Страна ведет войну, в которой ставка — ее выживание. Едва ли не каждая ночь разрывается воздушной тревогой, едва ли не каждое утро начинается со сводок «прилетов». Но при этом в какой-нибудь сотне километров от фронта жизнь течет по мирным рельсам, «своим чередом». Люди имитируют мирную жизнь.
Кто-то считает это демонстрацией эгоизма, глупости или трусости. Кто-то воспринимает это как «знак качества» действий ВСУ — страна может жить, как ни в чем ни бывало, потому что военные качественно выполняют свою работу.
Но в большинстве случаев, кажется, причина другая. Люди имитируют мирную жизнь, потому что ничего другого им не остается. И эта раздвоенность реальности сказывается на них самих не лучшим образом.
Люди чувствуют себя жертвами. Им нужна осмысленная деятельность, в которую они канализируют свою ненависть и желание победы. Нужна та самая «трудовая мобилизация» — как для реальной помощи стране, так и для психотерапии. Работать и платить налоги, как призывает власть, — это не «экономический фронт» и уж тем более не «трудовой». Это норма для любого — в первую очередь мирного — времени.
Мы сами придумываем, чем можем быть полезны фронту на своих кухнях, в своих небольших группах по интересам и трудовых коллективах. Особенно после того, как деньги на хоть сколько-нибудь значимые донаты как-то вдруг совсем закончились. В музыкальных школах плетут сетки, на кухнях делают окопные свечи и крутят закрутки. Все это — именно она, осмысленная деятельность, которая приближает победу.
В обществе есть запрос на трудовой фронт и трудовую мобилизацию. Которая даст возможность «ковать победу» тем, кто не может быть мобилизован непосредственно на фронт. Деятельность, которая придает смысл жизни в условиях войны, дает возможность тем, кто не может воевать, все же чувствовать себя не жертвой истории, а ее участником.
Но прошло два года войны, а «трудовой фронт» так и не открыт. Мы и дальше все делаем на кухне — лепим вареники, плетем сетки, собираем дроны, а потом снова посыпаем стол мукой и снова лепим на нем вареники «для хлопцев». А что? В Британии, например, тоже действовала личная «бытовая мобилизация» — на безупречных газонах разбивали грядки под картошку, домохозяйки собирались вместе на одной кухне (экономия!), чтобы вязать шерстяные носки «на фронт». Об этом даже в советских книгах для девочек писали.
Но советские книги для девочек умалчивали тот факт, что британские домохозяйки из среднего класса и даже некоторые леди занимались подобной «волонтеркой», вернувшись со смены — с завода, из конторы, из лаборатории в Блэтчли-парк, в общем, оттуда, куда они были распределены по трудовой мобилизации. Все это было для них «полезным отдыхом», а не единственной осмысленной работой «на победу».
Мобилизация женщин, которую так горячо обсуждали в соцсетях, изначально была запущена в эфир «для поболтать». В то время как трудовая мобилизация женщин — это реальная возможность, имеющая прецеденты в истории. Большинство тех, кто ковал победу в капиталистическом тылу, были домохозяйками, которых война вывела из приватного мира кухни и детской на «мужскую» работу. В этом есть смысл — «хранить очаг» во время войны означает «изготавливать снаряды».
В Британии была трудовая мобилизация женщин — ничуть не менее суровая, чем мобилизация мужчин на войну. Многие британки вспоминают о своем первом трудовом опыте с содроганием — они вышли из своих гостиных и кухонь в «мужской» мир производства, где им приходилось работать, часто — физически тяжело, почти постоянно — под аккомпанемент нецензурной брани и вечного недовольства начальников-мужчин, которые вовсе не были в восторге от того контингента, который им прислали взамен мобилизованных на фронт мужчин. О женщинах, которые были вынуждены выйти на работу во время войны, снимают фильмы. Некоторые из них очень высоко оценивают свой трудовой опыт — он открыл перед ними возможности, каких раньше у женщин в Британии и быть не могло. Вторая мировая и мобилизация женщин дала мощный буст равноправию.
То же самое можно сказать о США, с той лишь разницей, что тут женщин завлекали на производство возможностью хорошо заработать (в те времена таких возможностей у женщин было немного). Клепальщица Рози стала иконой стиля. Не только потому, что экономика заинтересовалась женщинами как трудовым резервом и была готова вкладываться в рекламу такого рода. Но и потому, что для многих женщин, отправивших своих мужчин воевать за океан, эта работа «на победу» дала возможность ощутить не только разлуку, но и свое единство с любимыми, ведь теперь они тоже были «на фронте» — трудовом.
Увы, абсолютное большинство женщин моей страны не возьмется за изготовление дрона в домашних условиях (я — одна из них). Не потому, что это очень сложно (это действительно сложно), но потому что они никогда не поверят в то, что они в состоянии это сделать (и, возможно, они совершенно правы). Но при определенных условиях, при определенных усилиях и организации со стороны, из них (из нас) можно было бы собрать вполне эффективный цех по индустриальному производству дронов.
Но работа в ВПК способна и дать «прокорм» тем, кто остался без работы, приостановить отток людей за границу и даже вернуть тех, кто уже выехал и не нашел ни душевного покоя, ни применения себе на чужбине (огромное количество людей). Для возвращения им нужен смысл. И это — не сентиментальное желание обняться с дедовой черешней. Что я там буду делать? — спрашивают они. Покажите им, что им есть что делать, что они нужны, — и очень многие вернутся. Желание быть нужным — тоже своего рода сантимент. Но, в отличие от обнимашек с черешнями, осмысленная деятельность работает в долгосрочной перспективе и выгодна для всех.
Вопрос о смысле на фоне военной трагедии кажется чем-то эфемерным. Тут о выживании — простом физическом думать, а не философию разводить. Но именно это слово — смысл — чаще всего возникает в разговорах с женщинами, которые уехали из Украины. Какой смысл в том, что я там сижу и дрожу за своего ребенка? Люди уезжают не столько от страха, сколько от того, что риск, которому подвергается их жизнь, жизнь их детей, представляется им бессмысленным. Даже у тех, кто начал войну с высокой ноты — волонтерства, участия в терробороне и т.п. — «заканчивается завод». Один человек, действительно, может устать. На длинной дистанции усилия должны быть общими и системными, а цели — четко сформулированными и достижимыми. Любой недоученный проджект-менеджер не даст соврать — именно такие вещи делают деятельность осмысленной. Это касается не только и не столько фронта — там, где вопрос жизни и смерти стоит ребром, вопрос о смысле решается сам собой. Это касается главным образом тыла, где масса людей сходит с ума от беспокойства, не знает, чем занять руки (и занимает их чаще всего чем попало) и откачивают желчь из подсознания в соцсетях и на ближних своих. Вопрос: «Ехать ли первой леди в Вашингтон, если там она может пересечься с женой Навального» занимает первые полосы и умы людей, у которых нет возможности «воевать» как-то еще, кроме как писульками в соцсетях и в лучшем случае на кухнях.
Власть наивно полагает, что смыслы — это то, что они создают на телевидение или (с поправкой на развитие технологий) в Телеграм-каналах. Нет. Смысл — это то, что создается в сознании человека. Информационный шум, конечно, влияет на его очертания, но не является его источником. Не говоря уже о том, что постиндустриальные методы на фоне войны индустриального характера вообще не работают.
Украинский народ непобедим, это чистая правда. Как показывает история, наш народ трудно уничтожить. Наши кухни, на которых мы делаем все, — от концентратов борща до FPV-дронов — еще одно свидетельство нашей общей воли к жизни. Но так же история свидетельствует о том, что у нашего народа можно отнять землю, страну, чувство собственного достоинства, право быть собой. Защитить это все можно лишь ценой общих слаженных усилий. Функция по слаживанию и организации ложится на государственную власть — это и есть по сути ее единственная задача в военное время.
Осмысленная деятельность во время войны — выпускать снаряды. И дроны, да. Но не дома, а хотя бы в малых цехах, где это можно делать под надзором мастера. И хотя бы за небольшую зарплату. И из деталей, централизованно закупленных тем, кто понимает, что он покупает и каким оно должно быть.
Но вопрос: «Куда донатить на танковый завод?», недавно всколыхнувший соцсети, пока так и остается без ответа.