаэл Гвиздек получил «Серебряного медведя» за лучшую мужскую роль) мы видим ночной блистающий город, на фоне которого столько униженных и оскорбленных...
Нет, как по мне, Европа на сей раз переиграла Америку - своей отзывчивостью, своей болью и состраданием. Романтизма и буржуазной стерильности вправду стало меньше, зрячести больше. В выигрыше и кино как таковое - ищутся новые и вспоминаются старые языковые средства постижения реальности.
О нашей беде вспомнили тоже - в «Форуме» показали австрийскую документальную ленту «Припять» (режиссер и оператор Николас Гейхалтер). Она о людях, живущих и работающих в радиоактивной зоне. Сделано практически без каких-либо выкрутасов - статичными длинными планами. Люди рассказывают о себе, просто и безыскусно.
Ну, а самую приятную новость я приберег на конец. В дни Берлинале стало известно, что наш знаменитый режиссер Кира Муратова получит премию Академии искусства Германии за выдающийся вклад в мировую художественную культуру. Ее вручат Муратовой в Берлине 18 марта. Ко всему еще и 30 тысяч немецких марок. Нет, Германия не теряет интереса к нашей культуре. И есть еще в ней имена. Дай только Бог, чтобы появлялись и новые... До встречи в новом тысячелетии, Берлин!