ФИЛИПП КИРКОРОВ: «Я КЛАССИЧЕСКИЙ ТИП СЕНТИМЕНТАЛЬНОГО БОЛГАРИНА, КОТОРЫЙ СВЯТО БЛЮДЕТ ОПРЕДЕЛЕНЫЙ КОДЕКС»

Отар КУШАНАШВИЛИ: Я захватил его пребывающим в довольстве. Как выяснилось, в применении к Киркорову довольство употребимо в обоих смыслах: в смысле его негаданного для всех сладкого альянса с Аллой П. и в смысле прозаической состоятельности. Благодушный Филипп, попивая коллу из банки, подозрительно охотно отозвался на «прошение об интервью».

НЕ ТРЮК, НО СУДЬБА

- При всем почтении к тебе, как артисту, считаю своим долгом не кривить душой и не юлить: первопричина моего интереса - та же, что и у всех. Я пришел сюда, чтобы прояснить картину насчет ваших с Аллой матримониальных намерений. Итак, возможны любые вопросы?

- Да, любые. Мне тоже надо выговориться, и я рад, что представился случай.

- Ну, насчет случая позволь усомниться: легче назвать тех представителей масс медиа, которые не донимали тебя и Аллу назойливыми расспросами и, кстати сказать, не получали ваших ответов.

- Тут очень много извечного журналистского желания «прокукарекать». На самом деле мы с Аллой очень избирательны и одариваем вниманием далеко не всех. А то, что появляется, зачастую - чистой воды домыслы. Иногда забавные, иногда с подначкой, претендующие на высмеивание.

- Насколько я понимаю, это критическое суждение распространяется на журналистику в общем, а умилительная история вашей любви - самый показательный в этом отношении пример?

- Если убрать слово «умилительная», в котором тоже явная подначка, то - да. Например, пишут, что это - рекламный трюк, что мы чуть ли не выжили из ума, ломая головы, как бы поддержать уровень тлеющей популярности... Ахинея полная! И так популярности, что у Пугачевой, что у меня, хватает для того, чтобы держаться на должном уровне, не прибегая к помощи каких-то скандалов.

Конечно, личная жизнь не должна отражаться на публике. Я не хочу, чтобы публика чувствовала себя обделенной, мужчины лишились Аллы Пугачевой, а женщины - Филиппа Киркорова. Никогда в жизни! Есть четкий водораздел, и его надо строго блюсти. Женщины - это моя Муза, и я пою о них, для них, ради них. Я влюбляюсь в каждую женщину, что приходит ко мне на концерт. Я отдаю ей эту любовь, отдаю ей песни, отдаю ей свое тепло, в этом и заключен смысл моего пения , а в чем еще? И не важно при этом, женатый я человек или холостой. Артист на сцене принадлежит всем, а не кому-то одному.

- Но твоя женитьба наверняка лишит тебя многих поклонниц, и дело не ограничится десятками, боюсь.

- Но неужели - даже при таком раскладе - я пожертвую своим счастьем ради того, чтобы угодить тем, может быть, тысячам женщин, которым я не безразличен? И потом, женщина - мудрейшее создание. Та, которой я не безразличен, будет стараться всеми правдами и неправдами отбить меня у Пугачевой.

- Но это утопия, как я понимаю. Правда, если сама Алла не «уступит»...

- Но почему утопия? Жизнь - она, сам знаешь, какая. Она так устроена интересно, что изначально исключена предсказуемость. Женщина способна на вещи совершенно фантастические... А что значит: «если она не уступит»?

- Ну... Как бы сказать. Вообще-то Аллу при всем к ней безусловном почитании полагают женщиной весьма импульсивной и непостоянной. Тебе такое представление о ней внове?

- Я же сказал: это - Любовь. Конечно, все может случиться, но нелепо загодя моделировать ситуацию, при которой мы «благополучно» расстанемся. Потом, все-таки Алла имеет мало общего с тем, как ее представляет народ. Молва - штука ненадежная.

ПРО КОМПЛЕКС МОСЬКИ

- Верно, назрел момент поворота нашей беседы на тему поиска хороших людей среди нашего брата, журналиста?

- Журналист может высказать, обнаружить свою жесткую точку зрения, он имеет право на резкую рецензию - никто не оспаривает. Но он не вправе оскорблять артиста. Потому что... Все-таки нельзя забывать иерархию: артист есть артист, а журналист есть журналист.

Артист в известных случаях - народное достояние. Его - как минимум - все знают. Очернить артиста, например, меня, на самом деле очень легко, но заставить в это поверить народ уже сложнее. Поэтому на все оскорбления, которые я слышал в свой адрес или .в адрес моих коллег, я плевал, если не доверяю мнению пишущего. Я имею в виду дешевый, доморощенный вой и лай «мосек» типа людишек из «Комсомольской правды». Для таких у меня всегда на изготовке простое предложение: сами сделайте сольную программу, напишите песню и. исполните ее. Пусть они споют хотя бы один куплет, полюбившийся народу. Если у них это получится, они могут выйти на огромную площадь и возопить: «Киркоров - говно!», и я даже не заикнусь, что этот поступок вне морали. А написать и спрятаться... Со мной эта газета как-то жутко попала, после чего долго и нудно вымаливала прощения. И теперь совершенно очевидно, что затаила на меня злость. Конечно, все, что они на мой счет пишут, - это смешно, я читал и закатывался! Раньше мог бы впасть в подавленость, в депрессию, а теперь... я цену себе и всему знаю... Они, наверное, думали, что я приду в редакцию, устрою им разгон. Ха-ха-ха! Я буду опускаться до разборок с какими-то мелкими сошками! Да никогда в. жизни! Мой уровень не позволяет.

- А что из сказанного на твой счет ядреного тебя более всего позабавило?

- Про меня написали в контексте всех этих последних дел - «выдающаяся посредственность». Вот - перл, вот - шедевр словесности! Это же клево, ты только послушай: «Вы-да-ю-ща-яся». Дай Бог, подумал я, чтобы все были такими., как Киркоров, «посредственностями» - тогда наша эстрада, вообще Отечество процветали бы.

МОМЕНТАЛЬНАЯ ФОТОГРАФИЯ

- Филипп, почему-то очень меня занимает, как к тому, что ты стал ее «панашей», относится Кристина? Никитку, сына ее и Володи, спрашивать про отношение к новоиспеченному «дедуле» все-таки рановато.

- Я с ней виделся всего-то раза два, и то мельком. Мы знакомы, конечно, очень давно. И потом я назвал себя дедушкой, разумеется с юмором. На самом деле я пока еще не дед и не отец.

- Но отцом стать планируешь?

- Естественно. Почему нет? В ближайшее время, может быть, стану. Может быть.

- А как ты думаешь, высок процент людей искренно и сильно радующихся за вас?

- Думаю, да, высок. В отношении к нам, к нашему союзу нет равнодушных, нет людей с нейтральной позицией - это и удивительно, и приятно, и тяжело разом. Не ожидали. Нет, я предполагал, конечно, реакцию, но не в таком масштабе... Письма мешками приходят на концертах; в одних - «мы благословляем вас», а в других - «как ты мог?!» В одном городе даже целый институт демонстративно отказался от билетов на концерт - в знак протеста. Мне рассказали об этом организаторы. У меня как-то не возникает желания иронизировать по этому поводу, хотя, согласись, элемент комический на лицо.

- Наверное. А ты не в курсе, куда так спешно запропастился Сергей Василич Челобанов?

- Откуда я знаю, где Челобанов? Почему ты меня об этом спрашиваешь? Я знаю о Челобанове то же, что и ты: у Пугачевой с ним был контракт, как со многими молодыми исполнителями, прошло время, и контракт закончился.

- Но с Челобановым ты знаком?

- Да, знаком. Он талантливый человек, Челобанов. У нас нормальные отношения. Мы не друзья, мы коллеги. Я считаю его одаренным музыкантом. Просто надо уметь не потерять то, что в руках было. Понимаешь, какая штука. Бог учредил такой хитрый, но праведный баланс: он что-то дает, но что-то и забирает. Вот Сергей Челобанов получил популярность, а что-то другое у него забрали.

- Ты забрал?

- Я же образно говорю! Нельзя же так буквально меня трактовать. Он потерял, а я нашел. Пугачеву я у него не крал. Я ее пятнадцать лет ждал, добивался, и Челобанов здесь вообще ни при чем.

- Да? Что ж, про пятнадцать лет - это очень впечатляюще. А что же у тебя так много альянсов случалось за этот промежуток «до главной встречи»? То ты женишься, то разводишься, то американка какая-то, то Распутина, то... Что из этого правда?

- Где-то шутка, где-то сплетня, где-то увлечение мимолетное, где-то Алле назло... Ой, не надо об этом! Надо понять меня, когда я говорю, что никакая любовь не может заставить меня бросить публику, никакая!

- Но ведь ты «обрушился» несколькими минутами раньше на меня из-за того, что я не понял главного: «неужели я пожертвую своим счастьем, чтобы угодить... тысячам женщин»?

- Я так сказал, да? Но любая правда - сложная. Я от женщин никуда деться не могу. Когда оказываюсь на гастролях, я обретаю какие-то сказочные крылья.

- От гастролей, стало быть, ты не устаешь?

- Нет, я верю в то, что моя жизнь никогда не будет скучной на гастролях.

- А входят ли в понятие «нескучности» любовные приключения, практикуемые твоими коллегами (буду осторожнее - иными из твоих коллег)?

- Да, никогда в жизни! Никогда в жизни! Во-первых, я не ловелас какой-нибудь, я исповедую, и многие знают это, очень высокие принципы. Я не Казанова же, в самом деле! Я классический тип абсолютно сентиментального болгарина, который свято блюдет определенный кодекс. Этот кодекс исключает даже намек на какую-то там похоть. Даже мысль об этом мне омерзительна, не то что... Да, у меня было полно увлечений, но все они были прекрасны... ну, не все, к сожалению, я это слишком... но я хочу сказать еще раз, да, моя любвеобильность предопределила множество романов, но штабелями в моих номерах никто не ночевал, потому что - хватаюсь за самый «крайний» аргумент - это же грязь!

- Филипп, а за что наезжает на тебя через печать лихая дама Маша Распутина? Чем ты ей насолил? Что за обвинение в плагиате? И в чем-то похлеще?

- А «похлеще» - это в чем?

- В низкой мстительности после ее отказа ответить взаимностью на твои пылкие признания. Положа руку на сердце: было?

- Был грешок. Я не думал жениться, такого и в мыслях не было, но роман был очень длительный. Вообще романы с женщинами-певицами - это моя слабость. Это моя страсть. Пагубная. Это просто ужас! А Распутина для меня была сусальной круизной историей. Мне тогда казалось, что мы очень близки.

- А разве на момент вашего круизного романа Маша не была замужем?

- А разве это имеет в таких случаях какое-то значение!?

- Ну, если иметь в виду кодекс высоконравственного болгарина, то - да.

- Вот ты как повернул… Нет, это не имеет значения!

- Ну почему не сладилось у вас?

- Ты знаешь, причина в знаках. Мы же одного с ней знака Зодиака. Ты кто по знаку? Рак? А я - Телец. И она - Телка. Вот и все.

- Судя по ее словам, для нее - не все.

- А мне ее слова, как ты понимаешь, не указ. На самом-то деле, все было проще: сейчас рядом со мной женщина, которая вызывает у Распутиной ^е самые приятные чувства. Потому она тщится, что есть мочи, отобрать у меня песню, написанную специально для меня Леонидом Дербеневым.

- Как же он мог для тебя сложить песню, если официально подтвердил правомерность претензий Распутиной?

- А ларчик просто открывается. Дербенев написал всю программу для Распутиной и она - единственная певица, которая его кормит, как говорится. У меня-то выбор богатый: у меня и Рубальская, и Осиашвили, и Рябинин, и тот же Дербенев. А у нее - только Дербенев. Она платит ему прилично, и он был вынужден встать на ее сторону, а как ему было поступить?

- Увы, набор претензий этим не исчерпывается. Она объясняет свой якобы имевший место отказ от твоих руки и сердца тем, что ты был негож как мужчина...

- Я думаю, что если бы я не устраивал женщин как мужчина, то, наверное, меня «бы не любила Первая леди нашей эстрады. Как ты думаешь? Я не знаю, что Распутиной нужно: может быть, ей нужен член длиной с метр, или с полметра, или как вот эта банка «Кока-колы» - каждому свое вообще-то. Ты уж прости меня за банальщину, важен не размер, важно умение.

- Филипп, хотелось бы пролить свет и на подноготную вашей потасовки с Ольгой Кормухиной, разночтения которой я слышу целый год. На концерте, за кулисами ты ее вывел из себя, и она влепила тебе затрещину.

- Она мне влепила затрещину? Ха-ха-ха! Дело в том, что я с женщинами не дерусь. Тем более - с пьяными. Пристрастие Кормухиной к алкоголю известно всему тусовочному миру. У нее есть слабость, как она напьется, лезет тут же в драку. Ну и со мной было дело, отрицать не буду, на «Рождественских встречах», на первых. Я очень хорошо проходил тогда, зал меня принимал очень тепло. Я пел незатейливую песенку про часы, она пела какой-то сумасшедший, рок, и своим злым лицом она особой радости у зрителей не вызывала, несмотря на голосовые данные.

- Ага, значит, обида не «застит», и ты признаешь за ней «данные».

- Она не без таланта певица, кто будет спорить? Но ей бы еще самую малость - Человеком быть. И хоть немножко любить зрителя. Именно ей.

- Почему «именно ей»? Она упрекала тебя в непочтении к зрителю?

- Собственно, из-за этого, вернее, из-за нотации ее по этому поводу... Но я хочу завершить мысль. Если бы Кормухина любила зрителя, она не пела бы только для себя, а вспомнила бы и о человеке в зале. Хотя и не в этом дело... Мне, значит, двадцать лет, ей чуть-чуть больше, лет на пятнадцать... И я не знаю, чего ей вдруг взбрело, в голову устроить со мной разборку из-за того, что вот ко мне в двадцать лет пришло то, что ей не пришло, к слову, до сих пор, - зрительская любовь, преданная и мощная. И она начала учить меня долго и нудно, как надо петь, как надо жить, что я не умею делать ни того, ни другого. Я, естественно, прервал ее, когда терпение истощилось: «Не надо лезть в мой огород, Оля. Я ведь в твой не лезу». У нее эти слова вызвали совершенно дикую реакцию, и она поперла на меня с тумаками. Я ответить не мог.

- И как этот «односторонний бокс» разрешился?

- Нас разняла Алла Пугачева. А потом сказала: «Ты что, эту дуру не знаешь!» Ее, кстати, все «кувалдой» называют в тусовке, ты не знал? Ну что ты! Все знают... Так что «мадам кувалда» Кормухина проявила себя, не с лучшей стороны, и я не знаю, чем она кичится, повсеместно с восторгом рассказывая про это, ведь она прекрасно сознает, что истинный мужчина никогда женщину не ударит. Не ударит, как бы женщина была не права! Вот Кормухина показывает в себе «неженщину», потому что женщина может ударить только тогда, когда любит.

НАУКА УЖИВАНИЯ. НАУКА ВЫЖИВАНИЯ

- Не может быть, чтобы при твоей популярности ты обходился без телохранителем.

- Есть такое дело. Но они со мной везде, только когда выезжаю. Два Сережи. Надежные ребята.

- Они все больше от оголтелых фэнок обороняют?

- Во-первых, не к лицу говорить «оголтелые» по отношению к женщине. Во-вторых, как ни странно, не от поклонниц по большей части, а от группировок разных. В принципе человек я более чем защищенный и сам уже сойду за мафию (и считаюсь ею), но дело в том, что иногда от мелких сошек в разных городах больше неприятностей, чем от крупных. Потому что крупным хватает ума выяснить сначала, что к чему и какова картина дел.

- А мелкие сошки на что отваживаются?

- Например, врываются в гримерную до или после концерта, могут наговорить гадостей, испортить настроение, потребовать денег. Правда, по нынешним временам не знаю, как они мыслят «экспроприацию», они же тупые, не «понимают, что сейчас далеко не те, что прежде, времена, все проходит официально и деньги выплачиваются не наличными, а переводятся на счет организации.

- А ты, говорят, свой гонорар взвинтил до цифры, которая «за озоном»?

- По труду, милые мои.

- В первой пятерке ты есть?

- Я - первый! Первый!

- А по поветрию повальному, ты часто «гостишь» в ночных заведениях?

- Нет, нет, нет.

- Что так?

- Не платят столько, сколько я считаю нужным.

- Скажи, ножницы между теми суммами, что тебе предлагают и то, что ты хочешь, большие?

- Ножницы большие. Я считаю, что работа в ночных клубах, дискотеках - это особо сложный вид работы. Такая работа требует сложной подготовки. Зал есть зал, а ночной клуб - это совсем другое. Во-первых, самое банальное, что лежит на поверхности - я хочу ночью спать, имею я на это право? А я должен работать в это время. Поэтому я должен получать минимум в три раза больше. Я не хочу принижать других артистов, которые работают за, столь малые суммы. Зачем? Тем более, что почти девяносто процентов нашей эстрады работают за эти деньги. Зачем я буду раскрывать какие-то подробности зарплаты, которая в этом случае как раз и есть лакмусовая бумажка, кто есть кто. Я за такую зарплату не работаю: по-моему, сказано ясно,

- Между прочим, твой бывший директорат одной из причин прекращения работы с тобой выставил твои непомерные финансовые претензии.

- Чушь это все! Я не хочу это вспоминать, в принципе, я это уже простил. Я как был Киркоровым, так им и остался. А они что? Они были - при Киркорове, и без него стали никем. Со мной им давался шанс.

- Я толком не пойму: чего стряслось-то?

- Изо всей этой истории один вывод: честными надо быть, честными. И к артисту, и в отношении всего. Я могу сказать одно: они слишком часто меня подставляли. Они были при Киркорове, этим кичились, козыряли, набивали карманы «бабками», и им было все разно, в каких условиях я живу, как меня встретят, как меня проводят, как я себя чувствую - им было наплевать... Теперь более двух лет я работаю с человеком, который отдает мне свое здоровье, он абсолютно нежадный и очень щепетильный во всех отношениях, включая денежный вопрос. То есть, по многим качествам очень близкий мне. Я сам человек далеко не жадный. Очень добрый и очень сентиментальный даже. Вот тут мне пришло письмо от одной женщины, которая поделилась страшной болью - у нее сын калека, инвалид четвертой группы. Он болеет какой-то страшной болезнью. Она написала, что мальчик похож на меня, что я его любимый певец и он иной бредит, а песнями моими одержим. Она написала также, что у них нет денег даже на коляску, и мальчуган не может передвигаться. А на операцию в Америке, где из восьми подобных операций четыре удачных, и вовсе нет надежды ввиду того, же отсутствия денег. Я тут же поднял трубку и позвонил этой женщине... не помню, как ее зовут.

- А давняя эта история?

- Это было... сейчас скажу... полмесяца назад. Для меня было приятно отдать эту сумму, довольно-таки приличную, на то, чтобы как-то помочь этому мальчику... Деньги для меня - ничто. Они просто помогают быть свободным. Но я против халявных денег. Я против того, чтобы деньги эти доставались незаслуженным путем, людям, которые хотят их получить обманом. Скажите лучше честно: «Фил, у нас нет денег!» Я дам.

- Давай проверим?

- Ха-ха-ха! Давай…

- В арт-среде, конечно, братание особое никогда не практиковалось, но в последнее время... Филипп, у тебя есть толковое объяснение того, что к тебе как-то особенно эмоционально относятся коллеги?

- Ну, я не думаю, что «особенно», хотя... Но это меня сопровождает по жизни... От тебя узнал об очень хорошем ко мне отношении Юрия Антонова, а многие поливают меня на каждом углу. Поди разберись, чего им надо. Таких артистов предостаточно.

- Ты очень сердит на них?

- Теперь мне их только жалко. Мне жалко людей, которые злобные, У меня нет раздвоения. Если человек посылает на мою голову анафему, это не значит, что я отвечу ему той же монетой. Если, как Антонов, похвалит, - не значит, что я кинусь превозносить его, петь осанну ему. Если мне что-то нравится, я так и говорю, если нет - я промолчу. Никогда я не скажу резко: это - плохо, это - хорошо. Я не могу человека оскорбить, Обидеть. Я лучше отстранюсь, чем раню.

- Но ведь приходится?

- Приходится... Я сложный человек вообще-то. В меру своих «завоеванных позиций» я люблю, чтобы ко мне прислушивались. Не люблю, например, когда говорят со мной в унисон... Потом, у меня есть минус, и большой, но уже чисто профессиональный: я очень боюсь на сцене забыть слова,

- Что, много прецедентов?

- Не много, но есть... Но парадокс (а может, и не парадокс вовсе) в том, что публике безумно импонируют такие моменты: она видит и убеждается, что все проходит живьем, что ее не дурят, а ей это важнее многого другого. А с другой стороны, это, конечно, мой недостаток.

- Вернемся от самобичевания в профсмысле к - «приходится». И какова твоя крайняя мера гнева?

- Я терплю-терплю, но коли наступает предел терпению, - хоронись! Так рявкну, что не приведи Господи... Но в последнее время, если так можно сказать, я стал «изворотливее». Раньше я кричал в присутствии всех. Потом до меня дошло, что ничего, кроме озлобления, у человека, вызвавшего у меня приступ гнева, я не добьюсь. А ведь надо, чтобы человеку стало стыдно, чтобы он осознал все. А когда на него орешь прилюдно, чего удивляться, что он еще больше озлобляется? В связи с этим, я и сменил стратегию, что ли. И теперь, когда нужно, я негромко, под сурдинку предлагаю человеку: «Что-о-о? Давай-ка выйдем», Выходим, и тут можно позволить себе рык: «Что-о-о?» И человека сразу нет, он исчезает. Эффективный метод, делюсь.

- Но в 87-м тебе бы не помог даже он...

- Ты имеешь в виду попытку «пройти» на «Юрмалу»? Да-а... Я тогда пришел пробоваться в «Останкино», да, прямо туда: все происходило не в зале, а непосредственно в кабинете, где прослушивали фонограммы. Ныне очень известный музыкальный редактор, очень известный режиссер и еще кто-то сказали, что я - полная бездарность.

- Что, вот так прямо, в глаза, и сказали?

- Конечно, не в лицо, но сказали: «Молодой человек, вы бы занялись какой-нибудь другой профессией». А за глаза было сказано совсем другое, так сказать более острая формулировка..! Сейчас эти люди... вот редактор, например, она - «лучшая подруга». Я иногда говорю ей, как нахлынут воспоминания: «Ну как же вы могли тогда?..» Смеемся. Дружим. Такая вот трагикомичная картинка.

- Ну если «трагикомично», не смеялся бы и не дружил.

- Я ее даже понимаю. Может, причина в том, что я был тогда другим. Семь лет назад все-таки, шутка ли... Но я очень хотел участвовать в «Юрмале»: это был мой шанс. Может, я ничего бы не добился на конкурсе, но это был мой шанс: мне надо было показаться, «засветиться».

БОЛЕН НЕ ОБИЖЕН

- Один известный артист наговорил мне, что у тебя вот-вот войдет в систему «брать напрокат» западные хиты, не обозначая их авторства.

- Доказательства?

- Хит немца Дитера Болена «Ромео и Джульетта».

- Смотри, на моей кассете зафиксировано .подлинное авторство. Не буду же я орать: «Это Болен! Люди, это Болен!» Я же не говорю специально об авторстве песен «Ты скажи мне, вишня» и «Марина»...Я говорю об этом тогда, когда речь идет о титрах и когда их просят.

- Но «Марина» и хит, известный по всей Подлунной, - это разные вещи.

- Все равно: абсурд по этой статье обвинения.

«ДАРЛИНГ, ТЫ БЫЛА ПРАВА»

- В свое время ты навострил лыжи из театра теперешней суженой по причине ее не совсем ладного к тебе отношения. Вроде бы она говорила: изо всего состава театра соло только я и Пресный можем собрать аншлаг.

- Было такое, было. Потому что - она не знала об этом - я уже тогда, в девяностом, выступал сольно и собирал аншлаги. Еще тогда. И поэтому, естественно, обидно и неприятно.

- Слушай, а может, она и не говорила ничего подобного?

- Не суть важно. Важно то, что я сейчас понимаю: дурак я был тогда, не желал понять ее. Она все правильно делала: если бы она не подстегивала меня, не подзадоривала меня всеми этими своими шпильками, я бы не сделал того, что сделал. А я имею основание сказать, что я стал певцом искренно поющим о любви. Это самое сложное - петь о любви искренно.

- Но вы, небось, про все это вдосталь наворковались?

- Не вдосталь, но мы обсуждали, конечно. Дело в том, что я многого не понимал, зачем она так поступала, и обижался, потому что молодой был. Очень хотел доказать, что я сам по себе тоже крепкий... Но она была права - я так ей и сказал.

АККОРД НА ТЕМУ «ГРЕЗЫ»

- Хочу двух детей: сына и дочь.

Хочу - после «Телохранителя» желание окончательно созрело - сняться в кино. Я слышал, Распутина тоже объявила какой-то конкурс на лучший сценарий, и мне говорили, что одна сюжетная линия подразумевает мое участие: в связи с чем меня занимает вопрос: кого пригласят на мою роль, имея в виду все-таки специфику моего облика? Наверное, Олега Газманова.

Хочу быть в форме. Теперь я тем более должен держать марку. Я хожу в оздоровительный центр, очень популярный в артистической среде, на улице Димитрова за французским посольством. Смотри, как я похудел.

Но больше всего хочу детей - сына и дочь. Вынужденное послесловие.

Текст беседы, которую вы прочитали, был согласован с Киркоровым. Фил нашел материал «клевым» и расписался, давая свое «добро», на всех страницах. Но Алла Борисовна спутала все карты, неожиданно выступив как строжайший редактор и цензор. Пожелав прочитать завизированную рукопись, она вдруг стала вычеркивать кусками, страницами, попутно для редакции делая дидактические примечания. И тут же, по ходу дела, журила свою половину, заметно потерянную в свете дополнительной цензуры.

Вы прочли первоначальный текст одобренной беседы. Персонаж ее принял - и это первейший аргумент, почему мы не посчитались с поправками безусловно почитаемой нами женщины. Но уважение уважением, а что-то и врозь: кастрированный материал стал настолько бледен, что о публикации его и речи быть не могло.

Мы подтверждаем свое отношение к госпоже Пугачевой, характеризуемое словом «уважение», причем - априори.

Но и сами на него претендуем.

О.К.