Христианство и философия: «бывают странные сближенья»

Выход в свет книги Юрия Черноморца «Византийский неоплатонизм от Диони­сия Ареопагита до Геннадия Схолария» - вполне самостоятельное культурное и научное событие. Вместе с тем здесь стоит видеть большее: книга выразила увлеченность автора и читателей темой извечных отношений религии и философии как разных, но родственных способов отношения к миру, его понимания и объяснения.

Кажется, что у теологии и философии раздельные пути, и это так, но в разных пространствах, в зависимости от состава и плотности интеллектуально-духовной среды, эти дискурсы могут сближаться и удаляться. Как же найти слова о Боге без мудрости владения ими? И какая мудрость может быть без Бога?

Вне философского поля теологическая мысль теряется, тонет в догадках о невиданном и несказанном. В священном незнании споры лишь ожесточаются. В отсутствии же теологической перспективы философия перестает длиться, сжимается в себя и обращается в противоположность.

А бывает, что теология становится философией, и динамика Богопознания и Богомыслия сменяется совершенством интеллектуальных форм, внут­ренне пустых, но тем более внешне красивых.

Канонизация определенного способа богословствования и философствования лишь вредит. История потому и длится, что вне канона, рядом, в соседстве, возникала новая дерзкая мысль или сохранялась отвергнутая ранее традиция.

Для непривыкших сомневаться и задавать вопросы, вникать и проверять, христианство и христианская теология представляются чем-то статичным, гладким, цельно-простым. И тогда, например, встреча с протестантским разнообразием вызывает удивление и праведный гнев: почему у католиков и православных так все просто и понятно, и церковь единая, и традиция нерушимая, а у сектантов так много всего, что неуютно становится? Чего не хватало вольнодумцам, зачем эти бесконечные реформации и теологии родительного падежа?

Для обитателей канонической территории РПЦ картина христианства еще более упрощается: христианство - это православие образца РПЦ, есть где-то рядом католики, отношение к которым боязно-уважительно-враждебное благодаря их многочисленности, авторитетности и древности; а за порогом всякие-разные протестанты, назвать которых христиане отважатся лишь в приступе благодушия.

Внимательный взгляд на историю церкви и ее теологии опровергает подобный схематизм. Уже во времена апостолов наблюдается реальное многообразие, конфликт теологий внутри церкви, соседство малых традиций внутри одной большой. Затем все только усложняется.

Цветущая сложность истории теологии впечатляет по мере приближения к ней. К внутренним дискуссиям добавляются различные взгляды на отношения теологии с философией и культурой. Всегда и везде можно было найти еретиков, отступления от канонов, заимствования и влияния. Право­славие если и традиция, то большая, внутри которой всегда шла борьба традиций малых, и бедой оказывалось прекращение дискуссий; запрет на разномыслие убивал жизнь.

Для средневековой теологии, априори всеохватывающей и самодостаточной, философия выступала странной соседкой, внешним раздражителем, манифестацией иного - более свободного, раскованного и рискованного способа мыслить Бога в сближении с миром, в нераздельно-неслиянности, в преодолении метафизической раздвоенности.

Удивляет то, как часто обращение к философии, взгляд в сторону, приводил к теологическим поворотам и нас­тоя­щим перестройкам сложившихся сис­тем, казавшихся изнутри совершенными.

После книги Юрия Черноморца православная теология в ее отношениях с философией не поддается обобщениям, а избавляется от них. Это «освобождение теологии» от удобного, но далекого от правды схематизма можно только приветствовать, если бы не опасность дальнейших шагов, к которым зовет начатый экскурс. Если драматичные сближения теологии и философии не заслоняют собой Божий Про­мысел о единой Церкви и Традиции, если Пла­тон и Аристотель оставались желанными собеседниками для церковных теологов без ущерба для догматической истины, если в истории всего было так много, что канон не выделяется, а складывается из всего этого, то не сделать ли следующий шаг - в сторону? Не пригласить ли к диалогу другие Церкви, другие теологии, другие типы теолого-философских синтезов, восстанавливая их историю и логику отношений в масштабах «большой традиции»? Сравни­вая внутри, отчего не посмотреть рядом? Не все можно найти в Византии, но все по-особому ценное, что можно там найти, будет интересно для всех, покажется близким и даже типичным для западного мира с его собственным опытом теолого-философских дискуссий. Не откроется ли новая перспектива теологии в этом сближении традиций Востока и Запада?