HOMO SYMBOLICO В МИРЕ ТЕАТРАЛЬНЫХ ФАНТАЗИЙ

Существует два типа творцов. Одни, которых именуют классиками, полностью реализуют свои идеи в избранном материале, добиваясь гармонической завершенности и равновесия всех сторон художественного целого. Удел других — недостижимость идеала, открытые в бесконечность формы, множественность смыслов, творимых языком символов. Материальная сторона их творений представляет собой лишь некое поле значений, ускользающих от однозначной расшифровки. Их авторские замыслы требуют истолкований и выходов за пределы, заданные конкретным сюжетом, жанром и даже видом искусства. Таковым было творчество уникального театрального художника Евгения Лысыка. Десять лет, как его нет с нами, минуло в нынешнем мае, а год назад слишком скромно для личности такого масштаба Львов, где прошла большая часть творческой жизни Мастера, отметил 70-летие со дня его рождения.

Все, кто видел оформленные Лысыком оперные и балетные спектакли, запоминали их навсегда. Это были не просто неординарные решения. В каждом случае художник воплощал на сцене собственную философскую концепцию и свое мировосприятие, расширяя до крайних пределов и последних вопросов бытия масштабы заложенных в конкретном произведении идей и тем. На гигантских задниках вырастали символические фигуры и формы, оживали фантастические предметы, вступали в необычные взаимодействия вещи, люди, природные и надприродные существа. Его сценографические фантазии никогда не были иллюстрациями и декоративным довеском к спектаклю. Не ограничивал он свою роль и функциями вдумчивого интерпретатора заданного текста. Говорили, что в своих лучших театральных работах Лысык как бы брал всю инициативу на себя и подавлял других участников постановочного ансамбля. Да и некоторые произведения превращались чуть ли не в повод для выражения собственного, не во всем совпадающего с авторским, видения темы. В его защиту можно сказать, что так поступает каждая мощная творческая индивидуальность. Стали уже достаточно привычными понятия авторской режиссуры, авторского кинематографа. Театр, который творил Лысык, являл собой уникальный пример авторской сценографии.

При всей активности известных современному театру сценографических решений театральный художник все же выступает в роли исполнителя творческих задач, которые либо рождаются в процессе совместного вынашивания замысла, либо инициируются режиссером, балетмейстером, дирижером. Лысык отлично знал, сколь важно для конечного результата точное исполнение задуманного. Он не только был инициатором многих принципиально важных подходов к интерпретируемому произведению, не только создавал серию самобытных образов в виде эскизов декораций и костюмов, но никогда не чуждался работы мастерового, который переносит эти эскизы на большие полотна. Такая работа была в его глазах творчеством, как и создание костюмов. Во время подготовки премьеры Е.Лысык проводил долгие часы в декорационных мастерских, в пошивочном цехе, не упуская ни одной детали, внимательно отслеживая и корректируя все этапы рождения будущего действа. И все же рамки спектакля были тесны его грандиозным видениям. Они как бы взрывали и разрывали конкретную театральную форму. Трагедию неполной реализованности переживали самые великие из великих — Микеланджело и Гете, Бетховен и Вагнер. Она же сопровождала творческую жизнь украинского художника, а после его смерти фактически обернулась драмой неведомых миру шедевров.

Сценографические творения умирают вместе с исчезновением спектакля из репертуара. Остаются лишь эскизы, которые во многих случаях подобны неозвученному нотному тексту. Ведь свою подлинную жизнь они призваны обретать в масштабах и пространстве сцены, в соотнесенности с рисунком и красками костюмов, движением мизансцен, с динамикой и пластикой действующих в спектакле актеров. В списке созданных Евгением Лысыком театральных работ значится более 60 названий. Его взрастил Львовский театр оперы и балета. Золотой строкой вошли его спектакли «Спартак», «Легенда о любви», «Каменный властелин», «Раймонда», «Борис Годунов» в историю Национальной оперы Украины
им. Тараса Шевченко. Он оформлял театральные постановки в Турции и Югославии, три года работал в Минске. Среди последних шедевров Мастера — опера-балет В.Губаренко «Вий» в Одесском театре, премьера состоялась в августе 1984 года и удержалась в репертуаре больше шести сезонов. «Вию» аплодировали на оперном фестивале в Минске, спектакль, в том числе автор сценографии и костюмов Евгений Лысык, был выдвинут на соискание Государственной премии СССР и показан в Москве на сцене Кремлевского Дворца съездов. Его транслировало Украинское телевидение и Всесоюзное радио. Туристы из разных стран, заполняющие в разгар сезона зал Одесского театра, открывали для себя неведомую им Украину с изобилием ее земных плодов, поэзией фантастических ночей, с гомоном многолюдной ярмарки и темными ликами икон в заброшенной церкви.

Сегодня руководство Одесского театра ведет речь о возобновлении «Вия» с декорациями и костюмами Евгения Лысыка. Это стало бы действенным шагом по сохранению наследия выдающегося художника в тех формах, которые наиболее отвечали существу его замыслов. А так как сами замыслы таили в себе еще более богатые возможности, чем реализовывал конкретный спектакль, это открывает простор для творчества тех, кто возьмется за подобное возобновление. В мастерских Львовского театра оперы и балета хранится бесценный материал, связанный с гоголевским «Вием». Среди авторских рисунков костюмов есть и такие, которые в одесском спектакле не были использованы. А они так полно и образно выражают понимание художником природы гоголевской фантастики...

Помню, как в процессе подготовки «Вия» в Одессе Лысык говорил о том, что фантастические персонажи Гоголя видятся ему существами добрыми и светлыми. По его словам, это соответствует народным представлениям и персонажам низшей мифологии в украинских народных легендах, сказках, фантастических рассказах. Рисунки костюмов, выполненные художником, можно было бы издать в виде альбома. В них заложена глубокая философская идея трагической разъединенности и взаимного подспудного стремления друг к другу людей и природных существ, живущих какой-то своей особой жизнью рядом с людским миром. Эпизод «Вия», в котором трое друзей-бурсаков заблудились в ночной степи и слушают страшный рассказ Тита Халявы о ведьме, погубившей псаря Микиту, рисовался художнику как одна из реализаций этой философской темы. Он хотел, чтобы степь была живой, наполненной странными существами, похожими и непохожими на знакомых нам зверюшек и птиц. Удивительные ночные жители степи по его замыслу должны были с любопытством и вниманием следить за героями, слушать рассказ Тита, по-своему на него реагируя. Это был собирательный образ твари, страдающей и тоскующей вместе со всем человечеством от порчи, которую претерпевает природа в результате грехопадения Адама. Таинственные жители степи, которых он изображал на своих рисунках, представлялись ему не опасными представителями демонического темного мира, а невинными жертвами человеческой греховности. Каждый такой рисунок полон поразительных деталей. Вот козел-философ с одним копытом, голой человеческой стопой, с людскими пальцами и с трубкой в зубах, из которой выглядывает маленький мышонок. Испуганные чертенята прячутся в складках его полотняной свитки, выглядывают из-за спины, из-за ворота. Растительный орнамент, словно ореолом, окутывает его острые рога. Голова повернута вбок, мы видим его профиль с задранной кверху бородкой и с одним глазом, в котором как бы застыла сама вечность. А вот баранчик с доброй улыбкой и с дырявым брилем-нимбом над рогами, с большой головой, длинными руками, маленьким приземистым туловищем и голыми ступнями ног с восемью пальчиками на каждой. В удивлении он смотрит на разбросанные вокруг него по земле яблоки. Пышнотелая, как украинская сельская красавица, то ли ворона, то ли курица стоит в гордой позе, вытянув вперед пухлую руку с растопыренными пальцами. По этой руке подымаются вверх странные маленькие существа — такие же, как и спрятанные в складках ее нарядного платья. Ее голова украшена композицией из цветов и спускающимися гирляндами лент. Можно бесконечно разглядывать детали всех этих рисунков, в которых художник воплотил свои сокровенные идеи о многообразии форм жизни, согретой любовью Творца. Персонажи воссозданного им неведомого мира, который окружает человека и несет на себе человеческую печать, — это наши меньшие братья, знакомые и незнакомые. Они существуют с нами рядом и взывают к нашей доброте и милосердию.

В одесском спектакле Евгений Лысык сам работал в мастерских над большими задниками, которые служили фоном основным сценам. Первый из них чем-то был близок красочной живописи Марии Приймаченко и других народных мастеров. В сцене ночного полета Хомы незабываемое впечатление оставляла словно выплывающая из озера на освещенное лунным светом небо фигура лежащей в траве юной красавицы. Фантазии эры космической цивилизации напоминал возникающий всего на несколько мгновений в финальной сцене железный фантом Вия. Правда, сам художник не был до конца удовлетворен именно этим образом. Обычная в театрах спешка, сопровождающая подготовку нового спектакля, не позволила ему до конца воплотить задуманное. Будем надеяться, что ученики и хранители его наследия, среди которых и жена Мастера, талантливый художник по костюмам Оксана Зинченко, смогут восстановить «Вия» в Одессе в обновленном варианте. Я же хочу поблагодарить Оксану Кузьминичну за то, что она дала возможность увидеть рисунки Лысыка и разрешила опубликовать два из них в «Зеркале недели».