«Скажите, пожалуйста, что из приведенного вы считаете наибольшим преступлением во время войны и военного положения?». Так звучал один из вопросов анкеты ZN.UA для исследования, проведенного с помощью социологической службы Центра Разумкова.
В результате (см. рис. 1) с огромным отрывом «победила» коррупция. Наибольшим преступлением ее считают 69,3% украинцев. За уклонение от мобилизации тех, кто ей подлежит, «проголосовали» 2,3% украинцев. Равнозначными по тяжести преступлениями признали эти явления 24,2% респондентов…
На самом деле война — это не только о героизме и патриотизме. Не только о тех историях, которые потом лягут в основу нового героического эпоса. Это в первую очередь о ресурсе. Невозможно выиграть войну на одном только голом упрямстве трехсот спартанцев. Если честно, на этом голом упрямстве и в обороне долго не просидишь.
Не думаю, что открою какую-то страшную военную тайну, если скажу, что любой ресурс имеет свойство заканчиваться. И не думаю, что для кого-то будет неожиданностью, если скажу, что люди — это тоже ресурс. Наравне с танками, вертолетами, патронами и минами. Практически невосполнимый ресурс. Западные партнеры могут забросать нас боеприпасами, но это не спасет, если физически некому будет их использовать. Люди — единственный ресурс, который нам никто не даст извне.
Разворовывание средств — это уменьшение ресурса, который можно было бы использовать.
Уклонение от мобилизации — это уменьшение ресурса, который можно было бы использовать.
Почему тогда такая колоссальная разница в цифрах ответов? Вы будете смеяться. Но мне кажется, я понимаю откуда.
Мы привыкли к тому, что «коррупция» — это где-то там, далеко. Это чиновники, это власть, это мифические «они», которые испортили нам всю жизнь. И это точно не «мы», пытающиеся «порешать» на каждом шагу — от роддома до военкомата.
А вот уклонение от мобилизации — это как раз мы. Вот тут никак не получится сказать, что это — «они». Но у нас же есть оправдания, правда? Мы же не можем быть виноваты в том, что происходит. Поэтому нет, это — не преступление. Это жизненная позиция. Мы не рождены для войны. Пусть сначала депутаты идут воевать. Я не собираюсь умирать за Зеленского. У меня свой фронт. А кто будет мою семью кормить? Ну и далее по списку.
Тем более что законодательство предоставляет вполне достаточное количество легальных способов не попасть под мобилизацию. И судя по тому же опросу (вопрос звучал так: «По Вашему мнению, должны ли во время действия военного положения подлежать призыву по мобилизации в Силы обороны Украины представители каждой из таких групп?»), общество охотно их поддерживает (см. рис.2). Все категории, которые на сегодня не подлежат мобилизации, «одобрены» респондентами обоих полов следующим образом: лица с инвалидностью — 92,3% (91,6% — мужчин, 92,8% — женщин); студенты, получающие первое высшее образование — 87,5% (86 и 88,8% соответственно); опекуны лиц с инвалидностью — 86,8% (85,7 и 87,9%); женщины без их согласия — 85,9 % (85,2 и 86,5%); лица старше 60 лет — 84,7% (84,5 и 85%); лица, имеющие трех и более несовершеннолетних детей — 82,9% (по 82,9%); опекуны людей преклонного возраста — 78, 4% (77,9 и 78,8%); студенты, получающие второе высшее образование — 53,3% (52,2 и 54,1%).
Легитимизация почти всех этих категорий выше на западе и в центре Украины. За исключением двух. С тем, что лица, являющиеся опекунами людей преклонного возраста, не должны подлежать мобилизации, больше всего согласны на юге Украины — 82,1% (на западе — 80,1%, в центре — 78,5%, на востоке — 73,8%). К женщинам наименее лоялен восток страны — 77,7% (на западе их «поддерживают» 87%, на юге — 88,4%, в центре — 88,2%).
В целом все это выглядело бы более-менее логично, если бы не предоставляло такое широкое поле для махинаций. В списке легальных способов миновать мобилизацию невозможно манипулировать только возрастом и полом. Впрочем, зная находчивость наших сограждан, я не удивлюсь, если и тут найдутся варианты. Все остальное — просто праздник для предприимчивых уклонистов. Сотнями оформляются липовые справки об инвалидности. Мужчины, ранее кричавшие о том, что «кому она с прицепом нужна», совершенно неожиданно начинают интересоваться одинокими многодетными мамочками. Внезапная тяга к знаниям проявляется в любом возрасте. Тезис о том, что любви все возрасты покорны, подкрепляется браками между двадцатилетними юношами и семидесятилетними женщинами, требующими опеки со стороны мужа.
И все это, конечно, никак не коррупция. И уж точно не попытки уклониться от исполнения воинского долга. Просто вот так в жизни случилось. Внезапная любовь, внезапная болезнь родителей, внезапная тяга к знаниям. Что же — наказывать за это, что ли?
А знаете, как это выглядит по ту сторону Территориального центра комплектования и социальной поддержки (ТЦК)? Я расскажу.
…Наш бат должны были вывести на восстановление в июле. Вывели в сентябре. После Соледара мы «отдыхали» в Бахмуте. А потом снова под Соледаром. Нам каждый день обещали, что вот завтра буквально. Ну, может, послезавтра. Самыми затребованными лекарствами под конец ротации были таблетки «осетрона», которые распихивались по карманам перед выходом на позиции. Потому что контузий уже никто не считал. Бахнуло, проблевался (уж простите за прозу жизни), таблетками закинулся и стреляешь дальше. Сменился — трое суток «прокапался» и обратно, ловить следующую.
На определенном этапе тех, кто не вернулся домой на щите или не валялся по госпиталям, осталось настолько мало, что на очередной штурм пошли ребята из взвода материально-технического обеспечения. Это те, кто за всю войну стрелял только на полигоне. Было им страшно? Было. Им было капец как страшно, но они пошли. И вернулись не все.
А нам продолжали обещать, что вот еще немного, вот чуть-чуть буквально, и мы вас сменим.
Вот только менять было не на кого. Совсем уж новых, только с полигона, на эти позиции поставить было нельзя — они бы закончились, толком не начавшись. А те батальоны, которые условно отдохнули и могли бы нас сменить, были укомплектованы примерно так же, как мы.
И уже не имело значения, сколько у нас машин, сколько снарядов, сколько гранат. Мало того, когда мой побратим вернулся из госпиталя на своей машине, командир ругался, не выбирая выражений. К этому моменту машин во взводе было больше, чем тех, кто мог сесть за руль.
«У нас скоро ротация» больше не вызывало воодушевления. Тому, кто произносил это вслух, хотелось просто зарядить в морду. Потому что никто в нее уже не верил. Единственной возможностью «отдохнуть» были ранения. И то не факт. Об отпусках никто не заикался — отсутствие даже одного человека уже было критичным.
Ситуация, кстати, совершенно не уникальная. Знаю подразделения, где само слово «ротация» вообще не звучит. Впрочем, как и «отпуск».
Кстати, если как бороться с коррупцией у нас знают все — от бабушки на лавочке, до водителя маршрутки, то что делать с уклонистами, пожалуй, не знает никто. Зато все знают миллион вариантов, как от этой самой мобилизации откосить. Потому что шок первых месяцев после начала полномасштабной войны давно прошел. Война опять где-то там, далеко, а не за окном собственного дома. Пусть там и остается. Там есть какие-то люди-титаны, я в них верю. Они умеют воевать — так пусть себе воюют. А я буду ими гордиться и по возможности закидывать денег.
Нет, я не предлагаю грести на улицах всех без разбору, с истериками запихивать в машины и вывозить на полигон «без права переписки». Мало того, я считаю, что нужно открыть границы и дать возможность определиться всем желающим. Хочешь тут остаться — прими как факт то, что рано или поздно придется воевать. Хочешь найти на земном шарике место поспокойнее — твое право, счастливого пути. Прекратить использовать армию как карательный инструмент для провинившихся. И выдавать повестки планово, а не по принципу «в селе мобилизовывать проще, чем в Киеве». Пройти наконец-то тест на степень взрослости.
Никто не сделает этого за нас. И спихнуть вину исключительно на коррупцию, корявое правительство, продажных военкомов и прочих «они» не выйдет. Брать ответственность на себя придется всем. Ну, или сдаваться на милость победителя. Впрочем, Буча наглядно показала, какой именно «милости» нам ждать.