Периодическое панство

Наконец-то завершилась панорама инвалидности и девиаций, каковой была современная украинская литературная периодика. Если раньше она довольно адекватно представлялась за границей как «украинская интеллектуальная периодика», то сейчас предмет нашего интереса уже почти не соответствует даже такой иронической терминологии. И хотя сама ирония процветает (недавно у нас была возможность увидеть, как культовый журнал превратился в конкретную сосиску, и как редактор другого издания решила инфицировать столицу тяжелой интеллектуальной болезнью), но есть основания для более традиционных трагических вздохов — потому что один из обязательных фронтов национальной словесности в нашем, отечественном, случае доживает свою девятую жизнь, и почему-то не похоже, что он окажется фениксом.

В сильных руках

Конечно, можно говорить, будто бы где-то тихо, но неустанно питают эту словесность непритязательные, но непобедимые в своем ремесле профессионалы. Дескать, состоялись где-то, к счастью настоящих адептов, «Слово і час» или «Всесвіт». И, конечно, это не их надо упрекать в недостатке какой-то общественной актуальности, а само наше общество, которое в ожидании джек-пота продолжает дергать за ручку автомат «Перевы­боры». По­смотрите: соседняя Россия подоб­ным не балуется, очевидно поэтому, в отличие от нашего «Всесвіту», их «Иностранная литература» имеет резонанс среди по-настоящему широких читательских кругов.

И беда не в том, что профессионализм «Слова і часу» оказывается под серпом вопросительного знака, когда кто-либо из сотрудников заказывает студенту статью по цене реферата (в случае надобности под присягой могу подтвердить, что и ко мне, уже далеко не студенту, именно с таким предложением лично обращался не последний в медийном пространстве культурный деятель). Нам для анализа пригодится материал Нилы Зборовской, которая не только выковыривает автора из текста психоанализом — в постфрейдовскую эпоху никто уже не стесняется своих комплексов и подбирает к своему имиджу по настроению то ли банан, то ли устрицу, то ли семгу, — да еще и, видите ли, за более чем полстолетия до того как традиция психологической антропологии стала психоаналитической, Зборовская скромно объясняет в начале статьи, что именно она
«…ввела у психоаналітичну теорію психоаналіз національностей…»

А вот читателям «ЗН», кстати, частично известна ожесточенная и действительно захватывающая дискуссия, которая велась чаще всего на страницах «Всесвіту» — о качестве переводов Памука работы Куль­чинского. Дискуссия, напомню, была начата критиком, который не только не знаком с турецким, но еще и, как русский писатель Юрий Никитин, не знает традиционного для обеих литератур словосочетания «кивати пальцем». Не известно оно и всем участникам этого спора, последний аккорд которого загудел о «застарілості подібних виразів» — и это в двухсотлетнем языке, активный лексикон которого (если судить по усилиям средних школ) де-факто не даст устареть классике учебников еще столько же.

Сели — опечалились

Жаль, однако на нынешний киевский издательский форум (а точнее — на один из его тихеньких круглых столов) не доехали рассказать о бедах современного литературного журнала заявленные в программке представители легендарных «Вітчизни», «Сучасності» и «Кур’єра Кривбасу». Но вполне хватило и горьких жалоб Владимира Науменко («Березіль») и Дмитрия Стуса («Київська Русь»), чтобы убедиться, а воз и ныне там: инвесторы — величина не постоянная, в отличие от государства. Именно о нехватке государственной поддержки говорил Науменко, редактор «негосударственного... и государст­венно-политического» журнала. А лауреат Шевченковской премии Стус сознался, насколько ему стыдно перед нынешней автурой из-за отсутствия гонораров и насколько он признает общее поражение своего проекта.

В то же время энтузиаст (и писатель-фантаст) Тимур Литовченко не настолько проникается отсутствием гонорарной базы. В представленном им первом номере «Україн­ського фантастичного оглядача» («УФО») опубликованы пять любительских новеллок, в одной из которых маленький мальчик вызывает смерть собаки, а в другой кошка ест бабушек. Редактор заверил, что второй номер вышел более толстым и в общем он лучше, только с собой Литовченко его не прихватил.

Контрастировал по сравнению с остальными харизматический Юрий Издрик, редактор «Четверга», журнала, который до недавнего времени выдвигал на бестселлерские стенды книжных магазинов все новых и новых хедлайнеров соврукрлита. Издрик рассказал, что кроме него самого нет, да и не предусматривается никакой редакционной команды. Тем не менее, поскольку сам Издрик, как главред уже несуществующего журнала, зарплату получает и должен периодически отчитываться, то «Четвер» уже не является литературным изданием и теперь выходит как перформансы и концерты.

По своеобразной аналогии с западным миром, где, по словам Издрика, между литературными журналами существует настоящая конкуренция, и где периодика похожа на хорошо упакованный товар, — он презентовал сигнальный, 30-й номер «Четверга» в виде пакета сосисок: «Це, якщо хто захоче, віддам з автографом, бо до Львова воно не доїде». Также Издрик согласился, что полный тираж этого номера можно сделать в виде фуршета.

Казус первый: когда одни журналы ропщут, что им нечем кормить авторов, другие сами превращаются в пищу.

Пан пропал

В рамках своей акции «Атака з Заходу» известный писатель Владимир Ешкилев, «концептор українського постмодернізму» и «ідеолог Станіславського феномена», с непринужденным весельем презентовал три ивано-франковских издания. Кроме почетного культурологического журнала «Ї», были представлены совершенно свежие, полные энтузиазма и хорошего эпатажа проекты «Сноб» и «Чума».

Если верить лихо поведанной Ешкилевым легенде, идея «Чуми» появилась у третьекурсницы Виктории Кириченко на нетрезвую голову, но со временем так и не покинула ее. Молодая редакторша выпустила уже два номера журнала, где, рядом с такими авторитетами, как Прохасько, Покальчук, Процюк, Стеха и сам Ешкилев, имеют возможность публиковаться семнадцатилетние начинающие писатели. А «чумой» Виктория назвала повальную тягу ивано-франковцев к литераторству.

О «панском» журнале «Сноб» было рассказано, как о наиболее стратегически взвешенном проекте, как о «літературному часопису, що маскується під гламурний журнал». И действительно: единственный присутствующий там фикшн, — эротико-фантастический рассказ Наталии Щербы — обрамленный фотосессией стройной авторши. Тем не менее еще в пресс-релизе меня заинтриговало нечто иное. И это «другое» подтвердилось, едва только глянцевый журнал попал в руки.

Идея координатора этого проекта — а им оказался сам Ешкилев — в том, чтобы ориентироваться на «элитарное», и даже формировать его: «Еліта повинна мати своє. Мати свої смаки, свої тусовки, свої клуби, свої магазини, свої ресторани і свої журнали… Створити ж часопис, який би працював як ефективна машина відокремлення еліти від плебсу, набагато складніше». Еще четче представлено мнение главного редактора М.Шпира, который намерен восполнять пробелы региональной прессы «не вузьколобою блювотиною для бідних, а яскравими, соковитими, пристрасними, шляхетними та елегантними виробами живого головного мозку… Нас не цікавить думка лузерів… Ми транслюватимемо ідеї успішних людей…»

Конечно, не стоит придираться к «элегантности» этой ссылки, которую от слова «блювотина» отделяет только одна строка. Не стоит также целиться в панский журнал с башни робингудовских или левацких взглядов, высматривая какое-то раздувание своеобразной классовой вражды. Не будем огрызаться словами мудреца Солона, не советовавшего при жизни делить общество на неудачников и счастливчиков. Не станем вспоминать Венечку Ерофеева, работающего то кочегаром, то приемщиком стеклотары, а вкусы в конце концов формировал не хуже. «Сноб» отмерил себе конкретный сегмент целевой аудитории, с которой намерен общаться на культурные темы, поэтому интересно проследить за ходом первых этапов этого общения.

Примечательно, что журнал рассказывает успешным людям, панам — как сэкономить, правильно выбрав салон красоты, или о какой-то пьяной презентации юношеской поэзии. А самая интересная, очевидно, для элитного читателя, не лишенного гламурности, статья, где «купюры» и «фальшь» сопоставляются в качестве однородных членов предложения, а слово «глобализация» употреблено в негативном смысле (словно господа, занимающие должности в международных компаниях, также приравниваются к неудачникам и не причисляются к идеальным читателям «Сноба»). Это еще не принимая во внимание рубрику «Непанські справи».

Все это, вместе с противоречивой версткой, отсутствием элементарной фоторедакции и невычитанным текстом, очевидно, несколько усложнит контакт с элитой.

Первое издание «Сноба» — это известная одновременная шахматная партия Остапа Бендера. Однако наш подопытный эволюционирует на глазах (правда, в отличие от «Четверга», избавляясь от излишней иронии): познакомившись с более заинтересованными энтузиастами из круга инвесторов, в дальнейшем «Сноб» будет называться «Золота каста».

Больные и убогие

Здесь не помешает подчеркнуть: «Чуму» со «Снобом», кроме ешкилевского протектората и тех уголков текста, которых не достиг глаз корректора, объединяет также наличие в обоих изданиях материалов с недавнего времени одиозной журналистки Татьяны Ерушевич. В «Чуме» перепечатана ее разоблачительная статья об экспертном совете в поддержку писательских кругов Прикарпатья, начисляющем дотации и премии Стефаника для себя самостоятельно, — статью, вызвавшую немалое возмущение тамошнего шевченковского лауреата Степана Пушика («Ви дуже шмарката у цьому житті поки що, — лютував він у спонтанному інтерв’ю авторці. — Я Україну проголошував найперший! А ви що зробили, крім того, що пісяли під себе?»).

В «Снобе» Татьяне Ерушевич принадлежит книжная рецензия, где она обвиняет дебютную книгу Гапы Н.Карпы в плагиате и ничтожестве, в отсутствии сути и фантазии, в бессодержательности и спекуляции на фамилии сестры Ирэны — и все без единого доказательства в пользу этих выводов. Рецензентка утверждает, что сюжет о пребывании героини в психбольнице — «висмоктаний з пальця» из-за желания стать модной. Тем не менее остается загадкой, в чем же ошиблась молодая писательница. И меня интересует, почему именно Ерушевич считает, что она лучше знакома с психбольницами, чем Карпа. Если новоиспеченному арбитру вкусов хочется «нагадати нашій еліті, що вона таки еліта» (это из ешкилевского вступительного слова), то стоит ли выбирать книгу молодежную и, по первому же подозрению, — любительскую?

Иное дело — «Чума», где любителям принципиально предоставлена стартовая площадка или, лучше сказать, спортзал, где они, при равнодушном присутствии мэтров, понемногу помешивают плоскую грушу своего лексикона. Ешкилев, представляя «Чуму», где вышли два его собственных рассказа, высказался по поводу младших авторов сурово. Назвал их дебюты детскими соплями, которые, впрочем, достигли такой густоты, что способны слепиться в буквы.

И, как бы им ни хотелось отмежеваться от таких резких оценок, следует признать, что различие между забавами ветеранов и потугами мальцов в «Чуме» — не просто впечатляющее, а вообще непреодолимое. Энтузиазма добавляет разве что тот факт, что редактор В.Кириченко обратилась за консультацией к столичным литературным критикам, преследуя цель в ближайшее время вывести писательскую болезнь за границы ивано-франковского рассадника, качественно упрочив пробивную силу вируса. Может, договорятся и о рубрике аналитики. В более-менее известном русскоязычном журнале «Радуга» тоже продолжительное время не наблюдалось критического отдела. Вообще, учитывая необратимые метаморфозы «Четверга» и, очевидно, уже окончательный анабиоз редактированного Андруховичем «Потягу 76», важность таких планов молодой редакторши трудно переоценить. Сделаем тост вместе.

Вот и казус второй. Видим «интеллектуально развитую элиту», которая определяется не столько патрицианскими вкусами, симпатией и даже не столько аристократически-гордой осанкой, сколько риторикой породистой Моськи, увидевшей слона из хозяйского дилижанса. И едва ли не в ногу с ним дефилирует нечто экспрессивное, молодое и спонтанное, которое, едва только вылупившись, сразу тянется стать зрелым и рассудительным.

Продолжение следует

И «Чума», и «Кур’єр Кривбасу» (Степан Процюк, например, напечатался в последних номерах обоих изданий) сегодня определяются скорее как факт, как жест: «Я издаю журнал», «Я печатаюсь в журнале у лауреата». Посмотрите на их «конкурентоспособные» обложки — если, конечно, найдете в книжном магазине.

Кстати, в «Кур’єрі Кривбасу», в последнем номере, напечатана весьма важная для мирового литературоведения статья: Василий Слапчук нашел, с чем еще не сравнивали литературный процесс. Оказывается, по традиционализму символического кода литература похожа на китайский садик, из чего получается, что «література — це місце зустрічі людини та Бога».

Кажется, можно еще неопределенно долго ждать появления стойкого, не ультралокального литературного и окололитературного поля, профессионально представленного периодикой. А пока продолжим и в дальнейшем завидовать странам, где у писателей возникает естественное желание качественно конкурировать между собой, где кому-то нужна оперативная неглупая аналитика, где индивидуальный читательский опыт может увеличиваться благодаря качественному собеседнику, регулярно появляющемуся в почтовом ящике. Продолжим вяло наблюдать за экстравагантными затеями отдельных наших пассионариев и за тем, как они стараются уменьшить диссонанс между собственной гордостью, предубеждениями и фактической неспособностью все это реализовать.