Уже долгое время тема беспилотников уверенно держит первые строчки популярности в информационном пространстве. Оборона Бахмута, коррупционные скандалы, ядерные угрозы и даже медалька для блогерши не притягивают внимание общества сильнее, чем дроны.
Сегодня поговорим про ударные дроны, которые уже долетают до Москвы, и это, конечно же, совсем не «свадебные» «мавики», и не фронтовые разведывательные «лелеки», и не дроны-бомбардировщики «панишеры», предназначенные для работы на небольшой дальности. Это совсем другие аппараты, которые относятся, как правило, к классу дронов-камикадзе — то есть, одноразовые летающие высокоточные снаряды, аналогичные иранским «шахедам».
Официально у нас ничего такого нет; мы белые и пушистые; и это россияне сами себя обстреливают. Это фактически правда, потому что на вооружении ВСУ и других силовых структур не стоят ударные дроны большой дальности.
Постановка на вооружение — сложная штука, для этого надо пройти множество бюрократических кабинетов, преодолеть изнурительный этап испытаний и доводки аппаратов. Поэтому в условиях войны ударные беспилотники попадают в силовые структуры по упрощенной процедуре «опытной эксплуатации», в соответствии с 345 постановлением правительства, через «Армию дронов», через волонтерские фонды, и напрямую — по договоренности командиров частей и родов войск с производителями и спонсорами.
Единого координирующего органа по беспилотной авиации у нас не было и нет. Консолидированной государственной технической закупочной политики тоже нет. Каждое ведомство, всякая силовая структура закупает себе, что хочет, у кого хочет, за сколько хочет или то, у того, и за столько, за сколько скажут (прикажут). Отсюда дикий зоопарк с номенклатурой дронов, хаос с ценами, когда стоимость схожих по характеристикам аппаратов, закупленных у разных производителей, может отличаться на порядок и общая низкая эффективность применения.
Но обыватель в любом случае доволен. Потому что каждый известный случай применения ударных дронов по целям на территории России и в оккупированном Крыму расценивается как невероятная удача и грандиозный успех. Даже тогда, когда дроны не долетели, не попали или не взорвались. Ничего, говорят обыватели (и большие руководители тоже), ребята только учатся, вот завтра все наладится, исправится и дроны станут чаще долетать и лучше попадать.
Однако не факт. Проведению работы над ошибками мешают секретность, боязнь потерять мнимое конкурентное преимущество и общая слабость команд разработчиков, бОльшая часть которых (а у нас их уже десятки) не обладает ни твердыми знаниями о беспилотниках, ни опытом разработки, ни пониманием тактики применения. В итоге на выходе имеем непригодные к реальному применению или малоэффективные беспилотные системы, на которые истрачены миллионы бюджетных и небюджетных средств. Счастье (в кавычках), что во время войны деньги никто не считает…
Многие разработчики (недавно ставшие разработчиками), а также их руководители, заказчики и спонсоры почему-то считают, что сделать беспилотник — плевое дело: достаточно на AliExpress заказать «тушку» (фюзеляж с крыльями и оперением), мотор, электронику, батареи и дело в шляпе. Или переоборудовать в дрон-камикадзе украинский бензиновый сельскохозяйственный беспилотный самолет — главное, чтобы брал больше и нес дальше. Однако все не так просто.
Начинать следует с анализа предстоящих боевых задач — какие цели будет поражать беспилотник, на каком расстоянии, с какими системами ПВО и РЭБ ему предстоит иметь дело, как их преодолеть, какой должна быть тактика применения?.. И отсюда два следующих важных вопроса: какой должна быть стоимость аппарата, и какое количество беспилотников нам надо применять в месяц, в неделю, в день?.. А потом надо будет ответить на вопросы, где мы будем брать требуемое количество комплектующих, как будем организовывать производство, какие ресурсы для этого необходимы?..
Изготовить один-два-три или даже два-три десятка дронов-камикадзе на базе популярного китайского беспилотника «муджин» или переделанного украинского PD — нехитрое дело. И они даже могут куда-то долететь и во что-то попасть. В системе ПВО России множество дыр: можно запросто полетать над городами, попугать ватников, ударить в нефтехранилище и даже сесть на крышу севастопольского штаба ЧФ РФ. Однако атаковать аэродромы, позиции С-300, позиции войск, штабы, важные склады будет сложно.
«Муджин», как и украинский PD, и украинская «Горлица», с которого они делались, — достаточно крупный аппарат, аналогичный по размеру «шахеду», способный поднять достаточно большую боевую часть (от 15 до 30 кг) и имеющий те же недостатки, что и «шахед» — относительно высокую радиолокационную заметность — ведь мы же «шахеды» локаторами видим, инфракрасную заметность, высокий уровень шума двигателя. Вероятность преодоления таким ударным дроном эшелонированной системы ПВО — такой, какая создана у нас для противодействия «шахедам», — невысока, ведь и мы научились массово сбивать «шахеды».
Ставка на относительно крупные, заметные ударные дроны, которые могут доставить боеголовку весом «хотя бы 30 кг», — это путь в никуда. Потому что такие дроны легко обнаруживаются, легко сбиваются и стоят достаточно недешево, а массовое производство таких дронов сдерживается трудоемкостью изготовления клееных корпусов и сложностью приобретения двигателей в нужном количестве. Если бы таких дронов производилось и запускалось хотя бы десять штук в сутки и из них хотя бы два добирались до цели — это было бы оправдано. А когда ресурсы тратятся на изготовление десяти дронов в месяц, это приводит к атакам, по эффективности таким же, как и атаки «шахедов» по нашим объектам.
Высокую боевую эффективность могут иметь только те ударные дроны, которые производятся массово, а не закупаются в Китае через третьи лица, как те же «муджины» в разовых количествах. Массово — значит не менее десяти штук в сутки, для того чтобы хотя бы раз в неделю иметь возможность нанести массированный удар по важной цели в тылу противника с использованием 50–100 аппаратов — с такой интенсивностью ни одна ПВО не справится, даже если аппараты будут обнаружены.
А они не будут обнаружены, по крайней мере не будут вовремя обнаружены противником для противодействия атаке, если будут иметь малые размеры: размах крыла — не более 2,5 метров, вес — не более 20 кг, малую радиоэлектронную и инфракрасную заметность, малую шумность двигателя, будут применяться исключительно в темное время суток и лететь в режиме огибания рельефа местности.
Логичные условия для технического задания, которыми у нас, к сожалению, повсеместно пренебрегают, предпочитая большие тяжелые заметные беспилотники с мощной боевой частью, плохо отработанной бортовой электроникой (установленной «из коробки» с AliExpress) и базовым любительским софтом управления. В результате бОльшая часть таких ударных дронов попросту или не долетает до цели, или падает, цепляясь за деревья, или врезается в здания, или не взрывается у цели, или взрывается на старте.
Ударным беспилотникам не нужны мощные боевые части, если не стоит задача пробить бункер Путина. Это немецкие самолеты-снаряды ФАУ-1 времен Второй мировой войны имели боевую часть весом в одну тонну — так у них и круговое вероятное отклонение было в километр, и попадать они могли только в большие города. Для современного ударного беспилотника точность во много раз важнее мощности боевой части, потому что даже стокилограммовая боевая часть, которая взорвется на расстоянии десятков метров от цели, не нанесет ей практически никакого вреда. Но профессионально сделанная боевая часть весом в несколько килограммов, которая взорвется на расстоянии нескольких метров от вражеского самолета на аэродроме, локатора или пусковой установки С-300 — превратит эти многомиллионные военные машины в хлам.
Точность, точность и еще раз точность. Достичь высокой точности попадания по цели, которая находится на расстоянии в сотни километров, не так-то просто. Не получится, как в случае с фронтовыми дронами-камикадзе, наводить аппарат по оптическому каналу (видеокартинке), потому что на таком расстоянии организовать надежную видеосвязь невозможно, а через спутник — очень дорого, с применением тяжелой и габаритной аппаратуры, что на небольшом беспилотнике абсолютно невозможно. Остается наведение по координатам (как у «шахеда»), с использованием помехоустойчивых приемников спутниковой навигации (что недешево), с использованием хорошо продуманной инерциальной системы наведения, датчиков наведения (датчиков цели), бортовых локаторов и пеленгаторов.
Ударный дрон большого радиуса действия — это полностью автономный летательный аппарат, полный робот, который может иметь совершенно скромную боевую часть весом в пару килограммов, может быть изготовлен из фанеры, пенопласта и бумаги и иметь мотор от бензопилы — для одноразового самолета это вполне нормально. И пусть он будет летать на 10% меньшую дальность, чем его аналоги, сделанные по всем канонам аэродинамики из стеклопластика и карбона, зато стоить такой аппарат будет в десятки раз дешевле, и производить такие дроны можно сотнями в неделю. А при наличии хорошо отработанных алгоритмов управления, датчиков наведения и первоклассно собранной электроники такой массовый аппарат становится грозным оружием, боевой саранчой, которая сбивается в стаи для нанесения неотвратимого удара.
50–100 таких ударных дронов будет совершенно достаточно для полного уничтожения аэродрома врага вместе со всей дорогостоящей авиационной техникой, которая не находится в укрытии. Если принять за базовую стоимость дрона-камикадзе 5 тыс. долл. (при массовом производстве это возможно), то при уничтожении на стоянке аэродрома хотя бы десяти самолетов противника стоимостью 50 млн долл. каждый экономический эффект будет как минимум стократным.
Что нужно для организации действительно массового производства ударных дронов?.. Во-первых (и как всегда), деньги. Много денег, часто и в больших количествах. Малая себестоимость аппарата при массовом производстве становится цифрой со многими нулями. Для производства хотя бы десяти дронов в сутки надо ежемесячно закупать минимум 300 комплектов электроники, двигателей, аккумуляторов и материалов, которые не производятся в Украине, а это уже миллион долларов. Не много для воюющей страны — столько же стоит один БТР-4. Но нужны еще деньги на станки, на производственную базу, оплату труда рабочих, организацию испытаний, логистики (попробуйте доставить сразу 100 дронов к месту старта), создание наземной инфраструктуры — нужны пусковые установки, машины управления, хорошо подготовленный персонал, способный за час запустить сотню дронов…
К сожалению, сегодня доминирует другой подход: каждое ведомство, каждая силовая структура делает/заказывает/покупает свои ударные дроны под свои «уникальные» запросы. Ведь у нас каждый второй начальник — непризнанный гений-беспилотчик, который знает, что надо брать больше, лететь дальше, чтобы громко бабахнуло и про это написали. Парадокс в том, что о действительно успешных применениях наших ударных дронов мы обычно не знаем, потому что попадание в важные объекты (кроме попаданий в нефтехранилища — где труднее скрыть) противник не афиширует по понятным причинам — так же поступаем и мы, когда «шахеды» все же долетают до своих целей.
К сожалению — снова к сожалению, сегодня украинская беспилотная отрасль ударных дронов представляет собой дикий рынок, где спрос значительно превышает предложение, миллиарды сводят с ума аферистов и бюрократов, а обмен идеями, наработками и опытом между производителями и эксплуатантами техники практически отсутствует. На этом рынке делаются деньги, карьеры и много пиара, но пока еще совершенно недостаточно ударных дронов. Изменить ситуацию к лучшему может единая государственная политика, сквозная надведомственная координирующая структура (например, на основе наработок «Армии дронов»), возглавляемая профессионалами.
Ударные дроны дальнего действия должны стать массовым, грозным оружием, с помощью которого мы уничтожим авиацию противника на базах, проредим его ПВО, расстроим логистику, и перенесем наконец войну на территорию врага.
Больше статей Юрия Касьянова читайте по ссылке.