Богодар Которович отметил свое 65-летие. В нынешнем году маэстро был удостоен премии благотворительного фонда «Российское исполнительское искусство», присуждаемой на конкурсной основе лучшим педагогам высших музыкальных заведений стран СНГ. И, согласно одному из журнальных рейтингов, попал в десятку самых успешных украинских деятелей культуры.
— Богодар Антонович, можно начать прямо, без уловок? Выньте да положьте-ка секреты вашей исполнительской школы…
— Я не сторонник системы натаскивания. Она чем опасна: все ученики одного класса начинают плясать под одну дудку (если не сказать палку) — что икс, что игрек, что Иванов, что Петров. И педагог страшно доволен тем, что исполняются его установки. На концертах или экзаменах очень часто бывает достаточно услышать несколько тактов, чтобы понять, кто чей ученик. А это очень плохо — это смерть индивидуальности.
Мой шеф в Московской консерватории, профессор Янкелевич, в свое время внушил мне очень простые истины (к сожалению, именно эти, самые верные аксиомы многие чаще всего и упускают в практической деятельности). Постулат первый гласит: на уроке ученик должен играть. Ведь, как ни странно, в среде педагогов найдется много любителей после первых двух тактов останавливать студента и закатывать трактат на тему «как бы он сыграл, если бы сумел»... Потом насчет самой игры: что хорошо — не трогай. Многие, особенно начинающие наставники грешат ярко выраженным радикализмом, революционной патетикой: «до основанья мы разрушим, а затем». Норовят начинать все с нуля, менять азы, ломать постановку. Это абсолютно ложный путь, ущербная идея, которая на практике не позволяет достигнуть цели. Ученики начинают играть только хуже или вообще перестают. Аккуратно, корректно вмешиваться педагогу нужно лишь в том случае, когда студент стоит на распутье. Я даю им большую свободу, стимулирую к дальнейшим поискам, открытиям новых идей. Это очень трудно, очень рискованно. Такой процесс должен зиждеться на полном доверии между двумя субъектами творческого процесса. Ведь, поистине, важно не что говорят, а кто говорит: в нашей исполнительской практике как нигде важна личность педагога. Нужно, чтобы студенты ему безоговорочно верили и признавали его авторитет. А педагог в свою очередь должен им очень осторожно пользоваться.
— Со стороны кажется, что вы все больше склоняетесь в сторону творческого руководства ребятами постарше. Рутина вас уже не привлекает?
— Рутинное на самом деле я прекрасно могу делать. Когда был начинающим преподавателем, все это проходил — меня тогда еще никто не знал, и нужно было утверждаться как педагогу. Сидел с учениками ежедневно с 10 утра до 8 вечера — и способности развивал, и постановку делал. Все это я умею и знаю. Но сейчас мне просто жаль своего времени — пусть этим нынче занимаются другие. По-моему, в последнее время я стал приверженцем теории Дарвина: выживают сильнейшие. Кто не тянет, тому и не надо помогать... У нас же сохранилась привычка проталкивать посредственностей, которые ни на одном концерте не принесут удовольствия слушателям. Это путь в никуда. Слабейшие должны уступать дорогу.
— Интересно, но ваши мысли почти полностью совпадают с мнением Михаила Плетнева. В одном из своих интервью он сказал, что таланты вообще не нужно поддерживать — им нужно давать в руки лом, чтобы они сами себе прокладывали дорогу… Что до посредственностей, то в нашем недавнем разговоре вы упомянули, как сильно расстроены результатами летних экзаменов…
— Просто я всегда раньше думал, что у нас две консерватории в одной: настоящие личности — лицо учебного заведения и середнячки, не делающие погоды, но старательно выполняющие свои задания и благополучно заканчивающие этот вуз. Оказывается, есть еще и третья консерватория — люди абсолютно ни на что не способные. Раньше их от меня прятали, чтобы я не слышал всей этой уголовщины. В нынешнем году по просьбе ректора я побывал на всех без исключения экзаменах, и у меня сложилась, увы, безрадостная картина: пятнадцать процентов учащихся нашей консерватории стоило бы выгнать.
— Можно ли это назвать новым явлением?
— Мне кажется, это еще отрыжка старых времен, когда брали всех подряд, толпами переводили с контракта на бесплатную форму обучения, а также процветали переводы из других учебных заведений (к нам в свое время проникла группа абсолютных посредственностей из Университета культуры). Ну что с того, что он иностранец и заплатил? Все равно гнать надо! Мне кажется, что курс на оздоровление студенческого состава консерватории, который сейчас избрал наш ректор, абсолютно правильный. Следующий полугодичный экзамен для этих людей будет очень строгим — вплоть до того, что не допустим их к госам.
— Каким видится вам место кафедры скрипки среди прочих подразделений Национальной музыкальной академии?
— Это непростой вопрос. Недавно, скажем, на ученом совете выступал один пианист. Договорился до того, что их кафедра самая лучшая в консерватории. Выглядело это, по меньшей мере, несолидно и тут же вызвало сопротивление другой, не менее известной кафедры, чей профессор, Герой Украины (который за словом в карман не лезет), прямым текстом сказала все, что об этом думает. Я не хочу повторять их путь. Лучше спокойно молчать, но делать свое дело.
— Собираетесь ли продолжать Бриттеновский фестиваль?
— Знаменательно, что именно украинцы в лице моего ученика Димы Ткаченко предложили англичанам идею популяризации их же композитора. Британцам нужен был толчок со стороны, чтоб этот проект ожил, и сейчас они уже воспринимают его как исконно свой. На самом деле, это меч обоюдоострый. Ведь одновременно с популяризацией творчества Бриттена пропагандируются и украинские исполнители. В декабре мы будем исполнять рождественскую кантату Бриттена с детским хором. Думаю, что не за горами и повторение «Военного реквиема». Ведь проделать такую грандиозную работу и показать всего один раз — это как из пушки по воробьям палить. Так что наберемся сил, терпения, спонсоров и повторим.
— В союзе с Василием Вовкуном, разумеется?
— Вовкун — очень интересный, яркий режиссер, обладающий оригинальным видением и идущий своим путем. Он первый ухватился за идею вывести в этом произведении на сцену балет и победил всех скептиков, считавших, что такую музыку должны исполнять только в бабочках, смокингах и безо всяких движений. Мы тогда доказали обратное. По-моему, будущее вообще сейчас за синтетическими видами искусства. Важной вехой для нас была и постановка бриттеновской оперы «Поворот винта». Замечательно пели английские солисты, великолепно справился наш консерваторский оркестр.
— Дирижерская деятельность в полной мере заменила вам скрипку?
— В какой-то момент музыкант чувствует, что перерастает рамки своего инструмента. Так в свое время произошло с пианистом Владимиром Ашкенази. Практически не играет уже и Владимир Спиваков — настолько грандиозны его планы и силен менеджерский талант. Занятия на скрипке требуют колоссального времени: чтобы быть настоящим профессионалом, ты должен, по крайней мере, полдня тратить на свой инструмент. Иначе будет только упадок. В какой-то момент я почувствовал: или-или. И выбрал дирижерскую деятельность — она более разнообразна, более масштабна. Конечно, иногда жалею о скрипке, но продолжать карьеру исполнителя только ради того, чтобы люди уходя с концертов говорили: «Да, когда-то он хорошо играл», — это не по мне. Во всяком случае, в мой адрес сказать такую фразу себе никто не позволит.
— Можно спросить о ближайших планах и перспективах «Киевских солистов»?
— Планы простые — выйти на мировую арену. Но по-серьезному, не так, как другие наши коллективы: хватаются за любые предложения, трясутся в автобусах, ночуют в дешевых гостиницах, соглашаются на мизерные гонорары — лишь бы вырваться, поехать за рубеж, а потом отрапортовать, что были во Франции или Италии. Наш путь труднее, но мы планомерно движемся к цели. Сейчас активно занялись рекламной работой, дискографией. Уже несколько промоутерских фирм, которые занимаются распространением дисков, ждут нас. В конце августа предстоят гастроли в Эстонии. В сентябре — тур по городам Украины. В середине октября — Вена: там нас уже признают как ведущий коллектив. Мы предложили австрийцам «Метаморфозы» Рихарда Штрауса — сложнейшее, даже в Европе редко исполняемое произведение. Они также очень интересуются украинской музыкой. Но здесь положение таково: я с трудом набрал четыре партитуры украинских авторов, которые, по моему мнению, действительно достойны международного филармонического показа. Наши композиторы, дай им Бог здоровья, пишут очень много. Но когда речь заходит о мировом уровне и мировом качестве — пересчитать можно на пальцах одной руки.
— Кто же эти счастливцы, корифеи, избранники?
— Не секрет — это киевские композиторы Евгений Станкович, Мирослав Скорик, львовянин Юрий Ланюк. Валентина Сильвестрова мы не играем — пока это пробел в нашем репертуаре, и скоро, надеюсь, мы его восполним… Что до наших фестивалей современной музыки — это все величайшее множество мало кому нужных концертов в каких-то сомнительных залах. Уверен, что и с публикой там не все благополучно. Когда я слышу выражение «фестиваль — это творческая лаборатория», мне становится дурно. На концертную эстраду должно выноситься лучшее, а не все подряд. Мне кажется, что готовящийся сейчас «Киев Музик Фест», наконец, взял правильное направление — всего шесть дней и самые лучшие проекты.
— Каковы основные достижения оркестра и вас как его руководителя?
— Главное, чего действительно удалось достичь на сегодня, — это стабилизация коллектива. Чудес не бывает: такое возможно сделать лишь длительным селекционным отбором, когда никто не гонит в шею и кадры подбираются по крупицам. Это ведь штучная работа — сначала одного человека нашел, через месяц второго…. Мне в свое время предлагали: давай, объявляй конкурс, забивай места и вперед. Я не согласился — на любое прослушивание приходит до 80 процентов случайных людей. Первые несколько лет нам помогали артисты оперного театра, а вокруг них начали группироваться молодые музыканты. На которых, собственно, я сейчас и делаю ставку — из первого состава «Киевских солистов» ни одного человека уже не осталось. В прошлом году «Киевские солисты» праздновали десятилетие их создания. В нынешнем будем отмечать две даты: радостную — 10-летие начала концертной деятельности коллектива (первый год мы занимались сугубо организационными вопросами и на концертную эстраду не выходили) и грустную — юбилей его руководителя. Праздничный концерт у нас так и будет называться — «Радостное и грустное».
Детали
О Которовиче, каким он был (вернее даже, о крошечном миге его судьбоносной карьеры скрипача) свидетельствуют до сих пор живущие в памяти меломанов бенефисные концерты маэстро на инструменте Паганини. О Которовиче, каким он есть сейчас, во всем изобилии его педагогического и дирижерского, творческого и отцовского дара, говорить, пожалуй, можно еще дольше. Среди учеников — околесившая полмира с оркестром Гидона Кремера дочь маэстро Мирослава Которович, автор блестящих музыкально-театральных новелл. Вдохновитель Международного Бриттеновского фестиваля и конкурса имени Бриттена Дмитрий Ткаченко, преподающий сейчас в Великобритании. Несомненно, будущие фавориты конкурса имени Лысенко Кирилл Шарапов и Тарас Яропуд, в составе струнного квартета уже победившие на сложнейшем конкурсе Владимира Ашкенази в Швейцарии. Восходящая звезда Антон Скакун. Среди достижений — отреставрированная кафедра скрипки. Государственный камерный ансамбль «Киевские солисты», за десять лет своего существования успевший прочертить солидный маршрут на карте международных гастролей…