Татьяна Боровик и Максим Чепик в «Сюите в белом» |
Тенденция к накоплению зрелищно-гастрольных вариантов всемирно известных шедевров в постановке украинских хореографов уже льется через край, и словно глоток свежего воздуха появились этой весной две неоклассические — «белые» постановки. В этом сезоне в Национальном оперном театре состоялась премьера балета Сержа Лифаря «Сюита в белом» (постановка Кристиан Власси, Жильбера Майера), а в Детском музыкальном театре — премьера «Сомнамбулы» (постановка Валерия Ковтуна).
По-видимому, так косвенно у нас прошло празднование 100-летнего юбилея Джорджа Баланчина, отразившись в стилистике этих двух балетов. Неоклассическое направление в балете, которое он развил в Нью-Йорке, находило параллели во Франции в творчестве Лифаря и в России в творчестве Гзовского. И Украина сейчас наконец-то начала приобщаться к процессу реабилитации шедевров хореографа Сержа Лифаря. «Сюита в белом» — второй его спектакль после «Ромео и Джульетты» на сцене Национальной оперы Украины — прошла с участием всех ведущих артистов под пристальным вниманием творческой элиты Киева. Успех был заслуженным и вполне прогнозируемым, особенно учитывая репертуарный контекст.
Премьера неоромантической сюиты «Сомнамбула» в Детском музыкальном театре также вписалась в тенденцию отхода от подробного сюжета. Взяв за основу романтическую канву обручения девушки-сомнамбулы (Яна Саленко) и юноши (Томонори Очи), Валерий Ковтун отбросил сюжетные детали и сделал акцент на двух солистах и кордебалете, одетых во все белое. Классические па «от Петипа» и стремление к баланчиновскому линейному рисунку танца в результате привели к тому самому, не столь шумному, но успеху в околобалетной среде.
И «Сюита», и «Сомнамбула» никогда ранее не шли в Украине (исключением являются только гастроли театра Бордо с «Сюитой в белом» в 2002 году). «Белыми» эти спектакли можно назвать и по лаконичным костюмам белого цвета, и по отсутствию «сказочно-развлекательных» нагромождений.
Нас — зрителей — подразнили под конец театрального сезона «чистой» балетной поэтикой. Хочется верить, что эти балеты не станут «белыми воронами» среди сюжетно-повествовательных репертуарных реконструкций. Но насколько часто теперь они будут появляться — покажет только всесильное время…
Виктор Яременко, главный балетмейстер Национального театра оперы и балета им. Т.Шевченко
— Виктор Анатолиевич, скажите пару слов о «возвращении» наследия Лифаря на нашу киевскую сцену. У нас уже есть «Ромео и Джульетта»…
— Это был первый шаг. Давно обсуждался вариант постановки одного из многочисленных балетов Лифаря. Велись долгие дискуссии, в конце концов решили, что для нашей труппы самым интересным в плане классического наследия будет постановка балета «Сюита в белом» Лало. Это было сопряжено с определенными сложностями, потому что существуют ограничения в правах на музыку Лало… На хореографию госпожа Лилиан Алифельд дала свое добро и всячески поддерживает. Но наследники композитора требуют, по нашим меркам, баснословные суммы с каждого выступления.
— Как удалось с ними договориться?
— Через Французский культурный центр.
— А как насчет постановщиков «Ромео и Джульетты» и «Сюиты в белом»? Есть фонд Лифаря, который официально присылает своих представителей?
— Фонда, как у Баланчина, нет. Но есть люди, которые работали с Лифарем в Гранд-опера, и помнят его хореографию. Поэтому пригласили Кристиану Власси — она участвовала, кстати, в проекте «Ромео и Джульетта», а сейчас приехал Жильбер Майер — очень динамичный человек. Никогда не сказал бы, что ему 70 лет.
Кристиан Власси танцевала этот спектакль, она является репетитором в Гранд-опера и работает в Академии танца, так же, как Жильбер Майер...
— В Большом театре Баланчина ставили первый раз две недели, второй раз — два месяца. Форсайт ставил в Мариинке три дня, но до этого его ассистенты работали с труппой также два месяца. Сколько времени отведено было на постановку «Сюиты»?
— Сначала нам передали кассету с «Сюитой в белом». И в общем-то все кордебалетные сцены, исключая четыре сольных эпизода, уже были нами подготовлены — вместе с нашим репетитором Людмилой Ивановной Сморгачевой. Постановщики приехали на готовое, для того чтобы подчеркнуть какие-то нюансы, которые хотел Лифарь показать в своей хореографии. Что интересно, они говорят, что даже на кассете Гранд-опера его стиль уже теряется. Так что, как я уже сказал, после того, как они подкорректировали у нас то, что хотел Лифарь, мы будем как бы носителями главной идеи Сержа Лифаря.
По видео было очень трудно догадаться, кто что танцует, и поэтому только по приезде постановщиков выяснилось, что шесть сольных эпизодов танцуют шесть разных балерин. То же самое — мужские партии. Один солист танцует мазурку, второй — адажио, два других — па-де-труа. Т.е. очень много артистов задействовано. И в премьере участвовали народные артисты Татьяна Боровик, Елена Филипьева, Анна Дорош, заслуженная артистка Татьяна Голякова, наши молодые лауреаты — Яна Саленко и Наталия Домрачева, Леся Макаренко и Наталья Мацак.
— В каком направлении вы предполагаете расширять репертуар?
— В классическом. Т.е. мы делали такие эксперименты, как постановка Раду Поклитару — в стиле «модерн», это ново. Но все равно, я считаю, преимущество Кировского театра, Большого театра и нашего киевского в том, что мы опираемся на классику, т.е. на репертуар, который, как показывает практика, в западных странах теряется… Почему? Потому что в одном спектакле занять 55—60 человек — это большая роскошь. Сейчас в моде одноактный балет. Две недели назад была премьера Ежи Килиана в Гранд-опера. Танцевали Николя ля Риш, Мануэль Легри и другие суперзвезды, но труппа Гранд-опера 180 человек, а это три одноактных балета — в среднем каждый идет 22 минуты. В первом балете было задействовано две пары, во втором — одна пара и в третьем балете — две пары и четыре артиста хора. Такие эксперименты нужны, и они возможны при наличии одного балетмейстера в маленьком коллективе, когда он может придумывать то, что он хочет.
— Как сейчас Форсайт в Штутгарте?
— Да.
— А что вы относите к классике? Это Петипа? Ведь Баланчина, того же Форсайта и Килиана многие тоже относят к классике?
— Да, Баланчин, Петипа, Григорович — это классика. И я приверженец этих традиций. Если вы смотрели «Раймонду», то могли заметить, что, кроме женских вариаций и гран па, поставленных мною под Петипа, все остальное я переделал, но все равно в классическом стиле.
— Какие постановки вы планируете осуществить в следующем сезоне?
— Планов у нас много: «Прометей», возможно, будем переделывать «Щелкунчика», делать его более сказочным. Даст бог, поставим в следующем сезоне Баланчина.
Валерий Ковтун,
главный балетмейстер Детского музыкального театра
— Почему вы обратились именно к «Сомнамбуле»?
— Получилось так, что когда я работал в Японии, мне заказали новый балет. И не больше, чем на 30—40 минут. Прокофьева я уже ставил, До-мажорную симфонию Бизе ставил, «Фауста», Штрауса. Думаю, что же поставить?
И когда у меня бывает такой тупик, я историю балета просматриваю. Или энциклопедии. У меня давно мелькала мысль поставить «Сомнамбулу» — предромантический балет, нигде не идет, забыто, заброшено. А ведь это был этап в истории балета.
— Но вы дали иную интерпретацию…
— Да, я взял только фабулу драматурга.
— Наблюдается некая тенденция освобождения балета от сюжета. Это объясняется отсутствием интересных литературных текстов?
— Ни в коем случае. Сюжетные постановки мне тоже нравятся. «Золушку» ставил, «Ромео и Джульетту» — это все сюжетные балеты. Вы понимаете, все дело в музыкальном материале. Музыка Гертеля к «Сомнамбуле» не сохранилась. Может быть, она где-то есть, но на протяжении 150 лет никто не обращался к Гертелю, и по истории, и по прессе я не знаю, чтобы кто-то ставил «Сомнамбулу» Гертеля. По критике знаю, что музыка была прекрасна. Сюжет там потрясающий. Публика ждала того момента, когда героиня выйдет на крышу. И приходили многие в Гранд-опера на спектакль, чтобы посмотреть, как она ходит по крыше. В двух эпизодах она появлялась на крыше, и на эти два эпизода все и приходили. Даже балетоманы. Вот потому я к этой теме и обратился, что никто не обращался. Я взял «Серенаду» Чайковского. Четвертую с третьей части поменял — обычно я этого не делаю, но т.к. это не программное произведение, я позволил себе поменять эти части под фабулу своего сюжета.
— Ваш метод работы идет все-таки от музыки или от сюжета?
— Если мой сюжет не соответствует музыке, а музыка сюжету — грош мне цена. Я очень долго готовлюсь и быстро ставлю. Я не люблю экспериментировать на артистах. Я сначала сам выверяю в мыслях, на бумаге, в музыке. И прихожу в зал готовым.
— Вы сразу ставите с музыкой?
— Да, ставлю с музыкой. Потом бывают правки. Когда я слышу хорошую музыку, я безоружен. Я думаю, как у человека могли родиться такие гаммы и сочетания звуков? Как же хоть чуть-чуть показать, что он хотел этим выразить? Очень хорошей музыки море. Вот, например, До-мажорная симфония Бизе, которую я поставил в неоклассическом стиле. И еще я зависим от того, с кем работаю. В «Золушке» я долго метался: может, мачеху сделать интеллигентной, а гротесковыми сестер? Но, с такими актерами, как Вдовиченко и Гордийчук, я уверен, мы сможем «вылепить» мачеху.
— А какая подготовка в японском театре «Павлова-Нижинский мемориал балет», где вы тоже работаете?
— В Японии, в основном, как и в Америке, частные компании. Этот центр Очи основал 55 лет назад. Он приверженец русской школы, русского балета, пропагандирует русский балет и считает, что эта балетная школа лучшая. И он не ошибается. Есть в Японии и американское направление балета, но оно не приживается. Все-таки русское больше нравится.
— Как вам работается с японцами, они понимают вас?
— Не всегда. Это редкость, когда понимают с полуслова. Вот прима-балерина, с которой я работал — Кумико Очи, — от Бога одарена интуицией к балету. Она с Томонори Очи танцевала премьеру «Сомнамбулы» в Японии, а потом премьера состоялась здесь с участием Яны Саленко и Томонори Очи, которых я сейчас буду готовить на конкурс в Варну.
— А как вы думаете, в каком направлении будет идти дальнейшее развитие нашего балета?
— Будет развиваться. И романтика будет, но неоклассика, классика будет жить вечно. Модерн будет преобразовываться. Вот в Германии, наверное, 50 трупп и все — модерн. Почему модерн? Можно скрыть недостатки труппы. Т.е. когда классику не могут танцевать — ставят модерн. И этот стиль будет развиваться. А откуда он? От Петипа. Все это у Петипа было. Просто Килиан сообразил, что симфонизм можно показать таким вот музыкальным силуэтом. А мы будем сильны, если будем держаться на классическом репертуаре. Как Петербург, как Москва. Будут ответвления в неоклассику, в модерн, но основное будет классическое. Потому что в любом случае публика будет возвращаться к этому.