6 мая в Национальной опере Украины давали «Катерину Измайлову» Шостаковича. Легендарный спектакль, получивший одобрение самого автора, был недавно восстановлен. Премьера новой версии прошла лишь единожды, затем «Катерину» возили за границу. И вот — ещё один показ в Киеве, в сущности, второй после премьеры. Опера эта — архитрудная для исполнения, до предела насыщенная драматическим действием, да и нечасто идущая на сцене. И что же — аншлаг, успех, фурор? Нет. Общее число «обилеченных» зрителей могло бы занять чуть меньше половины партера. Добавьте к ним небольшое количество сотрудников театра, студентов и «контрамарочников», и вы получите весь количественно-качественный срез публики, собравшейся в тот вечер в зрительном зале. Все остальные необъятные просторы театра угрожающе пустовали. Невольно встал вопрос — что, собственно, происходит с нашей Национальной оперой? Если её посещаемость никого не интересует, и для заполнения зала уже даже не приводят роту солдат (хотя в данном случае для покрытия зрительского дефицита не хватило бы и полка). Ничто не намекало на уникальность предстоявшего спектакля. Не было ни индивидуальных афиш, ни завлекательных телеанонсов. Состав исполнителей тоже оставался загадкой. Единственным надёжным источником информации была крохотная строчка в сводной майской афише театра...
Первое, что вполне уместно приходит на ум в данном случае, это мысль о катастрофическом недостатке рекламы. И не стоит заканчивать разговор на эту тему, ограничившись упоминанием о вечных финансовых проблемах.
Разумеется, театр не может не зависеть от кассы. И существует он исключительно для, ради, во имя зрителя. И если этот естественный путь к зрителю совершается с трудом, значит что-то не доработано в административном механизме театра. Дабы упредить возможные возражения, не спешу утверждать, что Национальная опера всерьёз столкнулась с проблемой тотального дефицита зрителя. Это вовсе не так. Загляните когда-нибудь на спектакли «Дон Кихот» или «Спартак» и убедитесь, что от зрителей нет отбоя. Но рассматриваемая проблема, взятая в целом, всё же требует деятельного вмешательства со стороны служб, которым предписано заниматься вопросами маркетинга и «продвижения». Это необходимо хотя бы с точки зрения «исторической справедливости». Ведь оперный театр — это гигантский организм. Сколько людей спешили на работу в тот вечер! Это были и гримеры, и костюмеры, и реквизиторы, и рабочие сцены, и капельдинеры. Это были десятки и десятки оркестрантов и хористов, добрая дюжина ведущих солистов. Как по мановению волшебной палочки сложнейшая машина спектакля задолго до семи вечера уже набирала обороты. Вся эта слаженность была возможна благодаря другой работе, проделанной ранее, — кропотливому постановочному процессу, многочасовым репетициям и урокам. И вот все эти несметные усилия квалифицированнейших специалистов, которым, в сущности, цены нет, обращаются в ничто! Потому что большинство зрительских мест в зале пустуют. И десятки квадратных метров красной бархатной обивки немым укором бросаются в глаза дирижеру и солистам, которые с упавшим сердцем замечают со сцены, что зал-то почти пуст! Здесь как раз следует сказать о некоей этической и социокультурной подоплёке проблемы. Получается, что весь этот труд пропадает зря. А каждый из перечисленных тружеников оперного цеха, кстати, отдаёт этому труду всю жизнь. А жизнь человеческая — это ресурс, увы, невозобновимый. Поэтому игнорировать плоды такого труда — по меньшей мере негуманно. И всё это лишь с одной стороны. Если взглянуть на проблему с другой стороны, придется сказать, что наша Национальная опера — первейший и лучший театр в стране — призвана не просто «существовать», а активно «сосуществовать» со зрителем, принося ему пользу как эстетическую, так и, между прочим, просветительскую. Другой Нацоперы у нас нет. А та, что есть, вполне может справляться со своими функциями. Так давайте же сделаем хоть что-нибудь, чтобы облегчить театру выполнение этих функций! И здесь я ратую не за увеличение сборов, а за незыблемость самой идеи достойного существования Национальной оперы.
Цены на билеты у нас, к счастью, остаются доступными. Так в чём же все-таки дело? Нам что, совсем уж ничего не нужно? Или, может быть, художественный уровень спектаклей является причиной зрительского невнимания? Такой вопрос вполне мог бы возникнуть у какого-нибудь постороннего читателя этих заметок. Но спешу уверить — с уровнем как раз всё в порядке. Не имея возможности подробно рецензировать здесь спектакли, скажу лишь, что даже в полупустых залах наши солисты работают без малейших «скидок» на посещаемость. Светлана Добронравова (Катерина) сейчас словно обрела вторую вокальную молодость. Николай Шопша (Борис Тимофеевич) удачно избежал трафаретно-отрицательной трактовки образа и показал нам живую и разнообразную натуру своего героя. А интерпретация партии Сергея Александром Востряковым давно стала классикой отечественного оперного исполнительства. Как всегда великолепен был хор. Страсти на сцене бушевали в полную силу. И остаётся лишь пожалеть, что из-за недостаточного оповещения многие не пришли на этот спектакль.
Через два дня, в воскресенье, должен был состояться спектакль «Война и мир». Ещё более масштабный, еще более «густонаселённый». Правда, поставленный уже более года назад. И я смутно подозревал, что в воскресный вечер агонию Андрея Болконского будет оплакивать лишь кучка оперных фанатов, сгрудившаяся в партере. Придя на спектакль и окинув зал взглядом после третьего звонка, я понял, что, к сожалению, не ошибся… Да, Прокофьев — не Верди. И поэтому тем более важно было подготовить зрителя к восприятию этого оперного шедевра, сообщить ему нечто, что могло бы увлечь и убедить в нужности и важности посещения такого спектакля.
Обе эти русские оперы часто идут на западных сценах. Может быть, на небезупречном русском языке. И не с такими расточительно прекрасными голосами. И не с такими многолетними традициями исполнения русской музыки. Да и цены на билеты там на два порядка выше. Но афиши накануне таких спектаклей непременно будут опоясаны выразительными надписями «Sold out». А у нас почему-то заполнение зала превращается в неразрешимую проблему. Может быть, здесь и кроется причина нашего стойкого несоответствия европейским стандартам? Может быть, мы будем готовы войти в Европу не тогда, когда уравновесим свою условную «потребительскую корзину» и прекратим продавать оружие какой-нибудь Швамбрании, а именно тогда, когда перестанем отворачиваться от своей собственной культуры и примем её всем своим естеством?
Хорошо. Давайте-ка вспомним, что наш театр — Национальный. Так может быть, стоит на безвозмездной основе организовать эффективное анонсирование его спектаклей в государственных СМИ, в первую очередь — на радио и телевидении? А то получается, что о национальном статусе наши государственные СМИ вспоминают только тогда, когда есть возможность кормиться от одного общего, «национального пирога». А когда речь идёт о взаимной ответственности, об обязанности поддержать столь же «национальный» театр, то выходят неувязки. Если представить себе, что будет отснят хотя бы тридцатисекундный ролик с короткими планами самых выразительных сцен из спектакля «Катерина Измайлова» и что этот ролик будет раз двадцать показан по УТ-1, то поверьте, зритель повалит на такой спектакль как на премьеру американского блокбастера! Но никакого анонсирования не произошло. Видимо, даже упомянутые тридцать секунд нельзя сэкономить за счет неуёмной рекламы поющего ректора, Верки Сердючки и других героев отечественной культуры, перед которыми Шостакович, судя по всему, безнадёжно меркнет. Как специалист могу утверждать, что съемки такого ролика потребуют двух-трех часов для выезда съемочной группы ТЖК плюс один час работы видеоинженера в аппаратной. Неужели эта жертва не по силам национальному каналу? Кроме того, со всей ответственностью можно утверждать, что такие ролики были бы готовы показать и некоторые другие телеканалы, например ТРК «Киев», имеющий даже отдельную программу, включающую анонсы событий в сфере классической музыки и музыкального театра. В России подобный механизм оповещения давно пущен в ход и приносит свои плоды. А сколько других путей рекламы, буквально «лежащих на поверхности», можно было бы еще испробовать! В конце концов, коль скоро речь идёт о национальном заведении, можно было бы даже законодательно обязать некоторые печатные СМИ помещать информацию о спектаклях Национальной оперы. Но даже и без революций в законодательстве существует масса других форм работы. «Франковцы», например, поставили дело так, что с их билетами работают распространители, которые порой не гнушаются зайти в какой-либо банк или еще куда-нибудь и просто предложить приобрести билеты. В результате такой деятельности выигрывают не какие-то мифические театральные толстосумы (не очень-то разбогатеешь на билетах по десять гривен), а именно те, кто потом придет на спектакль и сделает для себя столько эстетических открытий, что ему вновь и вновь захочется побывать в театре. Можно активнее работать и с туристическими агентствами. Но главное — нужно иметь в театре специальную службу, которая занималась бы подобными вопросами. Был же у нас когда-то так называемый «сектор зрителя». Похоже, сейчас это подразделение административной службы театра окончательно атрофировалось.
Где же наша хвалёная природная музыкальность и «певучесть»? Видимо, далеко упрятаны её корни, если театр не в силах найти общий язык со зрителем. Особенно болезненна проблема пропаганды отечественного оперного репертуара. Вряд ли какая-то опера украинского автора (речь не идет о «Наталке Полтавке» или «Запорожце за Дунаем») достаточно известна неподготовленному слушателю. И если вообразить себе появление в репертуаре Национальной оперы какого-нибудь нового отечественного произведения (а такая необходимость уже давно назрела), то стоит ли говорить, как важно будет донести такую работу до реального зрителя, а не ограничиться «оптичиванием» очередной строчки в афише. В таком случае все пропагандистские и рекламные усилия будут необходимы вдвойне. Ибо речь идет как раз о том, что насквозь национально. Вот где мог бы сработать громкий статус столичной оперы. Но видно не скоро Национальная опера Украины станет национальной. Така її доля…