Россия, коричневый туман. В Киеве показали кино про «обыкновенный фашизм»

Картина Павла Бардина «Россия 88» уже отметилась на родине и за ее рубежами. Чаще — на закрытых или специальных показах. Поскольку тема весьма взрывоопасная, запретная в России. Это фильм о скинхедах-неофашистах. О коричневом тумане, который, глядишь, может накрыть бескрайний березовый ситец российских просторов. Особых фестивальных поощрений эта лента не имеет. Даже на нашей недавней «Молодости» ее «не заметили» (а жаль). Создатели картины — режиссер Павел Бардин и актер Петр Федоров — рассказали «ЗН», как их лента ищет и находит своего зрителя.

Тот, кто следит за тенденциями в мировом кинопроцессе, наверняка знает, что «Россию 88» представили в 2009-м даже на Берлинале. Правда, не в главном конкурсе, а в «Панораме». Некоторые критики уверены, что для основного конкурса эта лента оказалась уж слишком радикальной. Потому что фильм выстроен в стилистике псевдодокументального кино. Режиссер Бардин умышленно имитирует главный стилистический ход: якобы весь киноматериал в этой ленте сняли сами российские скинхеды, чтобы донести свои идеи до широкого круга, а затем выложить неофашистский ролик на YouTube. Поэтому лента и воспринимается как любительская съемка — но это поначалу. Затем прорезается нечто более сентиментальное: герой-скинхед Штык (Петр Федоров) потрясен тем, что его сестра влюбляется в «инородца»…

Таким образом, псевдодокументализм и мелодрама объединяются в этой истории, чтобы открыть зрителю, может быть, и неведомые страницы современной России… Страны, победившей фашизм, а нынче — в некоторых аспектах — пытающейся его едва ли не культивировать.

***

— Петр, как «Россия 88» все-таки нашла своего зрителя?

Петр Федоров: Скандальная слава этого проекта способствовала тому, что наш фильм выпустили в огромном количестве пираты. Сейчас он выложен в Интернете, его часто скачивают. C раскруткой этого фильма связана наша недавняя большая поездка по России. Городов тридцать с некоммерческими показами. А также с общественными дискуссиями, где собирались представители различных слоев российского общества.

— Что значит — некоммерческие показы? Благотворительные, что ли?

Павел Бардин: Несколько таких показов мы организовали сами. Но в основном этим занималась компания «Фронт-лайн» вместе с Союзом журналистов. Потом подключилось информагентство «РосБалт». Были показы в Питере, Барнауле, Воронеже, Новосибирске, Перми, Горно-Алтайске. Потом, уже отдельно от нас, сделали автопробег под «флагом» этой картины — из Вологды на Соловки.

— А дискуссии со зрителем были напряженные? Случались, скажем, провокации со стороны реальных героев вашей картины, тех же скинхедов?

П. Б.: Особых провокаций не было. Но дискуссии показали уровень современного зрителя. С некими «претензиями» к нам обращались только во время больших публичных просмотров. Не все приняли стилистику ленты. Я считаю нормальным, если человек высказывает претензии, соблюдая при этом правила общения.

***

Фильм Бардина лишен сантиментов. В нем ярость, срез социума воспроизведен с документальной дотошностью — откровенно и беспощадно.

Начинающий кинорежиссер Эдик бегает за своим кумиром с видеокамерой — иногда это скрытая съемка, иногда опрос населения на улицах и в электричках о том, кому должна принадлежать Россия, иногда home video на точке у фашистов в подвале — туда, куда бы нас, причесанных и либеральных, никогда не пустили. Так, имитируя «живую» видеосъемку, авторы создают эффект присутствия зрителя в жизни-деятельности лидера банды Штыка.

Мрачная, если честно, жизнь. Военная и неуютная. Полная ненависти, самоутверждения и борьбы. Жизнь, где дословно воспроизводят тексты пропаганды фашистских группировок, гуляющих в открытом доступе в Интернете.

Бардин и команда вдохновлялись реальными художествами агитации ультраправых — видеороликами, лозунгами, программами. Амуницию и декор для фильма покупали в реальных магазинах. С таким же пристрастием и вдохновением Павел Бардин и его продюсер (исполнитель главной роли Петр Федоров) попытались рассмотреть поближе людей, спасающих Россию от «чурок».

***

— Павел, в каких условиях вы создавали свой фильм? Должно быть, в не очень комфортных?

П. Б.: Скорее, в жестких. Ведь это была и производственная необходимость. Наша изначальная идея — снять кино, которое не требует от создателей многого, помимо энтузиазма и профессионализма. А все, что нужно было для съемок именно такого кино, у нас было. Поэтому и сняли быстро — за полтора месяца.

— Учитывая особенности темы, насколько законспирированными были сами съемки? Вы рассказывали, как во время съемок передвигались в метро при полной амуниции, и вагон, в который влетела эта «банда», был шокирован — многие испугались таких вот «неонаци».

П. Б.: Так или иначе, все равно ведь все увидели: это съемочная группа, а это — артисты. Мы ни от кого не прятались, но и ничего особо не афишировали. «Россия 88» — это не подпольное кино, а просто стихийное. И с не совсем киношной организацией процесса. Хотя базовые элементы, планирование например, были. Не было осветителей. Не было того, без чего в такой теме и такой стилистике можно обойтись.

— Вас часто упрекают за надуманный финал.

П. Б.: Я спокоен, если эти упреки звучат только от кинокритиков. Финал и не мог быть другим. Поскольку был придуман вначале, а уже потом появилась история. Но даже некоторые кинокритики после просмотра в первую очередь говорят об эмоциях. Некоторым стало страшно после нашего фильма. Он вызвал у них и ненависть, и чувство протеста.

— У меня, например, после картины возникло ощущение, будто меня отхлестали по щекам.

П. Б.: Если такое ощущение возникает — значит, это победа. А претензии по деталям — для меня это не важно.

— Документальная стилистика была задумана вами еще на уровне сценария? Уверена, если бы была оболочка обычного художественного фильма, то «Россия 88» не произвела бы такого беспощадного эффекта.

П. Б.: Как раз для достижения именно такого эффекта документальный прием и должен работать. Это форма присутствия зрителя в конкретной истории. И она позволяет сократить расстояние между залом и экраном. Часто у меня спрашивают: почему не просто съемка, а съемка от лица режиссера-любителя — как будто это я сам? Но у меня идентификация не с конкретным персонажем. Скорее со Штыком. А роль Эдика-режиссера писалась под реального человека. Это был отличный опыт коллективного соавторства. Есть, правда, и другой подход — сильные личности в кино, эдакие мегаманипуляторы.

***

Откуда же в России эта волна неофашистской идеологии? К ответу картина «Россия 88» подошла настолько вплотную, что ужаснула даже тех, для кого нет скидок на то, что нацисты в России могут быть художественным вымыслом. Тот же режиссер Бардин говорит: «У меня политическая шизофрения, я не понимаю, чего сегодня хочет власть. Вместо открытого диалога у нас существует некая система сигналов. И сигналы эти совершенно разные. С одной стороны, Дмитрий Медведев публично осудил национализм. С другой — нетерпимые высказывания позволяют себе крупные чиновники на уровне заместителя министра ГУВД. К ним можно было бы применить меры… Но этого не происходит. А противостоять этому можно только открытой дискуссией, которая будет вестись в СМИ, в том числе и на ТВ. Позиция исполнительной власти должна быть однозначной — признание проблемы. Национализм — это болезнь, которую необходимо лечить…»

Тем не менее фильм по-прежнему не в прокате. Он путешествует по фестивалям. Резонанс нешуточный. Не только благодаря острой теме, но и такому немаловажному качеству, как талант создателей. Ведь по большому счету «Россия 88» — кино зрительское. В нем есть индивидуальная судьба в разрезе проблемы нынешнего времени. Есть и невероятно привлекательный герой Штык — сильная личность, мачо, герой с отрицательным обаянием. Есть юмор и горечь. И даже мелодраматический финал в духе «все умерли».

***

— Ситуация в российском независимом кино очень изменилась за последние несколько лет. Это кино сильное и даже звездное. Если фильмы не все видели, то имена режиссеров уже на слуху.

П. Б.: Что считать «независимым» кино? Если исключить людей, которые берут господдержку, останется очень маленький пласт — в него войдут разные фильмы, странные, но вполне мейнстримовские. Но в России независимым кино называют другое… Отчасти оно не зависит от зрителя, но также не зависит от канонов мейнстрима, от формата телевизионного и позволяет себе больше, чем мейджеры кинотелевизионные.

В этом году программа «Кинотавра» — сплошь то самое независимое кино. Кино молодых на острые и неудобные темы. Хорошо, что много разных режиссеров — от Хржановского до Бекмамбетова, от Германа-младшего до Вырыпаева. Разброс тем, жанров, вариантов цветокоррекции…

П. Ф.: Такое ощущение, что дали возможность выхлопа. Интересно, что будет дальше? С тем же Хлебниковым или Вырыпаевым, «Кислород» которого, кстати, мне очень понравился.

— Кино — это магия. Можно просчитать успех? Естественно, в том кино, где вообще все просчитывается...

П. Б.: Невозможно! В этом, наверное, и есть магия. Я, например, долго был убежденным атеистом. Но в кино поневоле становишься очень суеверным. В основном эта магия — коллективная. Когда собирается определенное количество неравнодушных людей, их совместная энергия намного взрывоопаснее, чем у каждого индивидуально.

***

Говорят, у фильма «Россия 88» есть серьезные оппоненты. Причем в самых влиятельных эшелонах российской власти. И в партии власти, и в администрации Медведева. Некоторые критики разнесли «инфу», будто политверхушку особо возмутила одна сцена… Ожидая «мента» в своем подвале-логове, скинхеды мгновенно переворачивают портрет Гитлера, а там — лик Владимира Владимировича… Между тем режиссер Бардин уверен: «Диалог между крайне правыми партиями и партией власти был бы полезен для общества. Почему «Единая Россия» не участвует в дискуссиях? Это похоже на трусость. И получается, что националистам, не желая того, создают имидж борцов…»