«Непросвещенное» двуязычие

Пределы моего языка — это пределы моего мира.

Людвиг Виттгенштейн

«...В вопросах языка, равно как и в футболе, политике, каждый считает себя компетентным в свободных от обязательств рассуждениях», иронизирует в интернет-издании «Украинская правда» Олесь Андрийчук. Ирония, однако, выходит довольно-таки невеселая, если учесть подавляющее большинство языковых «размышлений», появившихся в последнее время в публикациях электронных и печатных СМИ.

Эмоциональная палитра широка и разнообразна. Здесь и обозленность коварностью «политического отребья, регистрирующего законы о предоставлении российскому языку особого статуса» — а ведь это «очередной гвоздь в гроб украинского языка» («Українська мова — це не хрін моржовий», братья Капрановы, «УП», 30.03.2005), и осторожный упрек — «украинцы не могут понять» Ющенко, беседующего с Путиным по-русски («Хто вирішить «українське питання»?», Богдан Червак, «УП», 5.04.2005). Украинцы, конечно, не русский не понимают, хотя некоторые и прикидываются, а тот досадный факт, что президент страны ведет себя как цивилизованный человек и разговаривает на языке собеседника, вместо того, чтобы, надувая щеки, «гордиться» своим, кстати говоря, не слишком литературным украинским.

Попадаются политические доносы. Оказывается, если «некоторые министры нового правительства и главы отдельных областных администраций» — помните такую идеологически выдержанную песенку: «если кто-то кое-где у нас порой...» — так вот, если некоторые министры и отдельные главы, вместо того, чтобы строить из себя украиноязычное посмешище на манер раннего Кучмы, разговаривают на «клятій москальській», то это, видите ли, «свидетельствует лишь об их духовной убогости и неспособности стать государственными мужами». Это опять г-н Червак в «Украинской правде».

Дальше — больше. «Говорящие на суржике — лишь отчасти украинцы», утверждает Виталий Радчук, а «признаком украинского гражданства остается исключительно украинский язык» («Плекаймо совість юні». Здесь и далее цитируются статьи Виталия Радчука с интернет-сайта http://www.radchuk.novamova.com.ua). «Говорящие на суржике», в понимании г-на Радчука, это все те, для кого литературный украинский язык не является родным и кто, таким образом, не подпадает под им самим выдуманное не вполне конституционное определение настоящего украинского гражданина.

«Во многих странах мира, уверяет нас автор в статье «Права є — нема права», нет никаких законов о языке, но пусть только кто-то попробует там навешать иноязычных вывесок и ценников или ответить местному жителю на чужом языке». Ставим точку в середине цитаты, но доверчивый читатель, наверное, сам понимает, какие ужасные последствия ожидают злоумышленника. Не верь, наивный читатель! На Брайтон-Бич в Нью-Йорке полным-полно вывесок и ценников на русском — столько, что «чужеязычно» выглядят немногочисленные английские; в китайских кварталах американских и европейских городов в глазах рябит от иероглифов, а в ресторанах, готовящих настоящие китайские блюда — не суррогат для туристов, — не всегда найдешь англоязычное меню. А еще — американские полисмены на том же Брайтон-Бич владеют русским, а на юге США — испанским, поскольку Соединенные Штаты не принуждают своих граждан изучать государственный язык. Помогают, делают авансы — но не принуждают. Вместо этого госслужащие, владеющие языками местного населения, имеют явное преимущество перед другими. Это в европах и америках, в которые мы столь дерзко стремимся, называется демократией и уважением к правам человека, а потому, чтобы считаться европейской страной не только в географическом, но и в политическом смысле, придется ограничить неудержимое желание применять «санкции» к «нарушителям языкового законодательства», виновным в тяжком преступлении «русификации и англизации» аутентичного украинского языкового пространства, да и вообще в определенной степени подкорректировать ментальность.

«Двуязычие — это зло, от которого всякий здоровый общественный организм старается так или иначе избавиться». Этот тезис у Виталия Радчука, по всей видимости, один из самых любимых, поскольку встречается в его статьях как минимум дважды, правда, без доказательств. Выходит, все это шельмование русскоязычной части населения — здоровые физиологические проявления общественного организма? Какие именно, интересно узнать.

Между прочим, угадайте, на каком языке говорят граждане европейской страны Бельгии? Возможно, на бельгийском? Нет, не угадали. Граждане этой небольшой страны, расположенной на северо-востоке от гигантской Франции, говорят на двух языках! Большинство — на французском, меньшинство — на фламандском. Вот где, наверное, нездоровое общество. О франкоязычном канадском Квебеке, о Швейцарии, где 4 (четыре!) языка, три из которых — немецкий, французский и итальянский — являются государственными языками европейских соседей страны, просто молчим. И Дмытро Павлычко запрещает: «Не нужно нас поучать канадским примером. Два государственных языка в Канаде — фактор постоянного страха за развал национального единства. Если бы между Квебеком и Францией не было океана, а была обычная граница на суше, Канады в нынешней конфигурации уже давно не существовало бы. И Швейцария не может служить Украине примером решения языковой проблемы. Вековая традиция жизни в Швейцарии заключается в том, что ее соседи — Германия, Франция и Италия согласились с незапамятных времен граничить с чрезвычайно выгодным для них в стратегическом, хозяйственном и культурном планах государством» (Quo vadis, domine? «День», №112—113). Даже ирландский опыт государственного устройства в Украине неприемлем, поскольку ирландцы «не утратили своей воли к государственной независимости». А украинцы, значит, утратили? Очень неудобно утверждать, что «русский язык... как государственный в Украине — это отрава, которая обезобразит не только лицо государства, но и душу нации», когда рядом существуют такие политически и культурно развитые «примеры».

Итак, наконец, подошли к самому больному: государственному статусу русского языка, за который, согласно статистическим данным Центра Разумкова и Киевского института социологии, высказываются 56,2% недоукраинцев и тайных агентов Путина. «Если новая власть позволит предоставить русскому языку статус, равный украинскому, в любой из областей Украины, это приведет к окончательному упадку украинского языка на Востоке и Юге страны, укрепит языковые границы внутри страны и чрезвычайно заострит конфликт на языковой почве» (статья Ларисы Масенко в «Зеркале недели» № 19, с красноречивым названием «Языковой конфликт: пути решения»). Автор, как видим, предлагает именно конструктивный путь — проигнорировать эти 56,2 процента, да и все тут. А какие-то там европейские хартии — это просто «кощунство», и придумали их «для сохранения господствующих позиций русского языка в Украине». Г.Зубков в предисловии к изданию «Українська мова: Універсальний довідник» (а за ним, почти слово в слово, Виталий Радчук в «Хартії для Харкова») изобличает обман: Европейская хартия региональных языков или языков меньшинств, которую протянули в Раде «антинациональные силы» — это вообще ошибочный перевод, поскольку minority languages это не «языки меньшинств», а «миноритарные языки», следовательно, в хартии речь идет якобы лишь о защите языков, находящихся под угрозой, а вовсе не о правах носителей языков меньшинств вообще. То есть азовские этнические греки имеют право учить своих детей на греко-татарском, а этнические россияне и русскоязычные украинцы на русском — извините? Эй, кого там обвиняли в «кощунстве»?

«Украинцы в Украине не впервые в истории будут обречены на дискомфорт существования в иноязычной среде», поддерживает в «Зеркале недели» №23 Анна Черненко («Языковое меню»). Именно так. Не украинцы (то есть, все население страны) в двуязычной, а украинцы (соответствующие приведенным критериям — см. выше) в иноязычной.

«Надергивать» цитаты можно было бы еще и еще: о театрах русской драмы как «форпостах обрусения», о «конфликте и борьбе» двух наиболее распространенных на территории страны языков, о «елейном предрассудке «бесконфликтного развития» и «двуликих янусах-двурушниках», под маской «двуязычия» протягивающих неоколониальную зависимость, и так далее, и такое все одинаковое, написанное то ли известным писателем, то ли ведущим лингвистом, то ли рядовым «компетентным» господином, пекущимся о судьбе языка. Sapienti sat. Умному не только достаточно, но, пожалуй, даже чересчур. Ненависти и злобы, «густопсового» национал-патриотизма, разделения на своих и чужих, чистых и нечистых, украинцев и русифицированных хохлов, национально сознательных и духовно убогих. И после таких перлов красноречия кто-то еще удивляется, почему это находятся некультурные граждане, которые украинским «принципиально пренебрегают»? Это не решение языкового конфликта, господа хорошие, это его сознательная эскалация. Это и не спасение украинского языка, это его обречение.

В то время, когда Совет Европы вводит для граждан Евросоюза «языковой паспорт», поощряя европейское сообщество к изучению как можно большего количества европейских языков и преодолению языковых барьеров, у нас пытаются эти барьеры поставить вдоль всей границы — не хватает только «языковой полиции» для надзора.

Защищая украинский, вспоминают Франко: «...в якій мові вродився і виховався, тої без окалічення своєї душі не можеш покинути, так як не можеш замінятися з ким іншим своєю шкірою». Пошевелите запудренными поиском иноязычных врагов мозгами: разве это не является признанием права каждого на родной — а не только украинский — язык?

Русскоязычных украинцев упрекают в том, что они за всю свою жизнь не смогли овладеть украинским. Справедливо, хотя — можно ли обвинять в этом рядового гражданина? Разве он виноват, что родился в русскоязычной среде, не поощрявшей языкового разнообразия, не создававшей общественно-привлекательный образ двуязычия? В советские времена на Востоке (как, наверное, и в Центре или на Юге) едва ли не единственным реальным мотивом изучения украинского были переводы во «Всесвіті», где печатались новинки современной мировой прозы, которые не имели шанса преодолеть московские цензурные фильтры, дабы попасть в «Иностранную литературу», но едва ли не все являлись шедеврами переводческого искусства. Читать «Всесвіт» в 70—80-х годах было признаком принадлежности к «антисоветской фронде», но какая же это была часть населения почти двухмиллионного Харькова?

Сейчас подобную роль — в ином общественном слое — играет бразильское, мексиканское и другого происхождения «мыло», то есть сериалы. Почему это «мыло» не украинское, как и то, почему украиноязычные книги покрываются пылью на книжных полках, вопрос не чисто лингвистический, и далеко не все здесь просто и элегантно объясняется неоколонизаторскими российскими диверсиями.

Если уважаемым читателям хватило терпения дочитать до этой строки, следующее, наверное, их удивит. Поскольку автор — это только кажется, что непоследовательно, — не относит себя к упомянутым 56,2%, и все здесь написанное не является украиноязычным троянским конем для коварного удара с тыла по защитникам единоязычной Трои. Будет или нет русский государственным в Украине — вопрос очень важный, неоднозначный и, прежде всего, политический, поэтому его решение должно быть взвешенным и свободным от влияния чересчур эмоциональных приверженцев или оппонентов. Но — не в этом дело! Как сам по себе государственный статус русского не гарантирует гражданам соблюдение их «языковых прав», так и его отсутствие не обязательно повлечет за собой подобные нарушения.

Есть пример, хотя и анекдотический. Гражданин Богайчук, по сообщению Интерфакс-Украина, подал в Киево-Святошинский суд иск против Запорожского автозавода на целых 252 тысячи гривен за то, что ответчик принудил его пользоваться сервисной книжкой к автомобилю на иностранном (русском) языке. Дело рассматривали более года и решено оно было не в пользу находчивого автомобилиста. А если бы суд этот иск удовлетворил — представляете, что бы началось?

Цивилизованное, «просвещенное» двуязычие — это, прежде всего, ненасилие в языковой сфере. Это создание условий и поощрение граждан к изучению государственного языка, но запрет на любую принудительную украинизацию. Государственная поддержка украиноязычного книгоиздания, но не подавление налогами русскоязычного. Контроль за чистотой языка на государственных телеканалах вместо выкручивания рук негосударственным. Это украинский как язык государственных бумаг и учреждений, но — создание переводческих бюро; поощрение госслужащих на Востоке к изучению украинского, а на Западе — к использованию, где нужно, русского. Это, самое главное, доверие и уважение ко всякому языку и ее носителям, а не приказы и санкции.

Сферой обязательного применения государственного языка (или языков) должны быть исключительно государственные учреждения. Вместо этого в других сферах общественной жизни государство может лишь поддерживать и благоприятствовать: предоставлять льготы и гранты, освобождать от налогов, изобретать другие виды материального поощрения, и вместе с тем создавать привлекательный и авторитетный общественный имидж языка и говорящих на нем. Главным признаком гражданского общества является свободная самореализация общин, которая невозможна в условиях принуждения.

После революционных событий конца прошлого года, после «Схід і Захід разом — нас не подолати!» молодежь Востока, по крайней мере, сознательная ее часть, уже радикально изменила отношение к украинскому. На нем общаются между собой, переписываются с западноукраинскими ровесниками, читают Андруховича и Забужко, слушают «ВВ» и «Братів Гадюкіних», пишут стихи, организовывают неформальные молодежные обмены — опровергая тем самым пессимистическую уверенность «специалистов» в невозможности симметричного двуязычия в стране. Есть в этом увлечении не только желание выделиться на окружающем русскоязычном фоне, своеобразная языковая мода, эпатаж — но и понимание необходимости взаимообогащения, диалога культур. Угадайте, что произойдет, если украинский начнут им навязывать?