Крестные отцы загубили влюбленных

Количество Ромео и Джульетт на душу киевского театрального населения неумолимо возрастает... Шекспировский сюжет недавно обрел свою очередную жизнь на сцене Киевского академического Театра драмы и комедии на левом берегу Днепра (в режиссуре Алексея Лисовца). И пока что это одна из самых удачных адаптаций классической трагедии на столичных подмостках.

Появился еще один повод для сравнения... Недавняя ТЮЗовская постановка «Ромео и Джульетты» (реж. В.Гирич) была решена в реалистичной, «классической» манере. «Самая печальная повесть на свете» на подмостках Театра им.Франко (реж. В.Козьменко-Делинде) воистину печальна и скорбна ввиду слабости постановки... Хочется верить, что школьник, пришедший на эту премьеру, навсегда забудет увиденное и после франковского спектакля схватится за томик Шекспира в надежде постичь истину самостоятельно. А если нет? Если останется в безумном заблуждении, что вот это и есть «тот самый Шекспир»? Тогда спустя некоторое время попросит, как недавно попросил меня человек, не совсем далекий от культуры: «Напомни-ка сюжет «Ромео и Джульетты»…Успешно канул в Лету спектакль Молодого театра (реж. И.Тихомиров): и Ромео, и Джульетта оказались невостребованными молодой аудиторией. А еще где-то на горизонте маячит будущая постановка в Национальном театре русской драмы им. Леси Украинки. Так что с «печальными повестями» не соскучимся.

Вот и новый спектакль в Театре драмы и комедии на левом берегу Днепра...

Определением «версия» Лисовец в какой-то мере хочет оградить себя от всевозможных претензий. Вроде бы это не хрестоматийный Шекспир, а лишь одна из версий прочтения его произведения. Но ведь любой спектакль — и есть режиссерская версия текста. Главный смысл в том, чтобы попытка сочинить свою историю (версию) относительно данного текста была убедительной, талантливой и предполагала первоисточник как основу основ.

Куда только не переносили сюжет о Ромео и Джульетте… Лисовец оставляет «несчастных влюбленных» в родной Вероне. Только перебрасывает события в иное время. На пару столетий ближе к нам — в эпоху итальянской мафии, о которой писал Марио Пьюзо в «Крестном отце». Контраст шекспировского текста (перевод Б.Пастернака) с видом произносящих его представителей семей Монтекки и Капулетти (кстати, сделан легкий намек на разницу социального положения семей) неожиданным образом заставляет почувствовать слово по-особенному... Высокопарность слога, оказывается, ничуть не устарела, не режет слух, а наоборот, воспринимается свежо и уместно. На героях — традиционные черные костюмы: воротники белых рубах поверх, кепки а-ля ранний Челентано, угадываемый стиль 50-х двадцатого века. Завязка тоже в духе современности: полицейские сирены, сами блюстители порядка, огороженное пространство улицы и накрытые жертвы очередной разборки. Веронский князь Эскал — инспектор полиции в цивильном (В.Мовчан) в очередной раз грозно призывает унять кровопролитие. Старый сюжет, но в новом интерьере.

Сценографическое решение (художник И. Несмиянов) — отсутствие декораций как таковых. Место действия изменяет игра света (художник по свету Т. Кислицкая). Стильно и образно. Ничто не мешает сосредоточиться на актерах. Посредине на заднике (в прорези между плоскостями) — нечто напоминающее гильотину... Оно, как неумолимый рок, угрожающе опускается с каждым разом все ниже и ниже и наконец захлопнет видимый просвет в ужасном склепе.

Но прежде пролетят главные события. Их цепь нигде не сбивается с заданной режиссером стилистики. (В этом же русле музыкальное решение, сделанное самим А.Лисовцом, с узнаваемыми и характерными итальянскими мотивами тех лет, манера игры актеров, цветовая гамма костюмов с преобладающим контрастом черного и белого).

…Не открытие, что браться за эту пьесу можно лишь при наличии достойных исполнителей. В спектакле Театра драмы и комедии они есть. По замыслу режиссера, понятому актерами и органично ими воплощенному, Ромео (Ахтем Сеитаблаев) и Джульетта (Ольга Лукьяненко), словно белые вороны в стаях своих враждующих родственников и друзей. Опущена тема любви Ромео к Розалинде. А первое появление Ромео—Сеитаблаева выдает его особенность. Задумчивый, серьезный, с книгой в руках и философскими речами на устах. Ничуть не романтичный, скорее со скрытой страстностью натуры.

Джульетта—Лукьяненко — совершеннейший ребенок, с ужимками, шаловливостью и непосредственностью подростка. Ее детскость режиссер подчеркивает милым штрихом — Кормилица (Олеся Жураковская) носит за ней бутылочку молока с соской. И обаятельная девчушка с удовольствием пьет молоко и слушает разговоры взрослых.

Первая ключевая сцена спектакля — встреча Ромео и Джульетты на карнавале. Здесь — настоящее народное гулянье, с плясками, шутками, всеобщим единением. Переодетые мужчины Монтекки, Ромео в том числе — в женских платьях, женщины Капулетти — в мужских одеждах. Джульетта — в образе потешного Чарли Чаплина. И внезапный взгляд, решивший все… Стерев нарисованные усики, Джульетта оказывается стоящей на стуле, туда же взлетает и Ромео. И первый поцелуй — в этой оторванности от земли, на шатком и неустойчивом стуле. Шутка на карнавале! Но вот ведь — родилась любовь, и какая…

Было интересно, как решит режиссер знаменитую сцену на балконе. Тем более что в такой сценографии балкон предвидеть непросто. Понятно, что увитые плющом средневековые колонны — это не про «здесь», но как же? Ромео вывез из-за кулис двухъярусную конструкцию. На этой «кровати» внизу спала Кормилица, вверху — Джульетта. Это и был «балкон». Впрочем, какая разница, как этот балкон выглядит. Важно, как и что там происходит. Если актеры убедительны, зритель поверит в любые предложенные обстоятельства. Возможно, это самая красивая сцена спектакля. Опять наверху (та же оторванность от земли) — парение чувств. Ромео и Джульетта — страстны, их любовь без преград вырывается наружу. Ромео даже становится страшно от того, что он вызвал в этой почти девочке такое чувство. Она целует его руки… Психологизм и эмоциональность этой сцены — на самой высокой отметке. Условность и реализм гармонично зазвучали в унисон.

Очень интересна Олеся Жураковская в роли Кормилицы. Она строит роль, отходя от привычных решений образа. Актриса создала колоритный образ — с юмором, наивом, искренностью, поразительной органикой. С неожиданного ракурса посмотрел Дмитрий Лукьянов на Капулетти, сделав его эдаким крестным отцом. Жестким, по-своему справедливым и страдающим. Причина страданий серьезного авторитета в том, что, держа в руках весь клан, он не способен совладать с собственной женой, леди Капулетти (Ирина Мак).

Сцена прощания Ромео и Джульетты решена в стиле итальянского кинематографического неореализма. Ромео с фибровым чемоданом в руках, Джульетта — в накинутом на плечи темном платке, за короткое время повзрослевшая и словно смирившаяся с неизбежностью разлуки. Сидят оба на чемодане, в руках Джульетты букет водяных лилий, подаренных любимым. И звучат известные слова о жаворонке, вестнике утра. Трагизм прощания не явный, пронзительность развязки еще впереди. Но как вечны слова о любви. Стары и новы одновременно.

Цельность спектакля, внятность и убедительность его решения, четкая состыковка всех составляющих позволяют говорить о режиссерской удаче Алексея Лисовца. Режиссера не подвел внутренний слух. Не подвел он и актеров, воплотивших задуманное постановщиком.

Знаменитой фразы «нет повести печальнее на свете» в спектакле, кстати, нет. Есть большой щит с надписью на итальянском: «Из Вероны, с любовью!» и с нарисованными смешными фигурами, у которых вместо голов — пустующие отверстия, куда любой может подставить свое лицо. Этот щит по-своему символичен. Ведь в пустующих отверстиях при неизменных фигурах возможны новые лица...