Марьяна и Оксана встретились на Донбассе. И вот уже несколько месяцев у них общая миссия, общий опыт и общий реанимобиль. Марьяна — врач-анестезиолог из Кривого Рога. Оксана работала в аптеке во Львове. Теперь они медики-добровольцы в ПДМГ. Их жизнь состоит из ротаций на войну.
До ВСУ не доехала — не было маршрутки
— Меня не взяли в ВСУ, — говорит невысокая девушка с выразительными чертами лица и собранными в хвост русыми волосами. Ее зовут Марьяна Бондаренко, а в коллективе медиков девушку называют «Булкой». — Я долго искала, где приткнуться. Идея пойти на фронт возникла с первых дней. Так однажды мне попалась анкета ПДМГ. В девять часов вечера подала заявку, а в одиннадцать мне позвонили, в тот же день. Через три дня я уже была в госпитале.
На свою первую ротацию девушка попала в июне. Сначала слаживание, знакомство с командой, лекции, занятия по тактической медицине. И через неделю медики отправились на Восток.
— Тогда, на слаживании, я поняла, что роскошь не для меня, — шутит «Булка». — В Киеве мы жили во дворце. В первый день на мраморном полу я разбила локоть и колено. (Речь идет об имении Виктора Пинчука, предоставленном бизнесменом ПДМГ для размещения базы в начале войны. — Н.С.)
Подруга и напарница девушки звонко смеется над этой историей. Улыбающуюся блондинку зовут Оксана Даныло, но здесь все знают ее как «Сойку». Лет шесть назад девушка начала думать о том, что должна быть на войне. И даже попробовала попасть в армию.
— До ВСУ не доехала — не было маршрутки, — вздыхает девушка. — Я ехала с военным билетом в военкомат, а маршрутки не было. Потом все как-то закрутилось, вернулась домой. Поехала за границу и все забылось. А когда началась полномасштабка, я начала искать возможность поехать на Восток.
Присоединившись к медикам-добровольцам, «Сойка» вынуждена была выбирать — служба или работа. В мирное время 28-летняя девушка заведовала аптекой во Львове.
— Когда мы ехали в госпиталь, нам сказали, что надо придумать позывные, — рассказывает дальше девушка. — Мне пришло в голову слово «Сойка». Зашла в Интернет, увидела, что эта небольшая птица символизирует свободу. Но может быть агрессивной. Умная, умеет копировать других птиц.
— Это о тебе, — шутит «Булка». И, поймав вопросительный взгляд, рассказывает о своем позывном: «У меня так собаку зовут. Я нечасто бываю дома, а когда мама зовет «Булка», бежит собака, а за ней я», — смеется девушка.
Если я его не заберу, он точно умрет
Сначала девушки не были напарницами, а работали в разных эвакуационных бригадах. «Булка» уже работала в поле несколько месяцев. А «Сойка» недавно попала на фронт.
— Это было такое запуганное дитя с большими глазами, полными слез, мне ее было жалко, — вспоминает «Булка». — Помню нашу первую эвакуацию вместе. Я когда нервничаю, кричу, разговариваю на повышенных тонах. Без мата, просто кричу. Мне кажется, что напарники меня не слышат. Кричу: «Оксана, дай «амбушку»(мешок Амбу, используется для временной механической искусственной вентиляции легких. — Н.С.). А ее нет. Поворачиваю голову, а она просто стоит в ступоре, чуть не плачет. Мне было сложно, потому что приходилось переучивать себя, чтобы не пугать ее. Мы изменялись одновременно: я училась не кричать, она — слушать.
— Когда я пришла к Марьяне на первый эвак, я была готова делать все что угодно, только не кричите. «Булка» объясняет мне в работе все. Теперь спокойствие. Я на эту ротацию ехала спокойная. Никакого волнения, я знала, что все будет хорошо, — добавляет «Сойка».
— Я врач, а Оксана — моя правая рука. У нас в машине аппарат ИВЛ, монитор слежения за пациентом, который измеряет давление, пульс. У нас полностью оборудованный реанимобиль. Наше задание — довезти раненного живым любым способом, — объясняет «Булка». — В больнице мне встречались отрезанные ноги, кровотечения. Я давно была готова к крови и мясу, разбитым костям. Да, чувство ответственности есть, но когда мы забираем больного из стабпункта, думаешь о другом. Если я его не заберу, он точно умрет. Если раненный крайне тяжелый, я, бывает, говорю: не знаю, довезу ли. А мне говорят: оставишь здесь — умрет точно.
До сих пор Марьяна с Оксаной довозили всех бойцов живыми.
Когда надо выпустить эмоции, мы смеемся
Время на войне невозможно планировать. Потому что даже выходные, как сейчас, могут сорваться, если много бойцов получают ранение. Планировать можно на сегодня, и еще немножечко на завтра, говорят девушки.
— Мы должны понимать, что когда переходим в наступление, будет очень много крови. Мы будем захлебываться в крови, — резко говорит «Булка». — Однажды в Бахмуте мы приняли 254 человека на 30 единиц медицинского персонала. «Капали» на улице, не было места в помещении. Военные сидели на лавке и держали свою капельницу. Машины не успевали вывозить раненных… А когда прошел дождь, мы вышли на улицу, смотрим, а лужи красные. Земля просто пропиталась кровью. Я долго стояла и смотрела на это. Тогда до меня дошло, что кровь засохла, а дождь ее размочил. Хочется сберечь каждого. Но иногда это бывает невозможно…
В Украине иногда до сих пор используют термин «двухсотый» о погибших. Девушкам он не нравится. «На щите» — так правильнее говорить о павших героях. Люди гибнут. Но военный медик не имеет права на эмоции.
— Если я сейчас поддамся эмоциям, поступит следующий раненый, а я расклеилась. Все происходит быстро. Один умер, его забрали, на его месте лежит другой. И я работаю с ним, — говорит «Булка». — Я понимаю, что это будет проблемой для меня в будущем. Я не помню, когда в последний раз плакала. Когда надо выпустить эмоции, обычно мы здесь смеемся.
Отложенная боль
Девушки шутят, что работа медиками-добровольцами на фронте предполагает только три состояния: работать, есть и смеяться. Даже самые серьезные темы за крепкими стенами реанимобиля превращаются в шутки.
— Мы в крови, мы в грязи. Мы смеемся, как в последний раз, — рассказывают девушки.
Большую часть разговора девушки действительно смеются и отшучиваются. Дескать, трудно не им, а ребятам в окопах. А вот что действительно оказалось для молодых медиков сложным, так это не физические усилия, сбитый режим и травмы бойцов, а, как ни странно, возвращение домой.
— Два месяца каждый день я плакала, — теперь говорит Марьяна, которая продолжает работать врачом, возвращаясь с ротаций домой. — Там люди на улице, в маршрутках, которые почему-то ходят, в супермаркетах какие-то очереди, там тревоги. Здесь нет тревог. В Бахмуте тревог нет. Там просто прилетало, — вдруг снова начинает смеяться.
Больше всего ее ранят люди с до сих пор пророссийскими взглядами. А также простой, казалось бы, вопрос: «Как там?».
— Нечего рассказывать. Там работа, которую надо выполнять. А что вы ели? А что ваши? У нас здесь цель, а спрашивают о том, что не имеет никакого значения. Люди оторваны от реальности, — вздыхает девушка.
Соглашается с подругой и всегда улыбающаяся «Сойка». Говорит, что могла бы составить список из топ-вопросов.
— «Ну и чего ты туда поехала? Какой смысл в этом? Что ты там делаешь?». Хуже всего, когда нас обвиняют в том, что мы здесь. Мне прямо сказали, что я бессовестная, бессердечная, бросила свою семью, ни о ком не думаю, пошла туда, а все должны переживать. И это я слышала от своих родственников, — рассказывает Оксана.
— Я думала, только у меня так, — смеется над рассказом подруги Марьяна. Девушка с печалью в глазах, но все еще с такой светлой улыбкой добавляет, что ее называют эгоисткой.
— Война разделит общество на две части. Я уверена, что у меня отсеется большая часть друзей. Мне не надо, чтобы меня благодарили. Просто закройте рот, не говорите ерунду и не обвиняйте, — вздыхает «Сойка».
«Как быть дальше?» — вопрос, который встает в разговоре сам по себе. Как только я его задаю, девушки пожимают плечами. «Булка» решается ответить:
— В будущем общественном конфликте работать надо будет всем: и военным, и гражданским. Когда человек на улице говорит тебе что-то обидное, ты же не будешь ему морду бить. Нужна будет психологическая реабилитация. К счастью, мы идем в Европу, и люди понимают необходимость этого. Гражданскому населению придется держать себя в руках. Но работать должны все.
Что надо делать каждому, так это стараться понять войну. Девушки в этом единодушны. И помнить о том, что она до сих пор продолжается.
— А как быть военным и тем, кто столкнулся с войной вплотную? — спрашиваю я.
— Каждому военному надо найти свою «Сойку», — констатирует «Булка». — Надо иметь человека, с которым ты сможешь говорить о войне.
— Попробуйте объяснить слепому человеку, что такое красный цвет. Вы же не объясните. Так и мы не можем объяснить, что мы почувствовали, — подхватывает ее подруга.
Больше статей Надежды Сухи читайте по ссылке.