HOMO AMATOR

Мне кажется, что некоторые современные украинские писатели незаслуженно раздуты. То есть их реальные литературные заслуги абсолютно неадекватны общественному резонансу от их текстов и фигур. Технологии подобного «раздувания» могут быть разными. Пожалуй, наиболее эффективная — это создание и взлелеивание так называемого «имиджа». Это может быть показное истерическое поведение на людях, обращение в Нобелевский комитет, поддерживание себя в образе нестареющего мачо, подкрашивающего волосы, демонстрация неприкаянной гениальности с элементами ксенофобии и неожиданного конформизма и т.п. Но речь, собственно, не об этом, т.к. существуют и противоположные примеры. Есть писатели, чьи тексты невнимательно читаются и незаслуженно обходятся общественным мнением. Среди таких писателей — львовский прозаик Юрий Винничук.

Мистик и мистификатор, эротоман и тихий хулиган, он надолго запомнится своей скандальной подделкой ирландского эпоса «Плач над градом Кия» Риангабара, фальшивкой, которая доказала живучесть галицкой макферсоновщины в условиях еще даже не горбачевской перестройки. Это был настоящий культурный бунт, смелостью своей не уступавший выступлениям украинских диссидентов, и даже больше — был изысканным эстетским жестом, сделанным с любовью. Но разве не «любовным обманом» является настоящая литература, которая на английском языке так и называется — «фикция».

Однако сам Винничук — не фикция, а неутомимый трудяга украинского писательства, его символический фаллос. Да, он, пожалуй, наиболее плодовитый из самых талантливых украинских литераторов. Писатель, который не боится быть впечатлительным и сентиментальным, писатель, который, наконец, начал издавать полное собрание на данный момент написанных произведений. Недавно, с интервалом в полгода, вышло два тома раннего Винничука — «Вікна застиглого часу» и «Місце для дракона» — из запланированных девяти. Думается, ни один украинский прозаик не может похвастаться тотальной всеядностью, подвластной только ему. Жанрово, стилистически, мировоззренчески, настроенчески всеядный, Винничук сочетает в себе, казалось бы, несочетаемое. Милые лубочные рассказы о временах детства и эротическая повесть «Діви ночі», историко-порнографическое «Житіє гаремноє» и фантастическая «Мальва Ланда», новелла в духе «черного юмора» «Ги-ги-и» и «Легенди Львова», «Кнайпи Львова» и «Таємниці львівської кави» — это только верхушки, остроумное варево молчаливого галицкого дядюшки, уж простите за тривиальность, до умопомрачения влюбленного в мир.

Думаю, это единственный украинский писатель, способный написать обо всем. Только дилетант, иначе называемый несколько пренебрежительным словцом «аматор», способен позволить себе браться за все и, вопреки проблемам книгопечатания и прочим капканам нашего времени, существовать за счет литературы. Иногда мне кажется, что фантазии Винничука хватило бы, чтобы на сто лет наперед обеспечить украинскую литературу сюжетами, характерами, стилями, ситуациями. Человек-компендиум, пан Юрий, или Юзё-обсерватор, еще одна ипостась писателя, — это шкатулка с любопытными историями, это упорное воскрешение прошлого, это невиданное в украинской литературе внимание и уважение к телесности, человеческому «низу», но не показное и поверхностное, а глубокое и всеобъемлющее.

Любовь Винничука к трогательным деталям иногда способна довести до тихой истерики. Разве может равнодушный человек написать такое: «Двісті років тому вечірній Львів освітлювався олійними каганцями…» Прочитав эту фразу, я словно понял всего Винничука — сразу и бесповоротно. Господи, это человек, которому не все равно, какими светильниками освещались львовские улицы двести лет назад! Человек, опоэтизировавший слово «дупця» до такой степени, что, к примеру, я сам уже не могу отказаться от его классификации и никогда не ошибусь, «дупця» передо мною или «дупчик», «дупонька» или «дупенция». И так во всем. Во всем — тихая страсть и неудержимая любовь. По этим признакам прозу Винничука можно поставить рядом с его же любимыми писателями — Витольдом Гомбровичем, Богумилом Грабалом и Чарльзом Буковским. И это не будет преувеличением или признанием экзальтированного поклонника Винничука (чуть не сказал «любовника»), каковым я вот уже восьмой год неизменно остаюсь. Остаюсь и люблю, читаю и поражаюсь, поражаюсь и снова люблю. И верю, что этот мир еще окончательно не деградировал и не осквернился только потому, что в нем среди прочих живет такой Винничук. Человек, Умеющий Любить. Вечный аматор... А знаете, «аматор» — это от слова «amаre», то есть любить.