Анжелика Андриевская: «Каждого человека я люблю как саму себя»

«Анжелика» — по латыни означает «ангельская». Ангельским называем мы чистое и прекрасное пение, Божьим даром — вокальный талант. Анжелику, старшую из трех дочерей народного художника Украины Леонида Андриевского, Господь одарил уникальным колоратурным сопрано. За годы работы над собой диапазон певицы расширился до трех октав, тонкая эмоциональность обрела под собой твердую почву профессионализма, а артистизм и высокий уровень музыкальной культуры вывели ее на большую сцену Украины и зарубежья. В совершенстве овладев навыками хорового, вокального классического и эстрадного пения, Анжелика Андриевская избрала сольную карьеру. Великобритания, США, Канада, Болгария, Польша, Чехословакия, Венгрия, Италия, Ирландия, Норвегия, Голландия — вот неполный список стран, где ее узнали и полюбили слушатели. Однако певица признается, что не смогла бы жить и полноценно творить нигде, кроме Украины. Только здесь комфортно ее душе, только здесь люди, которые по-настоящему ее понимают. Но пробиться к своему слушателю не так-то просто: увы, слишком многое в нашем культурном пространстве решают деньги.

— Такое впечатление, что в нашей стране не нужно быть талантливой, артистичной, обладать энергетикой, — поделилась наболевшим Анжелика, когда мы устроились за столиком уютного киевского кафе. — Главное — вовремя наполнять карманы чиновников Минкульта. Если заходишь в кабинет без денег, можешь даже не заикаться о том, зачем пришел. Тебя ни на конкурс не отправят, ни в концерт не поставят.

Найти хорошего продюсера — проблема. Cлушают не голос, а смотрят в кошелек либо на красивые ноги. Так что раскручивать себя приходится самостоятельно. Без спонсоров, на собственные средства. А ведь за одно только участие в каком-нибудь «Шлягере» вынь да положь долларов эдак пятьсот, а они еще подумают, между какими звездами тебя влепить... А фонограммы, а студийная запись, а концертные костюмы, наконец? Я ведь просто не имею права выглядеть затрапезно, поскольку уважаю своих слушателей... А что уж говорить о гастролях! Ради них пришлось даже продать собственную квартиру, так что я теперь практически бомж…

У нас не шоу-бизнес, а просто бизнес, который к культуре не имеет никакого отношения. Неудивительно, что многие перспективные артисты просто не находят своего зрителя, слушателя...

— Вы побывали во многих странах. Чувствуется разница в отношении к талантливым людям у них и у нас?

— За границей, естественно, тоже шоу-бизнес, в котором делаются большие деньги. Но если ты талантлив и действительно чего-то стоишь, тебя обязательно заметят и непременно тобой займутся. К зарубежным артистам там относятся с уважением. Когда я приезжаю на какой-либо фестиваль, конкурс, обо мне там уже знают и видят во мне достойного соперника. На фестивалях мне нередко предлагали сотрудничество. Например, в Великобритании пригласили работать в Уэльской национальной капелле. Я пробыла там год и вернулась в Украину. Мне там было неинтересно...

— Почему?

— У англичан совсем другой темперамент, сила звука, эмоции, энергия. Все-таки европейское воспитание отличается от нашего, славянского. Мы очень разные. Я полнокровная украинка. Я эмоционально открыта — что называется, «душа нараспашку» — и в других ценю ту же открытость. Мне нужно постоянное общение и обмен энергией — с родными, друзьями, любимыми зрителями-слушателями. Когда на концерте я чувствую, что нравлюсь зрителям, слышу аплодисменты, вижу их восторженные глаза — я выкладываюсь полностью, отдаю им всю свою энергию независимо от того, одну песню пою или двадцать. А зрители, в свою очередь, подзаряжают энергией меня. Поэтому с каждого концерта улетаю как на крыльях. Англичане более сдержаны. Даже если им что-то нравится, они удерживают эмоции в себе. Поэтому, выступая перед ними, чувствуешь себя, как на экзамене.

Прекрасно нас принимали, когда я пела в оперном театре Палермо
9-ю симфонию Бетховена. Зал буквально стоял на ушах. Но окончилось выступление — и между тобой и зрителем как будто вырос барьер. А у нас после концерта еще кто-то подходит, благодарит, дарит цветы. Мы собираемся нашей группой и что-то обсуждаем — воодушевление долго не проходит.

— А в Америке люди более открыты?

— Нет, там они еще более зажаты. Все со всеми судятся, причем из-за любой мелочи. К тебе пришел гость, подвернул на пороге ногу — и он подает на тебя в суд за то, что у тебя плохая ступенька. Я не понимаю этого. Не понимаю такого существования, когда людям месяцами никто не звонит. Они живут тем, что ходят на работу, платят налоги и возвращают кредиты. Главное счастье в жизни — хорошо поесть. Найти с ними общую тему для разговора нелегко — в массе своей они не разбираются ни в истории, ни в искусстве, ни в политике. Некоторые даже не в курсе, кто у них президент! Создается впечатление, что они и на досуге не умеют как следует расслабиться. Веселишься ты от души, со славянским размахом, в каком-нибудь баре — а местные жители смотрят на тебя косо. Ты танцуешь — никто не танцует. Сидят и считают, сколько ты выпьешь… Разве могу я жить в такой стране со своим темпераментом— Единственное, чем могу гордиться, — благодаря моим гастролям сто тысяч американцев узнали, что такое Украина.

— Как, интересно, там чувствуют себя наши?

— Украинцы раз в год соберутся, попоют народные песни, поедят вареников, постановят, что мы здесь, на Родине, не патриоты, с детьми своими говорим по-русски, а наш украинский язык — не настоящий, а русифицированный... Точно так же и в других странах. Украинская диаспора настолько обамериканилась, обританилась, офранцузилась… Но при этом считают себя единственными настоящими украинцами и настоящими патриотами. Хорошо любить Родину на расстоянии! А я им говорю: «Что вы мне рассказываете, как нужно жить? Приезжайте и покажите! А мы будем брать с вас пример...»

— С самого детства вы уже представляли себе, что будет вашим основным призванием?

— У меня было два пути: спорт и музыка. С пяти лет занималась спортивной гимнастикой и танцами. Кроме того, сколько себя помню, пела в хорах, солировала. Сейчас даже трудно представить, как я столько всего успевала! Просыпаешься в шесть утра, бежишь на тренировку, потом в обычную школу, потом в музыкальную — занималась по классу фортепиано. Загружена была до предела, привыкла много работать, с тех пор не даю себе заскучать и закиснуть.

Кроме фортепиано была бандура — и моя первая учительница вокала, выдающаяся певица и бандуристка Майя Голенко. Именно она однажды сказала мне: «Ты принадлежишь не себе, а народу, потому что ты талантлива»… В музыкальное училище я поступила по классу бандуры и вокала, ну а в консерваторию уже — на вокал.

— В 1994 году, окончив консерваторию, вы создали хор «Оранта», которым не только руководили, но и исполняли сольные партии. Какова судьба этого хора?

— Он умер. Однако мы целых четыре года проработали без денег, на одном энтузиазме, что уже немало. Мне трижды удавалось выбить гастроли, на которых ребята могли что-то заработать, но все это давалось слишком большой кровью… В конце концов из 26 человек осталась кучка патриотов хора — как раз восьмиголосие, с которыми мы поддерживали прекрасные отношения. Но я вспомнила, что я — женщина, что у меня может быть личная жизнь… Родилась моя дочка Ниночка и, поглощенная заботой о ней, я прекратила заниматься хором. Но поскольку не петь я не могу, начала сольную карьеру. Возможно, если бы я гораздо раньше занялась тем, чем сейчас занимаюсь, у меня было бы больше времени, чтобы пробиться. Но ничего не проходит даром. Все-таки знать другую музыкальную культуру — хоровую — очень полезно.

— Есть мнение, что хор обезличивает голос. Так ли это?

— Это абсолютная неправда. Когда я училась в консерватории, на вокальном отделении, параллельно пела в хоровой капелле «Думка», хоре «Київ». И не сказала бы, что голос обезличился. Все педагоги были категорически против того, чтобы вокалисты пели где-то еще, а тем более в хоре! Так вот, наоборот: в нем голос закаляется, укрепляется, обретает правильные интонации. Да, голос может испортить профессор консерватории. Может его сорвать, может из блестящего колоратурного сопрано сделать совершенно паскудное контральто, которое не звучит и слушать его невозможно. То, что ты умеешь петь, еще не значит, что ты хороший педагог.

— Интересно, много ли у нас случаев, когда педагоги портят вокалиста?

— Два таких случая были на моей памяти. К счастью, меня учила Диана Игнатовна Петриненко, которая говорила: «Ты поешь лучше меня, давай лучше ноги позадираем». И мы занимались гимнастикой... Слава Богу, меня никто не испортил. А со временем я научилась и дипазон расширять, и сама с собой заниматься.

— Итак, музыка победила спорт. Но вытеснила ли его из вашей жизни?

— Конечно, нет. Занятия гимнастикой я никогда не бросала. Просто это стало хобби. Кроме того, я открыла для себя йогу, которой занимаюсь уже много лет, умею медитировать. Усвоила для себя много правил. Например: познай и полюби себя. Иначе не поймешь, как любить все, что тебя окружает. Каждого человека я люблю как саму себя.

Я делаю в этой жизни только то, что хочу. И у меня это получается. Мне нравится петь — я пою. И пусть сейчас это не окупается финансово — я упрямая и знаю, что останавливаться нельзя. Я не гонюсь за дешевой популярностью, выбираю для исполнения песни, которые мне действительно нравятся. И верю, что они найдут своего слушателя.