Не судите никогда о литературе, моя добрая милая маменька… Знаете ли вы, в какой можно попасть просак…
Итак, не говорите о ней. Если вас спросят — отвечайте, но отвечайте односложно и переменяйте тотчас разговоры на другое.
Н.В. Гоголь
Чего только не искали в заячьей шубейке кондовой нашей постсоветской литературы за последние «революционные» десятилетия! Каких только «национальных» блох не вылавливали на бескрайних просторах СНГ, какой доморощенной «правде жизни» не радовались и в какой тесный рукав ура-патриотизма не заталкивали шапку местных «литературных» истин. Наподобие той, что литература, чисто по Розанову, может быть и какой попало, и место ей, возможно, на задворках литературного процесса, а вот «живаяживая» региональная жизнь — это же, дорогие товарищи, мы с вами, и потому прожить ее нужно так, чтобы не было потом больно и т.д.
В принципе, прожили, завалив железный занавес, разрушив берлинскую стену и засыпав постмодернистские рвы свежим песочком постинтеллектуального бескультурья. И лишь тот самый народ, из которого выходят не только пламенные публицисты-правдолюбы и прочие ведущие ток-шоу, но и «обычные читатели», как и прежде, хмыкает, наблюдая за нашими манипуляциями по безуспешному превращению его обратно в «самый читающий в мире народ». Ведь этому народу, живущему по нехитрым законам телевизионной рекламы, давно хватает колечка колбаски под воскресные сто грамм, а мы ему все «большую литературу великой страны» в харю тычем, словно нечищеную селедку имени чеховского героя Ваньки Жукова.
Ведь нас как учили писать, помните? И это не на диссидентских кухнях под гитару с портвейном, а в советских и постсоветских вузах с демократическим пивом по всем уголкам. Правильно писать, говорили, нужно только «по-большому». То есть по большому счету. Дескать, «до вітру» мелкой некультурной слюной пусть, дескать, ходят темные недоучки, а мы, «независимые» литераторы, должны помочь им подняться с колен, дав понять, что «человек» — это хотя бы звучит гордо (а не хрипит прокуренной глоткой). Например, в начале ХХ века известная харьковская просветительница Христина Алчевская из тех же гуманных соображений издавала за деньги своего «маленького» малорусского мужа для всей «великой» России пухлые сборники «Что читать народу». Уже в начале следующего века московский литератор Дмитрий Быков взялся издавать не менее ликбезовский журнал «Что почитать?». Чем не тенденция, свидетельствующая о бесполезности любых интеллектуальных потуг, и в то же время — о непоколебимой беспросветности нашего народа? Аналогий здесь напрашивается немало, но самой литературе от этого не легче. Народу же, как говорилось выше, вообще плевать.
А еще ведь, кроме Алчевской и Быкова, радетелю Льву Пирогову из российской «Литературной газеты» не все равно, какой у него читатель, что именно сегодня на заборах пишут и как слово наше, соответственно, отзовется. В рубрике «В поисках героя», тревожится он о судьбе «маленького человека» о его серенькой бескультурной жизни, а также о подлой элитной халтуре печется. «Вы представляете себе другую «литературу для чтения»? — машет он кулаками после потасовки уже в своем дневнике в ЖЖ. — Можете набросать ее фоторобот? Отыскать нечто похожее в потоке текстов, вытащить на свет, обогреть и раздуть в тенденцию? Вот, наверное, задача для «критика», а не с призраками ветряных улицких сражаться».
Ну, во-первых, в Украине, где автор этих строк сражается с не менее «ветряными» местечковыми призраками, раздувать что-либо намного легче, поскольку все национальные «новые господа» давно уже либо в Париже (то бишь в местных румынских командировках), либо в парламенте заседают. Подобная судьба до сих пор остается для украинского писателя заветной мечтой и программой-максимум — попасть в обойму и подсесть на спецпаек, как можно быстрее отбыв перед этим кислую карму «национального» пророка. И недаром считается, что сегодняшняя литературная богема — от Олеся Ульяненко до Сергея Жадана — это не кредо, не позиция и не стиль бытия, а всего лишь трудный, недолгий период нищей жизни. Сегодня вообще все как-то ускорилось, вы заметили? Особенно выращивание местных пророков в пробирке национальных распрей, а также «маленького человека» в мутной водице конкурсной литературы. В Украине, повторяю, это особенно заметно. Здесь не слишком заморачиваются упомянутым выше фотороботом «другой литературы для чтения», которого ждет Лев Пирогов из «ЛГ», а просто берут и называют очередную литературную формацию именно так — «Другая литература». И что с того, что на Руси семантика этого словосочетания всегда означала гомоэротический характер продукта? Ведь Украина — не Россия, не так ли? Чужие здесь не ходят, подтекстами срамными не сорят, и потому малые правды, подсмотренные за соседским забором, перелицовываются в глобально-национальные доктрины.
Кстати, именно «Другая литература», возникнув в стольном граде Киеве, провозгласила себя панацеей от засилья массового глянцевого чтива. «Живой литературы» — технологического объединения, выдуманного в Харькове автором этих строк тринадцать лет назад, нынешним блюстителям национальной морали в современной литературе оказалось недостаточно. Упомянутое харьковское объединение заботилось о «живойживой» жизни, стоящей над «неживой», то бишь номенклатурной, литературой. Но ведь киевские неофиты вроде бы о том же хлопочут, что и Лев Пирогов из «Литературной газеты»! Ну, чтобы было что почитать всерьез, а не только — лишь бы по-украински написано. И вы не поверите, но книги авторов из «Другой литературы» — действительно «жизненное» чтиво! Ведь какие там авторы? Как правило, национально сознательные, и вообще. Это вам не мэтры вроде политкорректного Юрия Андруховича, в меру истеричной Оксаны Забужко или заполитизированного Сергея Жадана, которые пишут сплошную альтернативную историю, соответственно, либо австро-венгерской закваски, либо феминистической, либо же щенячьего тыканья в миску «моєї зоряної УРСР». Нет, «другая литература» в Украине не такая, она не намного изменилась со времен упомянутой козырь-бабы Алчевской, мордовавшей Льва Толстого ликбезовской любовью и жаждой сотрудничества на просветительской ниве. Хотя, что греха таить, пишут авторы «Другой литературы» о жизни, или, точнее, о тюрьме, — как Борис Гуменюк в романе «Лук’янівка». И ни грамма сочувствия к «маленькому человеку», ведь эта «чеховская» категория напоминает данному человеку о другой, унизительной для сознательного украинца, сентенции. «Доехал до Харькова. Наконец-то юг», — помните запись из дневника доброго доктора Чехова? Какой же это, простите, юг России, если Харьков — лоно украинского национализма, оплодотворенное здешним героем Николаем Михновским, автором брошюры «Самостійна Україна»? Который, кстати, именно тогда, когда Чехов по «югу России» катался, памятник Пушкину в родном городе подрывал, будучи предводителем террористической организации «Оборона України».
И потому «обогреть и раздуть в тенденцию», как советует упомянутый Лев Пирогов, проще не формальную проблему «маленького человека», а самые обычные архетипы, рудименты и атавизмы, синкопирующие ее «живое» соответствие типично «южным» понятиям для малороссийского городка с населением в пару миллионов изначально «маленьких людей». Конечно, они, как и раньше, читают только программу телевидения и газеты с кроссвордами, а те, кто успел поучиться в академиях, ходят на рынок за улицкими призраками «большой литературы». Соответственно, Акунин и Маринина остаются неразменной монетой местного книжного рынка, хотя слабенькие тенденции его «национализации» все же проглядывают. И дело тут, опять-таки, не в желании авторов и издателей понравиться «маленькому человеку», а в неверии в его читательский потенциал, что для украинских писателей вылиается, мягко говоря, в типично бульварное чтиво. Ведь в Украине пишут либо ради премий, либо на детективный рынок, либо для узкого круга филологов с узким, как правило, кругом общения и страшной отдаленностью от народных потребностей. Даже заигрывая временами с «маленьким человеком» и переходя на откровенный суржик, на котором сегодня пишутся популярные книги, за которые в Украине даже премии дают (вроде романа «Шахмати для дибілів» Михаила Брыныха, победившего на «Книге года»), украинский литератор не думает ни о каком замшелом просвещении во имя возрождения «большого стиля», своей «малой родины» или еще какой-нибудь национальной потребности и ностальгии «по настоящему». Уже и местные интернациональные издательства, как-то «Фоліо» и «Клуб семейного досуга», открыли «украинские» линии, чья доморощенная продукция, вроде «Молока з кров’ю» Люко Дашвар или «Жінки його мрії» Олеся Ульяненко, и получает народные премии, и официально запрещается, к примеру, как порнографическое издание, — а массового национального сознания в рядах инфантильных работников пера все нет. Да, они пишут якобы из глубин самой жизни, никак на эту жизнь не влияя, особенно по этому поводу не заморачиваясь и не комплексуя. Возможно, им хватает «маленького человека», живущего в них самих?
Если же не по-украински, а всерьез, то проблема «маленького человека» существует только в «большом» литературном стиле, а также для господ-законодателей из важного всесоюзного ведомства, не умеющих сосредоточиться на самих себе. Ставки слишком высоки, а образ вечного просветителя «малых» колониальных народов до сих пор заманчив. Получается нечто вроде нежного шовинизма пополам с мазохизмом, как в «Числах» Виктора Пелевина. «Побудь Таней, а?» — помнится, просил олигарх загулявшего главного героя повести при весьма пикантных обстоятельствах. Сегодняшние тани, разбежавшиеся по национально-республиканским культурам, возможно, горько плачут без бывшей всесоюзной кормушки, но, по крайней мере, «малыми литературами» быть уже не хотят, зная, и «что почитать», и как сделана «другая литература», и о чем думает «маленький человек». Последнее, кстати, едва касается самой литературы, впрочем, бывает интересно для литературного процесса. Поскольку «об выпить рюмку водки и об дать кому-нибудь по морде» упомянутый выше персонаж украинско-российских интеллигентских терзаний не переставал думать никогда. Только вот, по большому счету, мы этого не замечали, поглощенные «гамбургскими» разборками по поводу того, «кто виноват» и «что делать», если писать «по-крупному» для «маленького человека» уже не выходит.