Поэт, прозаик, переводчик, литературный критик, музыкант, нонконформист. Это все (из справочников) - об одном человеке, Константине Москальце. Уникальной фигуре украинской культуры. В нынешнем году Шевченковский комитет признал его достойным Национальной премии имени Тараса Шевченко - за книгу "Сполохи". (В списке шевченковских лауреатов этого года также известный актер Петр Панчук за свою сценическую Шевченкиану, художник Николай Компанец за цикл "Земля моїх батьків", поэт Юрий Буряк за книгу "Не мертве море").
Константин родился на Черниговщине в семье писателя Вилия Москальца. Он - один из основателей бахмацкой литературной группы ДАК. В свое время был участником Львовского театра-студии "Не журись!". Автор легендарной украинской песни "Вона". Поэзия, проза, эссеистика - все это сферы его творческой реализации. Творческое сотрудничество объединяет Константина с Тарасом Чубаем и Виктором Морозовым (совместно с последним выпущены диски "Треба встати і вийти", "Армія Світла"). Проза Москальца переведена на многие языки.
ZN.UA предложило Константину Вилиевичу не совсем трафаретный формат интервью. Мы определяем заданную тему - автор воссоздает в этой теме свои субъективные авторские вариации, ассоциации. Итак...
Творческое вдохновение во время войны...
Ясно, что время войны не очень содействует вдохновению. Когда говорят пушки, музы молчат. С другой стороны, мы знаем, что творчество в целом и литературное творчество в частности не раз становятся нишей, где можно собраться с мыслями и попробовать сделать предварительный синтез еще горячих текущих событий, защитившись таким образом от бед лихолетья. Достаточно вспомнить хотя бы дневники Анны Франк или Януша Корчака, написанные во время Второй мировой войны. С другой стороны - мое творчество в последние годы не очень и нуждается во вдохновении, скорее - в сосредоточенности и хорошей библиотеке или по крайней мере в быстром Интернете. Остальные задачи вдохновения берут на себя опыт и то, что называют "набитая рука". Эмоционально эта война не была для меня неожиданностью, я увидел ее и пережил значительно раньше, результатом чего стал альбом песен "Армія Світла", записанный и изданный Виктором Морозовым в 2008 г. Стихи, как известно, сбываются; песни тоже. Поэтому нам остается только одно: победить, будет для этого вдохновение или нет.
Шевченко сквозь призму обостренного субъективизма...
У меня существует традиция: в феврале перечитываю любимые стихи Бориса Пастернака (например, "Февраль. Достать чернил и плакать!"), а в сентябре - произведения Тараса Шевченко (потому что "Ми восени таки похожі хоч капельку на образ божий…"). Это уравновешивает крайности субъективизма. Хотя не все. Например, мне не очень нравится поэма "Гайдамаки" - из-за переизбытка крови, жестокости, которой, очевидно, ни в каком другом произведении Шевченко не найти в таком количестве, из-за разбалансированной структуры произведения. Вместе с тем очень близки его лирические стихотворения, особенно те, поздние, написанные после ссылки, - и общий набросок его драматической судьбы. Шевченко, как и наш современник Василий Стус, - человек судьбы, это однозначно. Судьбу можно любить или ненавидеть, или практиковать любовь и ненависть одновременно, - избежать ее невозможно, так же, кстати, как и сымитировать. Есть такие особенные люди - носители судьбы. Их всегда немного, но именно благодаря им вершатся история и язык.
История создания песни "Вона"...
Был Львов. Был вечер. Была любимая девушка, и было 26 лет. Этого вполне достаточно, чтобы написать красивую песню.
Одиночество учит сути...
Сначала одиночество учит готовить еду, иначе долго не протянешь. Потом (поскольку никого рядом нет) оно учит радоваться собственному присутствию в такой степени, что перестаешь замечать и себя, и его. А в целом, по этому поводу есть замечательная притча. К одному из коптских отшельников пришел молодой отшельник и попросил: "Авва, научи!" - "Иди закройся в своей келье, и она научит тебе всему, чего тебе надо", - ответил отшельник. Мне здесь чрезвычайно нравится слово "закройся". Суть в том, чтобы решиться сделать два оборота ключа в замке. А лет через 20–30 открыть дверь и вернуться к людям. Или не вернуться. Это зависит от того, чему именно научат тебе твоя келья и одиночество.
Чубай и Морозов: творческие побратимы...
Чубаев, собственно, двое. Мы познакомились с отцом Тараса Чубая, Григорием, в Москве осенью 1980 г. Это произошло в общежитии Литературного института, где Григорий в то время учился. Весь вечер читали стихи, я пел свои песни. Когда прощались, Григорий собственноручно записал львовский адрес, пригласил в гости и, словно между прочим, заметил: "Думаю, ты хорошо подружишься с моим сыном". - "А сколько лет твоему сыну?" - поинтересовался я. - "Десять, - улыбнулся Григорий, - но он очень умный и талантливый, сам увидишь, вам будет о чем поговорить". Мне к тому времени исполнилось 17 лет, и перспектива дружбы с десятилетним пацаном казалась, мягко говоря, весьма сомнительной. К сожалению, я не успел воспользоваться приглашением Григория, он умер через два года, когда я служил в армии в Казахстане. Это был один из величайших украинских поэтов ХХ в., если кто-то не знает; поэт уровня Томаса Стернза Элиота или Эзры Павнда. Послушав мои стихи, он задумчиво сказал: "Теперь и умирать можно, когда такие парни есть в Украине..." Эти слова всю жизнь прибавляли мне сил идти собственным путем и оставаться собой в любых обстоятельствах, они возложили на меня особую ответственность, еще и потому, что Григорий действительно умер вскорости после этого, совсем молодым, так и не увидев ни одной своей книги опубликованной.
А потом произошло удивительное - в 1987 г., на первом празднике города Львова, я познакомился с Тарасом, каждый из нас исполнял свои песни на одной открытой сцене. Слова Григория оказались пророческими, поскольку Тарас действительно стал одним из самых близких моих друзей. Это было еще перед тем, как была написана песня "Вона" и другие песни на мои слова, которые он сейчас поет. Множество веселых и печальных приключений позади (надеюсь, впереди также), совместные концерты в театре-студии "Не журися!", гастроли по Европе, прогулки по Ливерпулю и Лондону, нескончаемо длительные рыбалки и чаепития, беседы в гостиничных номерах до утра... Это один из тех, всегда немногочисленных, друзей, которым можно без наименьших колебаний позвонить в любое время дня и ночи.
С Виктором Морозовым меня познакомил Николай Рябчук. Он хотел, чтобы Виктор, уже ставший профессиональным музыкантом, послушал и оценил мои первые песни. Это было в 1985 г. Напомню, тогда украинской авторской песни почти не существовало, вместе с тем господствовало убеждение, что ее и не может быть, поскольку, дескать, украинцы - сельская нация, а бардовская песня зародилась в городской русскоязычной среде. Морозов внимательно послушал мои попытки и горячо поддержал, сказав, что это прекрасно и надо продолжать писать в том же ключе. Для меня было хорошим стимулом услышать такое от автора легендарной "Панни Інни" на слова Тычины, которую Морозов пел в "Арнике". Со временем мы вместе работали в "Не журися!". Когда я ушел со сцены, Виктор отобрал около десяти моих песен и записал их в собственной аранжировке и исполнении. Это известный альбом "Треба встати і вийти", изданный в 2000 г. Вместе с Чубаем, он - один из самых дорогих моих друзей. Дважды в год он приезжает из Америки, где живет сейчас, и мы странствуем на авто по Украине. В сущности, это больше, чем дружба, некая разновидность вневременного братства, не по крови, по духу. А еще - мы считаем себя персонажами романа Германа Гессе, поэтому Морозов часто величает меня Степным Волком, а я его - Саксофонистом Пабло.
Литературная среда как пространство спекуляций и проституций...
Почти ничего не знаю об этой среде, ведь уже более 20 лет живу уединенно. Хотя со многими литераторами сохраняю теплые приятельские отношения, прежде всего из моего поколения "восьмидесятников" - Василием Герасимюком, Иваном Малковичем, Виктором Небораком, Наталкой Билоцерковец, Людмилой Таран... Так же немало у меня друзей и среди молодых - достаточно вспомнить замечательных поэтесс Оксану Максимчук, Богдану Матияш, Екатерину Михалицыну... Но это сугубо индивидуальные отношения и привязанности, далекие от среды (воспользовавшись айтишным термином, их можно сравнить с сетью peer-to-peer, основанной на равноправии участников). По большому счету, даже если бы кто-то из нас и не был литератором, друзьями мы все равно остались бы. Все остальное, связанное с литературной средой, - внутренние распри, конкуренция, сплетни, спекуляции и т.п., - меня никогда не интересовало, и, разумеется, уже не заинтересует.
Будущее Украины - это...
Ничего не могу сказать по этому поводу, в моей машине времени, как назло, именно сегодня закончилось горючее. Но думаю, что как-то оно будет.
Когда я смотрю ТВ, то...
Никогда не смотрю телевидение. Вообще, вырос в семье, где не было телевизора, но хватало красивых книг. Вот уже около 10 лет вместо телевидения у меня Интернет.
В моей жизни были периоды прозы, поэзии, музыки, а теперь время...
…когда мне становится интересно, где именно я нахожусь сейчас в своей жизни, то, по совету Германа Гессе, прибегаю к гаданию на китайской "Книге перемен". В прошлый раз выпала последняя, 64-я гексаграмма, с названием "Еще не конец". Как объяснял в комментариях талантливый синолог Юлиан Щуцкий, в этой гексаграмме речь идет о возможности начала нового творческого цикла. Поэтому, очевидно, придется еще одну "Вону" написать...
В японской литературе больше всего восхищает...
…Мацуо Басё. В нем, как в зерне риса, сохраняются предыдущие и будущие этапы развития японской литературы. Он чувствительный и нежный, как Сей Сёнгон, мудрый и печальный, как Кенко-хоси, жесткий и ироничный, как Юкио Мисима, неожиданный, как Кобо Абэ... По своим мироощущениям японская литература, особенно древняя, ближе мне чем, предположим, польская. В ней есть очарованность красотой изменчивости и громоподобное молчание о метафизических проблемах, веками раздирающих душу европейца. Смотри на эту хризантему, смотри, поскольку завтра или ее, или тебя, или вас обоих не станет. Будь собой здесь и сейчас, безотлагательно, не откладывая себя на завтра.
Достоинство в мире современных двойных стандартов...
У каждого есть собственный уровень, ниже которого нельзя опускаться, иначе это будешь уже не ты. Обычно каждый из нас очень точно этот уровень, этот предел ощущает. Не только в современном мире. Повсюду и всегда так было и будет. Лучше всего учиться этому у животных, у котов, например: они наглядно демонстрируют чувство собственного достоинства во всех мирах одновременно, никогда не предавая себя. Достоинство надо соблюдать как один из основополагающих инстинктов.
Украинским политикам я поверю только тогда...
С политикой у меня то же, что с телевидением. Я ее не смотрю.