Сырой мрачный подвал, в котором пахнет гнилью и коррупцией. По скользким ступеням в подземелье спускается барон Рыбец, облаченный в бумажные доспехи. Выражение его глаз скрыто за пуленепробиваемыми стеклами очков. Барон останавливается возле груды пустых, грубо сколоченные фанерных ящиков, обшитых вылинявшим пурпуром.
Рыбец:
Недолго ждать: вот-вот наступит день,
Когда сюда, за бюллетенем бюллетень,
Под эти низкие и сумрачные своды,
Стечется изъявление народа.
Вся сила мира упадет ко мне под ноги,
И наслаждение доступное немногим
Познаю я. Пускай на пару дней
Но стану всех я в герцогстве сильней.
Вершитель судеб, властелин, почти что Бог -
Судьбу страны, лежащую у ног,
Могу я изменить в одно мгновенье.
Ах, право слово, что за упоенье!
Вот только давит сердце чувство страха:
Чуть ошибусь - и рай сменится плахой:
Коль что-то я напутаю в подсчетах,
У палача прибавится работы.
А потому обязан я суметь
Желанья герцога, увы, предусмотреть.
(Барон поднимает с каменного пола пачку ветхих, пожелтевших бюллетеней, благоговейно их подносит к губам)
Вот так глядишь на это барахло -
Макулатура, сущее фуфло.
А сколько в них страстей, надежд, тревог,
Построенных котельных и дорог,
Вагоны гречки, бочки «Артемиды»,
В них клятвы лживые и горькие обиды,
Обманы, подкупы, молитвы и терзанья,
Истерики, восторги и стенанья,
Посулы сладкие и злой площадный мат,
Лесть неприкрытая, зловонный компромат,
В них исповеди, пасквили и враки,
Мессии и продажные писаки,
В них - великаны духа и пигмеи,
Карьеры сломанные, сломанные шеи,
В них - реки слез, в них золота - на тонны,
В них - жизни, судьбы многих миллионов.
И смех, и гнев, и радости, и страх
Сокрыты в этом ворохе бумаг.
Но переменчива сударыня Судьба,
Что превращает короля за миг в раба -
Чему ценой сегодня целый мир
Украсит завтра городской сортир.
Слышен грохот. По лестнице скатывается граф Фолкофф-Бельгийский, славный рыцарь Эпохи Возрождения Регионов. Изрядно помятый, но непобежденный граф проворно вскакивает на ноги и злобно пинает ящик, послуживший причиной его шумного падения.
Фолкофф (отряхиваясь, раздраженно):
Убрал бы ты гробы свои с дороги,
Я мог себе сломать, в натуре, ноги!
Рыбец (про себя):
Ну, этот не получит ни шиша!
Фолкофф:
Привет, тебе чернильная душа!
Не ждал, бродяга?
Рыбец (старательно разыгрывая возмущение):
Граф! Все эти дни
Я вспоминал вас часто…
Фолкофф (мрачно):
Не гони!
Как только ослабела чуть рука
И ржавчина разъела сталь клинка,
Так всем, с кем был вчера я дружен,
Сегодня старый рыцарь стал не нужен.
Лишь только потускнели чуть доспехи,
От всех, кто мне обязан был успехом,
Карьерой, славой, властью и богатством,
Я получил отлуп. Но их злорадство
Чуть преждевременно: есть деньги в общаке,
Бойцы - в дружине, силы в кулаке.
Я ранен, но не выпал из седла,
И каждого спесивого козла,
Я накажу жестоко и предметно,
Вот только встану на ноги конкретно.
Сильней обида - сладостнее месть.
Поможешь мне?
Рыбец:
Мой граф, почту за честь!
Фолкофф:
Столкнулся я, барон, с одной непрухой
Ты слушаешь?
Рыбец (подобострастно):
Я превратился в ухо.
Фолкофф:
Лишился я на выборах подпорки,
Случились непредвиденные терки
С подельниками. Но держать себя за лоха
Я не позволю. Все не так уж плохо,
Все порешаем, все путем…
Рыбец (понимающе):
Какой базар?
Фолкофф:
Все есть - канал, технологи, PR,
Прихвачены и бабки, и людишки.
Чуть-чуть админресурса б, на полшишки…
Рыбец (сокрушенно качая головой):
Не в силах я помочь тебе, поверь…
Фолкофф (с тоской):
Засунуть тебе что ли пальцы в дверь…
Рыбец (пытаясь скрыть охвативший его страх):
Подобное вам сделать одолженье
Могу, лишь получив распоряженье
От герцога. Ей-богу, без него,
Дорисовать не вправе ничего.
(Немного помолчав, вкрадчиво)
Хотя могу вам дать один совет…
Фолкофф (перебивая его
на полуслове):
Ты ж знаешь: в государстве денег нет!
Сюда послушай, вшивый бюрократ:
Ты шо не знаешь, герцог мне как брат!
Считай, ты получил его приказ,
Гони админресурс!
Рыбец (на всякий случай отходя
на безопасное расстояние):
Граф, не сейчас.
Не время перед праздником для ссоры,
До осени отложим наши споры.
А там глядишь, я чем и помогу…
Фолкофф (с угрозой):
Ну, если кинешь - не взыщи.
Барон, к врагу
Я беспощаден… Будь здоров, хапуга!
Рыбец (учтиво):
Считать меня всегда вы вправе другом.
За то, что навестили, вам спасибо.
Фолкофф уходит.
Рыбец (глядя ему вслед, вполголоса):
Крикливый шут, осколок старой глыбы.
На всех котов не наберешь сметаны.
Хозяев жизни развелось, как тараканов.
Мнить олигархом может себя каждый…
Из темноты доносится насмешливый голос:
Ты это про кого, червяк бумажный?
Из мрака выплывает фигура предводителя Ордена Алой Розы, маркиза Вицеспикерчука, облаченного в сутану послушника.
Рыбец (растерянно):
Мой Бог!
Вы здесь, сейчас, какой сюрприз!
Вицеспикерчук:
Не рад?
Рыбец:
Вы что, помилуйте, маркиз!
Ведь вам известно, как я к вам привязан.
Вицеспикерчук (улыбаясь со свойственным ему обаянием):
И очень многим, не забудь, земляк, обязан.
Рыбец (про себя, с тоскою):
Известно мне, зачем явился он…
Вицеспикерчук:
В твоей нуждаюсь помощи, барон.
Уж если дорожишь ты нашей дружбой,
На выборах все посчитаешь так, как нужно…
Я вижу, изменился ты в лице.
Рыбец (жалобно):
Я - счетовод, а математик - во дворце.
К задачке я любой найду решенье,
Но высочайшее мне нужно позволенье,
Чтобы отнять, прибавить, поделить…
Вицеспикерчук:
Хорош базлать! И прекрати юлить!
Рыбец (не слушая его):
…Ко мне и Фолкофф с тем же приходил…
Вицеспикерчук (величественно):
Я - герцог будущий. Надеюсь, не забыл,
Что мне судьбою уготован трон?
Ты, кажется, слегка припух, барон!
Уж коли не боишься олигарха,
Не ссорься, право, с будущим монархом.
Рыбец:
Ей-ей не лгу, я чист перед тобой.
Вицеспикерчук (насмешливо):
На сером чист, на белом же - рябой…
Барон Рыбец как сон младенца чист?
Кого ты лечишь, я ведь сам юрист!
Ну что ты упираешься, чудак?
Чуть-чуть домалевать - такой пустяк.
Лишь только, зема, на престол взойду,
Ты позабудешь навсегда нужду.
Рыбец:
Вас видеть на престоле буду рад,
Но только вот, пардон, электорат…
Вицеспикерчук (безапелляционно):
Любовь народа власти не прибавит:
Одни любимы им, другие правят.
Любимцу плебса герцогом не быть,
Народ бояться должен, не любить
Того, кто им, убогим, послан Богом,
Чтоб вывести на верную дорогу.
Я выведу! Поскольку знаю как.
Осточертел мне в герцогстве бардак…
Я - филантроп, я тех людей люблю,
Которые живут, как я велю.
Что скверного, коль каждый будет знать,
Как жить: что говорить и что писать,
Чего бояться и о чем мечтать?
Кого любить, кого и как карать?
Народ устал? Устал. Не от оков -
Он устает от болтунов и дураков.
Народ что лошадь: кормишь по труду,
И он готов не замечать узду.
Порядок, наведу, поверь, в стране,
И этим возбужу любовь ко мне.
Народ способен полюбить любую власть,
Весь фокус в том, как в эту власть попасть…
И ты поможешь в этом мне, барон.
А я - тебе. Прощай!
Рыбец:
Земной поклон!
Вицеспикерчук растворяется во мраке.
Рыбец (протирая глаза):
Был и исчез. Не человек - мираж.
Голос из темноты:
Есть кто живой? Ответь! Алло, гараж!
В подвале появляются новые посетители - четверка рыцарей Квадратного Стола. Одеты они весьма причудливо. На одном - новенький шахтерский комбинезон, из кармана которого торчит добросовестно заполненная налоговая декларация. Другой облачен в некогда дорогой, но уже изрядно потрепанный официальный костюм с аккуратными заплатками на локтях. Третий наряжен в промасленную спецовку, выгодно оттеняющую белизну рук, украшенных «Картье», массивным золотым браслетом и многочисленными перстнями. Четвертый одет в вышиванку, соломенный брыль и шаровары со следами навоза. Рыцари вооружены: соответственно, отбойным молотком, ручкой с вечным пером, молотом и серпом. Чувствуется, что они ощущают некоторую неловкость от того, что вынуждены находиться в одной компании.
Рыбец (с интересом разглядывая
странный квартет):
Чем услужить могу я господам?
Первый рыцарь:
Попробуй, фраер, догадаться сам.
Рыбец:
Ах, господа, я право же не знаю…
Первый рыцарь:
Не знаешь - не трынди. Вот накладная.
Там все написано: чего, кому, куда.
Протягивает Рыбцу листок. Тот внимательно изучает бумагу, послушно кивает.
Рыбец:
Все будет в лучшем виде, господа.
Четверка неспешно покидает подвал.
Рыбец (задумчиво):
Кусок бумаги правит нашим миром.
Бумажка стала истинным кумиром,
Иконою, арбитром, божеством
И государственной системы естеством.
Надежнее бумажка, чем слова,
В стране, где лишь бумажные права.
Бумажка - есть закон…
Голос из темноты:
Я - есть закон!
Укутанный в желто-голубой плащ с кровавым подбоем появляется Великий Герцог Чукма, справедливый и беспощадный.
Рыбец (с благоговейным ужасом):
Мой герцог! Вы!!!
Чукма (наслаждаясь произведенным эффектом):
Шугаешься, барон?
Крысятничаешь, плесень? Я слыхал,
Что не по чину ты берешь, нахал!
Чревата, сынку, жадность для чинуши.
Узнаю что - подвешу, блин, за… уши.
Будь предан мне, коль шкура дорога.
Рыбец (склоняясь в низком поклоне):
Я вечный вашей милости слуга,
А чтоб на лапу брать, я зуб даю - ни-ни!
Чукма:
Добро, проехали. Скажи, за эти дни
К тебе подкатывались с просьбами помочь?
Рыбец:
Задрали «ходоки»! И день, и ночь
Ко мне, как в Смольный к Ленину, идут.
То угрожают, то бабло суют,
Меня коробят, право, их манеры!
Чукма:
Подонки, блин! Подонки высшей меры!
А ты?
Рыбец (вдохновенно):
Я, герцог, крепок, как скала:
Не нужно вашего мне, говорю, бабла!
«Подите прочь!» - кричу. Они ж в ответ
Мне говорят, что пару-тройку лет
Осталось вам держаться, сир, за трон.
И верность вам хранить мне не резон.
Чукма:
Кандыба полная! Козлы! Страна козлов!
Немало полетит еще голов,
И прежде чем отправлюсь на покой,
Клянусь, вот этой самою рукой
Еще немало посажу на острый кол,
На возраст невзирая и на пол.
Предательство и преданность - вот два
Краеугольных камня естества.
И середины нет, поверь, барон.
Лишь я здесь сила, правда и закон,
Всего и разрушитель, и создатель,
И всякий, кто не предан мне, - предатель.
Кто не согласен с этим - тот изгой
Лишь потому, что правды нет другой.
Меня страна обязана любить,
Лишь потому, что так и должно быть.
Монарх самодостаточен. И власть
Всегда самодостаточна. Упасть
И больше не подняться обречен
Здесь всякий неспособный на поклон.
Пусть каждый уяснит закон простой:
Раз я на троне, значит, я - святой.
Не смеют худо говорить и о стране,
Раз счастье выпало ей быть подвластной мне.
Могу помиловать, могу и покарать,
Кого-то одарить иль отодрать.
Лишь я имею право поучать,
А остальные вправе лишь молчать.
Чем нас учить, глядите на свое:
У вас линчуют негров, е-мое!
А с выборами что? Господня мать!
Вы бюллетни не в силах посчитать!
Нам заграница больше не указ,
Пусть умники поучатся у нас!
Послов своих сегодня же нагну:
Пусть, трутни, рекламируют страну,
Пусть разнесется весть по белу свету,
Что жизнь демократична в крае этом…
Однако мне, барон, пора идти.
Бывай, холоп!
Рыбец:
Счастливого пути!
Герцог растворяется во мраке.
Рыбец:
О, Господи! Как ты меня достал!
От этих разговоров я устал.
Приемный день окончен, нету сил.
Слышны шаги. По лестнице медленно спускается человек, одетый во все черное. Его лицо скрыто маской.
Незнакомец:
Приятель, а меня ты не забыл?
Я вижу на лице твоем испуг.
Не бойся, мы поладим, милый друг.
Я - сила, брат. Я - то, что в каждом есть,
Кто силу ценит более, чем честь,
Мораль, закон и всякий прочий бред.
Я - вдохновение для тех, кто хочет след
В истории оставить навсегда.
Есть сила, остальное - ерунда.
Из тех, кто здесь сегодня побывал,
Я в каждом жил давно, но долго спал.
И я живу во всех, кто любит власть,
Я возвышаю всех, кто хочет пасть.
Но, кажется, проснуться час настал:
Я сильно от бессилия устал.
Я просыпаюсь! От того, что я силен,
Я есть единственный и праведный закон!
Незнакомец подымает вверх руку. В ней зажата бейсбольная бита.