Булава и голова

Еще Ильф и Петров заметили, что у всех причастных к «товару с идеологией» есть одна общая черта. Они меньше всего заботятся об исторической достоверности. Конечно, если речь идет о художественных произведениях, у автора не отнять права на творческий вымысел. Но когда снимаются костюмированные исторические фильмы, то авторы и консультанты должны были бы обращать внимание на то, что их ленту будут смотреть не только подростки. Премьерный фильм Николая Мащенко «Богдан-Зиновий Хмельницкий» — как находка… не для шпиона, а для историка. Не касаясь художественных особенностей проекта, затрону лишь некоторые ляпы.

Ляп первый — «тотальная мобилизация» в Речи Посполитой против Хмельницкого. О ней речь идет в титрах. Тотальной мобилизацией принято считать набор в войско абсолютно всех мужчин, способных хотя бы носить оружие. Если режиссер имел в виду созыв «посполитого рушення», то, извините, это еще не тотальная мобилизация, поскольку касался он только шляхты. Крестьяне (хлопы) между тем продолжали работать. Если уж кто-то и занимался тогда тотальными мобилизациями, так это Хмельницкий. Московские пограничные воеводы сообщали царю, что в районе города Ромны в казацкое войско принудительно брали всех мужчин независимо от возраста и рода занятий, и много семей с Левобережья из-за нежелания воевать убегали на территорию Московского царства.

Ляп второй — фигура Яремы Вишневецкого. Сплошной, можно сказать, ляп. Виктор Кручина — хороший актер. Но его (то есть режиссера) Ярема не имеет ничего общего с тем, что возникает из хроник и документов, с которыми автор этих строк имел возможность ознакомиться, работая над книгой «Ієремія Вишневецький. Спроба реабілітації». Реальный Иеремия не был блондином. По крайней мере, не красил волосы. То же самое, кстати, касается и Яна Казимира (Сергей Джигурда). Достаточно было взять сохранившиеся портреты этих исторических персонажей — того же Даниеля Шульца-младшего. А в ленте Мащенко и Ярема, и Ян Казимир — смесь «эмо» с «готтом». Ярость, переходящая то в плач, то в страх.

Ярема действительно отличался пылкостью характера и вообще, по словам польского писателя Яна Видацкого, вызывал в Речи Посполитой «любопытство, смешанное с испугом». Но если бы Ярема действительно был таким психопатом, он не смог бы разбить татар под Охматовым (кстати, в той битве он и Богдан Хмельницкий воевали по одну сторону). Он бы не смог оказать вооруженное сопротивление казацкой «ребелии» в начале войны, когда вся страна была парализована первыми победами вчерашнего чигиринского сотника. Збараж, оборону которого он возглавлял, был бы, наверное, сдан после первого же штурма, а Берестечко (где, кстати, войска Иеремии разбили всю казацкую конницу, выведенную за лагерь) закончилось бы вообще неизвестно чем.

Под Вишневецким несколько раз в боях гибли кони, он шел в бой без доспехов, будучи раненым, продолжал руководить обороной.

Ляп третий — эпизод расправы с бандуристами. Разумеется, он задумывался, чтобы явить Иеремию в образе «украиножора», подвергающего пытке кобзарей. Но, во-первых, он никого лично не пытал. Не княжеское это дело — черную работу выполняли жолнеры. Да и расстрел — это «привилегия» для шляхтичей, изменивших присяге. Для хлопов и негербовых — веревка или кол. Законодательство Речи Посполитой четко регулировало эти моменты.

Ляп четвертый — жена и сын Иеремии в осажденном Збараже. Непонятно, как там могла оказаться Гризельда Замойская-Вишневецкая, да еще с княжичем Михаилом (не говоря уже о других знатных дамах). Ведь князь эвакуировал семью еще в начале Хмельнитчины на территорию современной Беларуси.

Ляп пятый — поединок между Яремой и казаком-посланцем. Во-первых, даже в условиях «войны домовой», какими бы изменниками ни считали казаков, посол всегда оставался лицом неприкасаемым. И даже Ярема, несмотря на всю свою ненависть к казакам, в реальной жизни не казнил ни одного казацкого посла (хотя это ему приписывают). Во-вторых, дуэль между шляхтичем и негербовым была априори невозможной. Согласно сословной этике, шляхтич (тем более князь) не мог бросить вызов на сабли неравному себе. Равно как и негербовый не мог вызывать шляхтича на поединок.

То же самое, кстати, касается несостоявшейся дуэли между Хмельницким и Вишневецким. И дело не в том, что Иеремия якобы испугался, — в трусости его не могли упрекнуть даже враги. Просто со шляхетством у самого Богдана были проблемы. Его отец, Михайло Хмельницкий, шляхтич герба Абданк, был женат на казачке. То есть на особе негербовой. В Речи Посполитой же шляхетство велось по материнской линии.

Ляп шестой — сцена в костеле, где Богдан пресекает грабеж. Хмельницкий вел свою войну под религиозным лозунгом — «за веру». То есть за православную, понятно. Хотя в его войске были и шляхтичи-католики, для которых он даже обусловил амнистию в договоре с королем. Но если бы Богдан и в самом деле пресекал грабежи в костелах, с ним тут же на месте расправились бы его же люди. По всем законам войны храмы были такой же добычей, как и все остальное. Кстати, не только католические. Православные храмы казаки грабили не менее усердно.

Ляп седьмой — пешая атака крылатых гусар. Может, у Минкультуры не хватило средств на коней. Но этот эпизод — самый смешной в фильме. Кто-нибудь представляет себе, что такое «крылатый гусар»? Это — тяжело вооруженный всадник, элитная кавалерия Речи Посполитой. Своеобразный танк. Гусары никогда не воевали в пешем строю: в тяжелых доспехах, пешком да еще и с крыльями за спиной много не повоюешь. А вот конным гусарам на поле боя в те времена не было равных. Остановить их было фактически невозможно. Удавалось это лишь дважды, и то шведам.

Ляп восьмой — языковой. Здесь их, честно говоря, несколько. Не может Богдан Хмельницкий говорить о «пропольских настроениях». XVII веку эта лингвистическая конструкция не свойствена. Так же, как и заявлять королю о мечте «объединить украинские земли в ее этнических границах». Так может говорить разве что член ОУН в ХХ—ХХІ вв., но не гетман XVII в.

Ляп девятый — булава. В титрах отмечено, что определенный эпизод происходит 1 декабря 1651 года. То есть хронологически — после битвы под Берестечком. Неслыханно большая милость как для побежденного, не кажется ли? На самом деле булаву и королевскую «хоругвь» украинскому гетману вручило в 1649 году после битвы под Зборовом в Чигирине посольство, возглавляемое Адамом Киселем. А под Берестечком Богдан ее потерял. Как трофей она досталась объединенному войску Речи Посполитой. В фильме же выходит так, что король дает Хмельницкому другую — вместо утерянной. Дескать, не жалко. Дескать, у меня этих булав — хоть ложкой ешь. Так, что ли?

Ляп десятый — хотя и не последний. Этический. Ну не может садиться Хмельницкий на стол в присутствии хана Ислам-Гирея! Все-таки хан — монарх и Хмельницкий ему не ровня. В чем угодно можно обвинить Хмельницкого, но хамство ему не было присуще.

Наверное, каждое костюмированное кино с историческим антуражем в посттоталитарных государствах обречено на пропагандистский эффект, пусть даже невольно. В России это уже происходит давно. Фильмы «Слуга государев» и «Александр. Невская битва» — тому пример. В угоду внутренней и внешней политике исторические реалии грубо попираются. В Украине, как свидетельствует опыт фильма «Богдан-Зиновий Хмельницкий», тоже есть реальный риск повторить ошибки соседей. Историко-пропагандистский конвейер — сомнительный путь для развития национального кино.