«ЭЛЕМЕНТАЛЬНЫЙ» ШКЛЯР

В списке книг, заявленных к участию в ІХ Форуме издателей во Львове, роман Василия Шкляра определен как «авантюрно-мистический, эротический». В аннотации же «Элементал» назван боевиком. Что боевик, то таки да, сказали бы в Одессе. Жанр в родной литературе почти не представленный, как и те народы, именем которых прикрывается главный персонаж произведения Шкляра.

Казалось бы, можно лишь радоваться по поводу того, что известный писатель, победитель всех возможных литературных конкурсов (даже тех, где к званию дают еще и солидный денежный довесок) покоряет новые для родного писательства просторы. Тем не менее, оказывается, радоваться нечему. Поскольку: для кого это написано? Ведь известно: большинство населения, еще не забывшего буквы и ищущего в литературе духовную поживу, в Украине, так же, как и в странах соседних, представляют женщины. А им дай поплакать, попереживать, наконец, прожить за литературных героев их жизнь, только бы вообразить себя героиней истории с непременным хеппи-эндом, или же, вздохнув с облегчением, перекреститься: «Господи, ужас какой! Хорошо, что со мной это никогда не случится!» Так вот, женщины не любят боевиков. То есть в смысле прямом — яко чеченских воинов. Особо кровожадные из них, может, в самых темных закоулках души и склоняются перед мужественными ребятами в камуфляже, однако, учитывая последние события, вряд ли лелеют симпатии к окровавленным головорезам.

А вот что касается жанра боевика, да еще и конъюнктурно-политического, да еще и с претензиями на пророчества, большинство читательской аудитории, несмотря на мощный «пиар» (умеет это Шкляр, ох уж и умеет раздуть свою небольшую славу до галактических масштабов, следует отдать ему должное!), к этой книге едва ли потянутся. По крайней мере, перечитывать не захотят. К слову, еще о «пиаре». Здесь писатель действует очень грамотно: для политически «озабоченных» и национально заангажированных он акцентирует на своем украинском буржуазном национализме: дескать, роман «Элементал» проникнут антимосковскими настроениями, герой его, бывший студент романо-германского факультета, один-одинешенек расправляется с целой сворой московских псов и их чеченскими приспешниками. Да еще и расписывает при этом, как матюкался Ельцин, когда его «фискалы» не могли уничтожить Дудаева. Ай-ай-ай, какая неслыханная смелость! Если бы Путин умел читать по-украински, небось, отхлестал бы нашего храброго писателя. ВВП, впрочем, ныне не до того, чтобы реагировать на литературные подвиги украинского воина Французского иностранного легиона. Следовательно, автор может надеяться только на поддержку довольно незначительных кругов украинских карбонариев-пассионариев, спящих и видящих «тюрьму народов» похороненной под обломками Кремля. Для них, явно, роман этот и написан.

Однако, дабы все же привлечь к «Элементалу» ту же женскую аудиторию, которой подавай «за любовь», в аннотациях роман заявляется еще и как мистический, да еще и эротический, даже больше, «приправленный солидной порцией «вкусной эротики». Последняя дефиниция, пожалуй, попытка полемики с Оксаной Забужко, в одном из своих интервью назвавшей сцены детского секса в романе «Я, Богдан» Павла Загребельного «ужасающе невкусными». Похоже на то, что у Шкляра секс все-таки есть, и кое-кто из читательниц (сужу по откликам) на эту «вкусную эротику» все же покупается. Кроме нее, впрочем, ничего для себя интересного в «Элементале» не находя (опять-таки из непосредственных откликов). Да и как писателю обойтись без эротики (сурово дозированной, ровно столько, сколько нужно для «очеловечивания» несколько зомбированного героя), описывая подвиги одинокого «Элементала», у которого не может быть детей, поскольку единственное назначение этой «боевой машины» — уничтожение (разрушение). И чтобы этот субъект с несколькими душами, способный к виртуозным перевоплощениям — вплоть до коня (в воображении, правда!), — не слишком уж отпугивал нежно-сентиментальных женщин, нужно сделать его мечтательным, способным думать не только о судьбе униженной нации (почему-то он заботится о ней на чужих, далеких от родных, просторах, может, потому, что там платят лучше), но и на большую любовь всей своей жизни.

Эдакий сентиментальный волк, гоняющийся за белыми салфетками косуль, указывающих самцам путь во тьме. Белые салфетки — это женские трусики, не больше и не меньше. И они вызывают у доблестного «гринуэя» (с французского — «лягушка») больший сантимент, нежели кот Барсик, оставшийся в родной Мироновке, откуда герой двинулся на поиски лучшей жизни (читай — денег). А еще герой не отказывается и от случайных половых контактов, причем складывается впечатление, что
СПИДа он не боится, поскольку нигде не говорится о презервативах. «Влажные щели» напоминают ему переполненные медом соты, а мокрые трусики случайных партнерш вызывают восхищение вплоть до слез. Ну, в конце концов, нужно же месье Анри Дюшану (псевдоним героя) однажды снимать стрессы! Не все же время Smirnoff или джин лакать! Слишком же бесстрашному воину-украинцу захотелось снять стресс с любимой в салоне Боинга, несущего после успешно выполненного задания сладкую парочку влюбленных в Марсель, где они должны разлучиться навек. И какие здесь поются дифирамбы конструкторам знаменитой машины, которые предусмотрели в ней такие просторные сортиры! Занимайтесь любовью, молодые люди, хоть всю дорогу! То не столь существенно, что кому-то из пассажиров может приспичить. Зато какая экзотика, да и поза какая удобная, не то что какая-то там «христианская»!

Н-да, с эротикой в романе все якобы благополучно. Единственное, в чем можно обвинить автора, — это в том, что герой (занимаясь любовью, как выясняется в конце романа, с «подставой») не рассмотрел за личиной дочери чеченского генерала своего коллегу, спецагента-«элементала»: невинная чеченская девочка очень отличается, понятное дело, от опытной бестии. Но это так, между прочим. Большую любовь имеем? Имеем. Славное спасение принцессы из когтей кровожадного дракона (читай — московских спецслужб) имеем? Конечно же! Чего вам еще? Ага, мистики! Поскольку же боевик этот не только эротический, но и мистический. Ну, вот вам мистика. Да еще и не какая-то там примитивно-«хеллоуиновская», а экзотически-эзотерическая, то есть восточная. Исходным тезисом этой мистики является выражение кого-то из почивших (или не почивших) в Бозе чеченских лидеров: «Самое интересное начнется тогда, когда умершие восстанут из могил». Приняв во внимание факт многочисленных реляций российских чиновников о гибели того или иного чеченского боевика с последующим их воскресением, может показаться, что Шкляр действительно окутывает мистическим ореолом героя «Элементала». Ведь получая задание освободить дочь чеченского генерала, он воспроизводит населенные пункты Ичкерии и, обозначив на «немой» карте все нужные населенные пункты, дорисовывает крестик на месте своего мнимого погребения. Наш бравый воин, оказывается, во время первой «ходки» в Чечню, в поисках любимой Аси, все-таки побывал в военных операциях и чудом спасся. А сейчас, уже в личине лучшего бойца подводных соединений Французского иностранного легиона, вроде бы воскресает. Для расплаты, что ли?

Автор, рассказывая о том, как Султан Черный, приставленный охранять гроб Звиада Гамсахурдия, не увидел в нем тела бывшего грузинского президента. Воскрес, наверное? Но усматривать во всем этом мистику означает забыть уроки Гоголя. Того, который расплатился жизнью за невыносимый дар предвидения. Для того чтобы поднять веки Вию, нужно несколько больше, нежели сидеть «в тепле и добре», вычисляя с математической точностью составляющие романа, за который (да еще и зная членов жюри) можно получить определенные деньги. Поэтому Шкляр с его романом предстает вполне «элементарным» (извините, элементальным). Вот и все. А вообще — браво, храбрый портной! Браво, Котигорошко! Одним махом всех побивахом: мы развенчали коварную политику России относительно Чечни; мы тонко вплели в повествование украинскую народную сказку о Котигорошке с его неверными друзьями и коварной сестричкой Аленушкой (радуйтесь, феминистки!) и описали метлу не как фаллический символ, а как возможную любовницу отца. Фрейд отдыхает... Ну, где ему, венскому еврею, тягаться со звенигородским Шкляром, которому хочется всемирной славы за счет претензий на пророчества по поводу уничтожения Америки мусульманами.