«ПОСОХ И ЧАША»,

или Приключения мысли

Эссе - жанр, отечественной литературе не свойственный, как какая-нибудь агава в лоне родных лопухов. (Хотя доморощенные наши гении усидчивости охотно и всуе маркируют им свои худосочные опусы.) Эссе мог породить только «острый галльский смысл», густо замешанный на картезианской философии. Что такое эссе? Это - приключение мысли «по поводу» чего-то. Заглянул человек в музей и увидел картину или раскрыл книгу и задумался. Или - встретил по дороге процессию плакальщиц или ватагу цыган и вдруг возникла мысль «о...». Если мыслящий умен и умеет изложить свои мысли в изящной форме - выходит эссе.

«О, если б знали, из какого сора порой рождаются стихи!», - вздыхала Анна Ахматова. Эссеистика принципиально питается отходами. Эдакий утилизатор вторсырья минувшей культуры. Впрочем, сказано, что лев состоит, в сущности, из съеденного им мяса. Лев Фиалков, автор книги «Посох и чаша», сложил свой труд из плоти мировой культуры, использовав чуть ли не случайный повод - эмблемы медицины.

Вряд ли аптечное изображение змеи, обвившей бокал, вызывает в ком-то глубокие мысли или долгий ряд ассоциаций. (Разве что у безвестного шутника, по-своему расшифровавшего символ: «Теща пьет шампанское».) Л.Фиалков разворачивает этимологию образов, уходящую в глубь тысячелетий, проявляя при этом совершенно бездонную, редкую по нашим поверхностным временам, эрудицию.

Змея... Загадочное, отпугивающее, вызывающее одновременно страх и восхищение Божье творение. Посмотрите на совершенный узор чешуи, на пластичные извивы, вдохновившие китайцев на создание у-шу, и вам, даже если вы никак не мистик, непременно почудится, что это нечто большее, чем элементарное безмозглое пресмыкающееся. Поклонение змею (змию) - древнее всех существующих религий, сообщает нам Л.Фиалков. Даже наша родненькая Баба Яга («костяная нога»), оказывается, - антропоморфное воплощение змеи; само имя коварной старушки происходит от санскритского ahi - змей. Вообще, если у божества не все ладно с ногами, - отмечают многие исследователи, - «ищите змею!».

Нингишида - бог исцеления у шумеров - изображался в виде змеи, обвившей посох врача, идущего к больному. Змея, кусающая себя за хвост, - древнеегипетский символ вечности. Вавилония, древний Израиль, античные Греция и Рим - сотни фактов мифологии связаны со змеей. Змеями были Зевс и дочь его Афина (в посвященном ей храме непременно жили одна или две змеи). «Скрытыми» змеями были хромой Гефест, Аполлон и тем более его сын Асклепий-Эскулап, легендарный родоначальник врачей. Как известно, боги у древних греков были по совместительству как бы руководителями профсоюзов. Гефест возглавлял профсоюз металлистов, Гермес - торговых работников и т.д. Асклепий (чье имя, кстати, происходит от фракийского слова «змея») вначале не был божеством, и только за свои достижения в медицине был возведен, как в президенты АМН, в должность олимпийского бога.

На протяжении тысячелетий змея была верховным богом, «символом вечности, олицетворением мудрости и всеведения, бдительности и осторожности, была и олицетворением зла, отождествлялась с самой жизнью и была воплощением смерти, была болезнью и олицетворяла болезнь, была лекарством и стражем лекарств». Бронзовый змей в эпоху Ренессанса считался действенным амулетом во время чумы.

Попутно мы узнаем, что яд малайской гадюки в препарате разреживает кровь, а это - реальный путь борьбы с тромбозом и прочими сосудистыми заболеваниями. Вообще в этой книге мы имеем дело не с досужим осмотром раритетов, а с разговором о традиции. Ведь это мечта древних греков о панацее, лекарстве от всех болезней, привела Пауля Эрлиха к созданию специфических препаратов против сифилиса - сальварсана и неосальварсана. А фармаколога Николая Лазарева к изобретению пентоксила и метацила, стимулирующих регенерацию - то есть воскрешения! - тканей.

Автор эссе широко исследует и другую символику, имеющую отношение к медицине. Например, пентаграмму, которую рисовал доктор Фауст, пытаясь общаться с миром духов, пифагорейский знак здоровья. Или зеркало, которое подносят к губам умирающего, «индикатор жизни», бывшее официальной эмблемой медицины в Румынии. Или горящая свеча - вечный символ жизни, общий для всех народов и цивилизаций. Символы растительные - ландыш (Николай Коперник на прижизненном портрете изображен с ландышем, профессиональной эмблемой цеха врачей, в руке), ромашка, березка и т.п. Чаша Гигиеи, дочери Асклепия, придуманный К.Циолковским символ космической медицины, - именем Гигиеи, «биография» которой не сохранилась, назван 10-й астероид Солнечной системы. И, конечно же, символ милосердия - Красный Крест...

Часть глав книги посвящена истории медицинской эмблематики в новое и новейшее время. В России чаша со змеей (двумя змеями) была введена как отличие врачебной службы в армии Пет-ра I. А в советское время военным медикам был присвоен символ красного креста на белом фоне в 1920 г. В 1922 г. к нему добавилась все та же чаша со змеей.

Из того же раздела символики - известная Маген-Давид, шестиконечная звезда. Она сопровождала в пути к Бабьим ярам, рвам и крематориям миллионы узников гетто и концлагерей. Сейчас она, поднятая на знамя, стала символом возрожденного государства Израиль.

Совершенно неожиданно автор заставляет нас задуматься о поразительном сходстве посоха-кадуцея, обвитого двумя змеями, с двойной спиралью ДНК. Такая же ли это случайность, как то, что Свифт и Вольтер писали о двух спутниках Марса задолго до самой возможности их открытия? Или здесь есть что-то еще, какой-то зашифрованный намек на тайное знание наших предков?

Что касается чуждости нам жанра эссе, то отметивший сам этот факт Макс.Волошин в предисловии к сборнику эссе П. де Сент-Виктора заявлял: «И если мы выдвигаем против него все те упреки, которые можем сделать музеям - «темницам искусства», то, с другой стороны, мы вправе сказать, что чтение его книги дает не меньше, чем посещение Прадо или Лувра». Чтение книги Льва Фиалкова дает больше, чем посещение самого богатого музея медицины.

Посвященная узкой и отвлеченной, вроде бы, теме, книга Льва Фиалкова, врача по профессии, становится по сути вдохновенным гимном профессии медика, утверждением испоконвечных ее идеалов милосердия, доброты, самопожертвования. И пусть сейчас на белых одеждах врачей мы замечаем порой позорные пятна бесчестия и своекорыстия, намного чаще на них все же людская кровь, кровь спасаемых и исцеляемых. Как сказал в стихотворении, посвященном спасшей его женщине-хирургу, поэт Александр Межиров: «вы каждый день по локоть в наших судьбах». Книга Фиалкова призвана напомнить молодому поколению великий Кодекс чести врача, куда более древний, чем клятва Гиппократа.

«Посох и чаша» выпущена киевским издательством «Новый миф» всего в 100 - пронумерованных! - экземплярах. (У меня в руках экземпляр №25.) В общем-то, вряд ли стоит вздыхать по этому поводу: явно рассчитанная на узкий круг книжных гурманов, это эссе как бы принципиально «не ко времени». Оно целиком принадлежит той высокой европейской культуре, которая возможна лишь в благополучном обществе, культуре университетской, профессорской, философичной по духу. Но, может, ее своевременность в том и состоит, чтобы напомнить нам, погрязшим в «бытовухе», что такая культура еще существует и светит путеводным маяком тем, кто не изверился в грядущем духовном подъеме нашей заутилитаризованной цивилизации?