Современная монетарная теория все чаще предлагается как лекарство от растущего неравенства, но помните: это не панацея.
Европа - порождение либеральной демократии и мультилатерализма - в настоящее время представляет собой континент, политическому фундаменту которого угрожает растущий популизм. Политическая нетерпимость и геополитическая напряженность могут привести к разрушению либерального мирового порядка. Эта популистская волна поднимается все выше по мере приближения майских парламентских выборов в ЕС. Выборы могут привести к дезинтеграции сложившегося статуса в силу роста неудовлетворенности и негативного восприятия глобализованного общества в условиях вялого роста еврозоны, - пусть и без четкого представления о том, чем нужно заменить сложившийся статус-кво.
От Трампа и американо-китайской торговой войны до Brexit и "желтых жилетов": угрозы, которые несет такая смена режима, очевидны. Тектонические плиты сдвигаются, хотя нам еще предстоит ощутить последствия радикальных версий этих движений вроде "жесткого" Brexit. После 30-летнего периода дерегулирования и экономики свободного рынка новая парадигма создаст совсем другую деловую и инвестиционную среду. Это приведет к новым потрясениям и, следовательно, создаст новые риски. Кто хочет не замечать эту нарастающую (и глобальную) перемену и считает ее незначительной, пусть подумает еще раз!
Эти силы сложны, глубоко укоренены и складываются из множества векторов, из-за чего тяжело бывает различить причину и следствие. Этот процесс далек от завершения, однако мы попытались сформулировать здесь некоторые проблемы и угрозы, формирующие основные предпосылки, от которых зависят цены на активы и доходность ценных бумаг.
Популизм - явление не новое. На самом деле он ровесник демократии (если не старше). Философию его трудно определить, но, говоря упрощенно, в его основе лежит конфликт между "обычным" человеком и "элитой", составляющей меньшинство, при котором отчужденная масса глубоко неудовлетворена и не доверяет господствующему истеблишменту.
Есть много теорий, объясняющих всплеск популизма, но с моей точки зрения наиболее убедительной является та, которая считает его последствием "гиперглобализации" (термин, придуманный экономистом Арвиндом Субраманианом).
С 1980-х годов переход к новому экономическому порядку глобализации, свободным рынкам и технологическому прогрессу обеспечил огромный рост мирового ВВП, генерировал благосостояние, повысил прибыли корпораций и вывел миллионы людей из нищеты. Для таких развивающихся стран, как Индия и Китай, это открыло огромные возможности, но и Запад тоже извлек выгоду из дешевой рабочей силы и рынков товаров.
Это привело к глобальной дезинфляции, снижению доходности облигаций и увеличению кредитного плеча, что, в свою очередь, способствовало активному росту цен на активы по сравнению с 1980-ми годами.
Но при этом сдвиге, который в течение многих лет воспринимался как исключительно благоприятный, были и свои проигравшие. Для Запада три десятилетия гиперглобализации привели к беспрецедентному отдалению рабочей силы от генерируемого благосостояния. Прибыли корпораций в процентах от ВВП неуклонно росли, а реальная заработная плата стагнировала, в результате чего благосостояние сосредоточилось в руках немногих, а неравенство доходов резко усилилось. Доходы до налогообложения у 1% самых богатых людей сейчас находятся на уровне 1929 г., после которого началась Великая депрессия.
Прибыль досталась глобальным корпорациям, работнику же оставалось бороться с последствиями растущего неравенства и конкурировать с дешевой рабочей силой в лице мигрантов и автоматизации, причем в условиях снижения реальных доходов из-за налогов и ренты ему всегда доставался меньший кусок. Прибавьте сюда высокие цены на жилье, изуродованную идею социального государства, дефляцию и снижение роста, приведшие к падению доходности и больно ударившие по вкладчикам, - кусок, приходившийся на долю работника, уменьшался все больше и больше. Далее, когда в 2008 г. разразился кризис, вместо изменения сложившейся системы ситуация только ухудшилась в результате политических решений и неспособности нормализовать рынки.
Политика количественного смягчения привела к рефляции цен на активы, но не заработной платы или производительности, что способствовало сохранению неравенства и подрывало доверие к истеблишменту как к силе, способной вывести западные экономики из сложившегося положения. Учитывая все это, обратная реакция представляется вполне закономерной. Скорее удивительно то, что она не проявилась ранее.
Что это означает для рынков, экономической политики и глобализации? По мере усиления ответной реакции будет расти напряжение и на поле битвы, что еще больше затруднит оценку риска и определение того, какие ответные политические меры необходимо принять с учетом сложности обстановки и ее поляризующих последствий.
Если не считать ответную или паллиативную политику перераспределения, любые меры, которые приведут к реальному улучшению ситуации и разрешат проблемы тех, кто оказался по ту сторону глобализации, кажется, будут приняты нескоро. Начинающаяся новая политическая эра - это результат нескольких десятилетий социальных изменений, и выработка решения сама может потребовать десятилетий. Хотелось бы надеяться, что это не так, но доказательств обратного мало.
Специалист по вопросам развития и неравенства Бранко Миланович писал: "Неолибералы и правоцентристы вот уже десять лет как согласны, что нужно что-то сделать для сокращения неравенства в благосостоянии и доходах. Но всякий раз, когда им хоть что-то предлагают, они всегда против. Из этого я заключаю, что они хотят сократить неравенство с помощью волшебства".
Экспорт Европы составляет 50% ее ВВП (вдвое больше, чем в Китае), что делает ее уязвимой в условиях глобального замедления. Рост популизма, помноженный на уже увядающую экономику, неспособную стимулировать рост и занятость (даже с помощью механизма печатного станка Европейского центрального банка, в размере 2,6 трлн евро), заставляет прогнозировать перемены. По мере того, как растет сопротивление сложившемуся политическому консенсусу по экономической политике и режим строгой экономии встречает противодействие со стороны все более растущего племени популистов, настроения начинают меняться.
Движение к радикальной фискальной экспансии с целью стимулирования спроса через современную монетарную теорию (СМТ), вероятно, не является утопией и даст ответ, который мы ищем. Эксперимент может закончиться гораздо более явными структурными дисбалансами, стремительной инфляцией, валютными спекуляциями и монетарными злоупотреблениями в том виде, в каком мы их знаем.
Хорошо это или нет, но эта идея набирает популярность, особенно в США. Хотя сама СMT не может быть осуществлена в еврозоне, потому что ее страны не являются монетарными суверенами и не имеют собственных валют (и поэтому не могут печатать деньги самостоятельно для финансирования собственной задолженности), это не означает, что идея сама не станет популярной внутри еврозоны на фоне растущего популизма и приближения майских выборов.
Результатом будут отказ от жесткой фискальной экономии и политика долгового финансирования расходов, направленная на более справедливое экономическое распределение.