ГЛОБАЛИЗАЦИЯ В ЧЕРТОПОЛОХЕ

Я до сих пор не понимаю, что плохого в глобализации. Нет, я понимаю, что глобализация — это плохо. Мне об этом чуть ли не ежедневно напоминают с экранов телевизора, из Интернета, из украинских газет. Меня вновь и вновь запугивают, мне грозят, меня предостерегают, дескать, еще чуть-чуть — и конец. Мне даже нравятся выступления антиглобалистов. Они такие революционные, такие левацкие — эти дети сытого Запада. «Они и о тебе заботятся, украинское дитя», — примерно такое впечатление возникает по крайней мере у меня. Да, они против унификации, уничтожающей оригинальное и самобытное, да, они против массовой культуры и засилья американского империализма на всех уровнях. Я тоже против всего этого. Но я все равно не понимаю, что конкретно плохого несет в себе глобализация для украинской культуры и, еще точнее, литературы.

И хотел я понять, и прочитал я на сайте Радио «Свобода» статью известного поэта Павла Вольвача «О роли глобализации в культурно-литературных измерениях». Ну, думаю, сейчас этот литературный самородок, эта последняя надежда поколения шестидесятников за всех скажет, за всех переболеет и наконец объяснит мне пагубное влияние глобализации на украинскую литературу. А началось все с определения глобализации как «цивилизационного вызова» для украинской культуры. «Хорошо, — думаю, — первый трюизм пропускаю». Потом, по Вольвачу, глобализация угрожает превратить украинскую культуру (почему же не язык?) в современную латынь и маргинализировать ее. Вот, оказывается, что больше всего угрожает родной культуре! А я, наивный, полагал, что проблема — в каких-то более сложных вещах, а не в кока-коле и памперсах. Так вот что мешает нашей родной культуре развиваться! Враг, наконец, найден. И чем абстрактнее этот враг, то удобнее писать подобные материалы. Стало легче, господа? Мне — нет.

Когда ж уже, думаю, литература? А вот и она. «Писателю предлагают сделать из литературы товар!» — вопит наш полемист. А что должен делать писатель, дабы дойти до современного читателя? Сидеть в холодной избе и писать бессмертный эпос об умирании села или кричать о гибели украинской литературы как национального явления? А может, вооружившись членским билетом НСПУ, пойти в народ и пропагандировать бессмертные традиционные ценности бабушкам на базаре или водителям маршруток? «Глобализм жестоко регламентирует тип письма», — еще одно общее место подобных писаний. Здесь непременно нужно упомянуть о массовой литературе с ее Рогозой и плавно перейти к ренегатам-постмодернистам типа Андруховича и Издрыка. Шаблон соблюден — аплодисменты...

Самый серьезный упрек глобализации, по Вольвачу, — это то, что она отрицает «певца... проникающегося трагичностью бытия». Побойтесь Бога, поэт! Это Милан Кундера, Гюнтер Грасс и Арундати Рой не трагичны? Это Тадеуш Ружевич и Джон Эшбери не проникаются трагичностью бытия? И все они включены в глобализационные процессы, коммерчески успешны, их читают миллионы, они зажиточны и не сидят в холодных избах. Вы этим их попрекаете? Это «Непрості» Т.Прохасько и «Центрально-восточная ревизия» Ю.Андруховича не трагичны? Что же тогда трагическое в современной литературе? Юморески Е.Дударя или исторические романы Ю.Мушкетика? Или, может, ваши собственные писания, из которых на полкилометра торчат уши если не Винграновского, то Симоненко, борец с иерархиями и заимствованиями вы наш?

Нет, поэт Вольвач знает рецепт, он представляет, каким «должен быть ответ». И ответ этот еще банальнее — «мироисторический и модернистский». И снова слова, слова: «живая плоть», «противовес симулякрам и пустопорожним жестянкам», «внутренняя борьба»... Почему вы так сопротивляетесь успеху и вместе с тем мечтаете быть прочитанным в экзотических странах? Почему так боитесь счетов в коммерческих банках и вместе с тем издаете свои стихи в престижной «Кальварії», поэт полыни и чертополоха? Кого вы хотите ввести в заблуждение своими антиглобалистскими кампаниями?

Каждый имеет право на своих мух в голове. Каждому позволительно рассуждать об иерархиях и мечтать об украинской культурной экспансии. Но мне до сих пор непонятно, почему современная украинская литература автоматически становится неудобоваримой, если не соответствует очередному народническому шаблону? Почему успех (хотя какие здесь у нас успехи!) — синоним культурной измены, а трагичность — единственное мерило литературы? Надеюсь, на эти вопросы ответ существует.