Два круга ада Эймунтаса Някрошюса

Это выглядит запоздало пришедшей к нам, как и сама зима, рождественской сказкой, но в Киев, замученный московской антрепризой, приехал с «Гамлетом» и «Макбетом» вильнюсский легендарный Театр «Мено Фортас». Созданный гением мирового театра Эймунтасом Някрошюсом коллектив привез в столицу продюсерский центр Liberal-arts, открывший спектаклями, посетившими все самые престижные театральные фестивали мира, новый и, хочется верить, долгосрочный проект «Театральные сезоны Stoletov».

Для «Театральных сезонов Stoletov» не жаль самых восторженных, самых благодарных слов. Ибо проект этот воскрешает добрую традицию приезда в Киев не отдельных хороших спектаклей, которые, будем справедливы, в последние годы к нам все же попадают. «Театральные сезоны» обещают знакомить отечественного зрителя с лучшим репертуаром лучших театров. Причем не только московских или петербургских, худо-бедно, но представленных на нашем гастрольном театральном рынке. Liberal-arts вслед за литовским театром, который, будем надеяться, отныне станет нашим постоянным гостем, привозит в Киев другой, выражаясь современным языком, легендарный театральный брэнд — возглавляемый Робертом Стуруа Тбилисский театр имени Шота Руставели. Роберт Стуруа и Эймунтас Някрошюс — с этими именами связаны едва ли не самые дорогие, самые сокровенные театральные переживания моего поколения. Для многих зрителей, приобщившихся к театру в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов, спектакли этих режиссеров («Кавказский меловой круг», «Ричард ІІІ», «Пиросмани, Пиросмани») стали первой театральной любовью. Верность этой любви многие сохранили по сей день.

Чтобы объясниться в ней Някрошюсу и созданному им театру, журналисты в канун гастролей собрались на пресс-конференцию с прославленным во всем театральном мире коллективом и его руководителем. Впрочем, в случае с «Мено Фортас» театрального коллектива в привычном понимании нет. Есть административный костяк из пяти человек, в состав которого входит и режиссер, создавший театр в 1998 году. Актеры же набираются на каждый отдельный спектакль. На главную роль Някрошюс может назначить рок-певца, как это было в случае с Гамлетом, или профессиональную балерину, играющую в ожидающем встречи с Киевом «Отелло» Дездемону. К сожалению, сам мэтр современной театральной режиссуры, творческую мощь которого трудно передать без употребления эпитетов «великий» и «гений», не присутствовал на пресс-конференции по уважительной причине — выпускает в Большом театре оперу. Объясняться в любви киевским журналистам пришлось с актерами, которые, невзирая на такую же, как и у их режиссера немногословность, все же кое-что поведали о работе, как они выразились, «не будем бояться этого слова, с гением».

Неудивительно, что спектакли Някрошюса сопротивляются попыткам их пересказа и объяснения — сам режиссер объясняется с актерами не столько словами, сколько понятными лишь посвященным в его метод междометиями, жестами, взглядами, намеками. В его спектаклях главенствует не текст, а создающие необходимое настроение пластика, мизансцены, звук, темпоритм, отношения персонажей друг с другом и с предметно-вещественным миром, занимающим в пространстве сцены не менее важное место, нежели актеры. Тайна магии Театра Някрошюса в том, что он уловил и впитал в себя самую суть сценического искусства — рассказывая давно известные истории, обращаться не столько к разуму, сколько к чувствам человека, втягивая его в то или иное настроение, называемое в первом на планете трактате о театре и хореографии «Натья шастре» «бхавой». Смущая наш интеллект таинственной непостижимостью многих символов и метафор, Някрошюс в каждом своем спектакле устраивает пиршество для открытого, алчущего Любви и Истины сердца (простите за пафос, но высокий театральный стиль режиссера требует соответствующих слов). Впрочем, и его метафоры, как оказывается, при наличии определенного опыта также становятся пищей радостного переживания, открывая за своей внешней простотой очень глубокий смысл. Например, в «Гамлете» висящий над авансценой огромный зубчатый диск от пилорамы у посвященного хотя бы в основы древней ведической культуры человека вызовет ассоциации с сударшана-чакрой — символизирующим разрушительное Время диском, который держит в одной из своих четырех рук Нараяна. Именно Время, а еще воплощенная то ли в Призраке («Гамлет»), то ли в ведьмах («Макбет») Судьба являются главными героями спектаклей Някрошюса. Время и Судьба разрушают все надежды героев на счастье в лишенном смысла и первозданной свежести, одряхлевшем, деградирующем мире, каким он представлен в работах режиссера.

И все же дело, конечно, не в метафорах, как бы они ни радовали распознавший их потаенный смысл ум. В «Гамлете» режиссер снова поразил зрителя завидным умением прицельно точно и очень чувственно, на уровне первичных инстинктов, раскрыть всем давно известное содержание трагедии об интеллигентном, образованном, любящем мать, невесту и невинно убиенного отца принце, вынужденном, прибегнуть к противному его природе, насилию. Самое удивительное, что каждый раз, поражая публику новизной, свежестью и глубиной вскрываемых в пьесе смыслов, режиссер, минуя соблазн оригинальных трактовок сюжета и характеров, просто очень внимательно прочитывает текст. Не спекулируя содержанием шекспировской трагедии, он ведет нас по давно известным лабиринтам сюжета, предлагая зрителю физически пережить его коллизии. Чтобы потом, когда будни снова попытаются увести наше сознание от насущных вопросов бытия, мы снова и снова мысленно возвращались к исполненному сакрального смысла действу. Вот Гамлет (Андрюс Мамонтовас) стоит под стекающей на него из каких-то потусторонних миров водой. Вот пришедший для восстановления попранной Правды Призрак (Видас Петкявичюс), поставив босые ноги сына на глыбу льда, совершает их ритуальное омовение. Вот хрупкая, как ребенок, играющая с Гамлетом и с Лаэртом Офелия (Виктория Куодите), ставшая жертвой чужого властолюбия. Вот потерянная, словно зомбированная Клавдием (Витаутас Румшас), прячущим за внешним разудалым весельем свои преступления, Гертруда (Даля Сторик), лишенная воли и понимания того, что вокруг нее происходит. Вот сам Клавдий, в начале напоминающий широко улыбающегося золотыми фиксами цыганского барона, а в финале превратившегося в раненого волка, готового потянуть за собой в преисподнюю весь мир. Впрочем, по воле таких, как Клавдий, этот мир давно превращен в ад. Кажется, что он уже начал распадаться на первоэлементы: на землю (железо, которого много в «Гамлете»), воду, огонь, воздух (переносящий пыль и звуки) и эфир (дающий ощущение пространства).

Персонифицируя в своих спектаклях даже эти первоэлементы, наделяя характером, биографией даже вещи и предметы, Някрошюс напоминает нам, что мир имеет в своей основе некую сакральную, забытую нами тайну. Ощутимое для режиссера присутствие этой тайны в каждой капле воды, в огне свечи, в нашем желании бесхитростного счастья не позволяет ему опускаться до бытового морализаторства. Он просто диагностирует главную болезнь нашей цивилизации, на которую указал еще Шекспир, — отсутствие честных, совестливых, праведных правителей, на смену которым пришли преступники, ставшие проводниками зла и смерти. Но если в «Гамлете» Клавдий ведет свою родословную от классического злодея, а все остальные — его жертвы, то в «Макбете» даже проливающие безвинную кровь преступники Макбет (Костас Сморигинас) и его властолюбивая супруга (Даля Сторик) выглядят жертвами. Да и трех симпатичных, резвящихся, как расшалившиеся без родителей дети, ведьм также трудно обвинить в «подстрекании» к преступлению. Осознавая нашу тотальную зависимость от неких высших, неведомых нам из-за нашего эгоизма и невежества сил, Някрошюс своими спектаклями заставляет нас склонить голову перед этой невидимой и неведомой Силой, к которой в финале «Макбета» все обращаются с пробирающей до самых костей молитвой о помиловании.

К счастью, опасения, что в Киеве билеты на литовские спектакли Някрошюса, из-за отсутствия в них знакомых нашему зрителю теле- и кинозвезд, не будут проданы, не оправдались. К сожалению, на этих спектаклях, исполненных подлинного трагизма и глубоких сакральных истин, не были замечены ни Президент, ни его кабминовская команда, с удовольствием катающаяся на коньках и посещающая столичные комедии. Их не почтила своим вниманием даже министр культуры и искусств. А зря. Уже само присутствие госпожи Билозир в театральном зале среди людей, представляющих не парадную, а подлинную культурную элиту страны, прибавило бы певице авторитета, так недостающего ей в ее новом статусе. А еще из спектаклей театрального гения наши государственные мужи могли бы вынести крайне необходимое всякому взвалившему на себя бремя власти человеку понимание того, что быть правителем в наше лишенное чести, праведности и духовного величия время — не награда, а сущее проклятие.