UA / RU
Поддержать ZN.ua

"Свои", "ваши" и "те"

Война притихнет, но не уйдет. Никто не пустит украинскую власть на оккупированный Восток добром, а силой брать его она не готова. Обсуждать, оправдан ли силовой вариант, насколько он гуманен и реалистичен, есть ли у государства подобный ресурс, не имеет смысла. Нынешняя власть подобный вариант не рассматривает. Это очевидно и это необходимо принимать как данность. Одностороннее выполнение минских соглашений превратит сегодняшнюю линию разграничения огня в линию ограничения возможностей. Киев возьмет на себя неподъемные обязательства, финансовые и политические. И окончательно лишит себя права говорить правду собственным гражданам.

Автор: Сергей Рахманин

1 сентября 2014-го. Мариуполь живет ожиданием штурма. От недавно захваченного Новоазовска до новой столицы области - четыре с небольшим десятка километров. Половина танкового перехода.

Восточный блок из кучи хаотично сваленных мешков с песком медленно превращается в подобие фортификационного сооружения, тракторы подтягивают бетонные плиты, бойцы неумело маскируют пригнанную ЗЭУшку, небольшая группа местных активистов яростно роет окопы. Хмурые парни из "Азова", игнорируя запрещающую табличку остервенело курят возле расположенной неподалеку заправки (шесть дней спустя она взлетит на воздух от прямого попадания "Града") и обсуждают последние новости. Накануне неподалеку от Безыменного подбили сторожевой катер погранцов. А ночью (говорят) из местной милицейской оружейки, по распоряжению начальства вывезли куда-то в тыл все стволы, которые не на руках. От греха.

Грохочет порт. По проспекту Ленина проносится свадебный кортеж. Мэр Хотлубей старательно имитирует создание штаба обороны города. В гостинице "Спартак" представители ОБСЕ доблестно уничтожают запасы виски. На лицах прохожих еще нет признаков страха, но уже нет следов безмятежности.

А в местных школах, как и по всей стране, - первый учебный день. Из дверей 66-й специализированной выпорхнули возбужденные первоклашки. Конопатый вихрастый мальчишка утонул в объятиях растроганных родителей. Еще совсем молодой папа, бережно поглаживая правой рукой чубатую голову отпрыска, левой ловко отцепил от лацкана новенького пиджачка сине-желтую ленточку. Мгновение подумал и, покосившись на меня, спрятал лоскуток в задний карман джинсов.

Его движения не были суетливыми. Но все равно выглядели слегка вороватыми. Он
не бросил частицу национального стяга себе под ноги. Но и не оставил на груди сына. Он ее спрятал. Аккуратно. И глубоко.

Эта картинка часто возникала в памяти во время поездок на стреляющий Восток. Равнодушное лицо незнакомого мариупольского парня и его малодушный жест встают перед глазами, когда в очередной раз слышу о реинтеграции неконтролируемых территорий Донбасса. О будущем внушительного куска страны и судьбе населяющих его людей.

Люди и бумаги

Очередное прекращение огня длилось прогнозируемо недолго. Возобновление артобстрелов и боестолкновений стало ожидаемым российским ответом упорству украинской стороны на переговорах в Минске. Москва прибегла к оправдавшей себя ранее тактике - обострение боевых действий обычно делало Киев сговорчивее. "Размораживание" конфликта всякий раз вызывало беспокойство Запада, политики и дипломаты привычно тянулись к телефонным трубкам. Киевские абоненты, вполне естественно страшащиеся масштабной войны и столь же естественно боящиеся лишиться финансовой помощи, шли на новые уступки. Так рождались соглашения и договоренности - официальные и закулисные, писаные и неписаные.

Вполне вероятно, так будет и в этот раз. Стрельба на Донбассе превращает разговоры о выборах на неконтролируемых территориях в досужие. Однако, словно игнорируя этот факт, 10 ноября министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер говорит о них как о вполне возможном событии. Более того, глава немецкого МИД как о свершившемся факте заявляет, что мятежные территории обретут дополнительные полномочия еще до внесения необходимых изменений в Конституцию.

"В Париже мы договорились, что в день выборов на Востоке Украины закон об особом статусе вступит в силу на предварительной основе (здесь и далее выделено мной. - С.Р.). Если ОБСЕ подтвердит, что выборы были проведены должным образом, тогда закон вступит в силу на постоянной основе", - цитирует высокопоставленного дипломата агентство "Интерфакс-Украина".

Ранее официальные представители украинской власти, комментируя итоги состоявшегося в начале октября парижского саммита глав государств "нормандской четверки", ни разу не упоминали о подобной договоренности. Досрочное введения в действие закона об "особенностях" подавалось как пожелание, с которым Киев, якобы, пока не соглашался. Одно из двух: либо лжет Штайнмайер, либо лукавят наши проводники. Ваша версия? И если это правда, то какие еще договоренности остались тайной?

Тем временем увидела свет концепция будущего закона "Об особенностях применения Закона Украины "О местных выборах при проведении внеочередных местных выборов на территории отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины". По нашей информации, документ (невыясненного авторства) уже поступил в парламент, где специальной рабочей группе предстоит преобразовать его в полноценный законопроект.

В преамбуле концепции, именуемой "Концептуальные подходы", содержится ссылка на 18-й пункт переходных положений проекта изменений Конституции. Напомним, там указывается: "Особенности осуществления местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей определяются отдельным законом". Напомним также, что комментаторы от власти регулярно подчеркивали: эта норма может утратить силу в случае невыполнения противоположной стороной своих обязательств; срок ее действия ограничивается сроком действия конкретного закона. Спорный тезис. Изложенное в концепции эту сомнительность подтверждает. Цитируем: "… пункт 18 Раздела XV, действие норм которого не ограничено во времени". Сие означает: если конституционные изменения будут приняты, самоуправление отдельных районов Донецкой и Луганской областей (ОРДЛО) будет определяться специальным законом до тех пор, пока эту норму не изымут из Конституции. А если закон будет иметь временные рамки, то их придется продлевать. Или принимать новый.

Разумеется, концепция еще не закон, а закон - не Конституция. Но где гарантия, что "неограниченное действие" спецзакона не является еще одной неофициальной договоренностью, достигнутой в Париже, Берлине, Минске et cetera?

11 ноября президент на встрече с новоизбранными городскими головами подчеркнул, что украинская сторона будет продолжать выполнять минские соглашения. Выразил надежду, что конституционные изменения (содержащие и упомянутый 18-й пункт) будут поддержаны 2/3 голосов депутатского корпуса. И заверил, что в этих соглашениях сокрыт долгожданный мир.

Аккомпанементом президентским словам были залпы в районах Авдеевки, Песков, Марьинки, Майорского, Зайцево, Новозвановки…

Кремль продолжает давить на Киев и на Запад. Его эмиссары из "ДНР" и "ЛНР" на переговорах в Минске продолжают настаивать на собственных правилах проведения будущих выборов. Требуя ограничений пассивного и активного права для части временно перемещенных лиц; запрета на участие в выборах ряда общенациональных партий; избирательного доступа СМИ, преференций в процессе формирования избирательных комиссий. И немедленной амнистии для боевиков.

Ближайшее заседание политической подгруппы в Минске состоится 17–18 ноября. Оно отчасти должно показать, насколько эффективными окажутся силовые упражнения Путина и телефонные увещевания западных дипломатов, политиков, чиновников. Насколько сильно украинская власть (постоянно рапортующая о создании новой боеспособной армии) боится эскалации конфликта. И насколько легко государство подтолкнут к декоративным выборам на де-факто оккупированной территории. К выборам, ни на секунду не приближающим мир.

Линия ограничения

По мне, минские соглашения похожи на детальные рекомендации по излечению от простуды, прописанные смертельно больному раком. О юридических и политических изъянах договоренностей я писал много и подробно. Пару слов о моральной составляющей.

Пушки Путина и заявления Штайнмайера подталкивают украинскую власть к одностороннему выполнению "плана по урегулированию". Оно должно выражаться в проведении не контролируемых Киевом выборов на оккупированных территориях; в придании юридической силы закону об "особенностях"; в закреплении этих "особенностей" в Конституции. Запад получает возможность на время забыть об Украине. Москва получает очаг постоянной дестабилизации, анклав своего влияния, де-факто признанный Киевом и частично им финансируемый. Вожди мятежного края получают амнистию для боевиков, легализацию незаконных формирований, управленческую самостоятельность, бюджетные вливания из Киева и фактическую легализацию. Киев не утратит политическую и финансовую поддержку Запада, получит некие гарантии невозобновления полномасштабной войны, а также иллюзию перемирия. Которое не исключает новых обстрелов, новых боестолкновений и новых жертв.

Все это, вероятно, будет красиво (как у нас умеют) подано как решительный шаг на пути к миру и реинтеграции. Но пройдет совсем немного времени и к власти возникнут вопросы, на которые будет непросто дать ответы. Люди, жертвующие свои сбережения на нужды раненых, сирот, переселенцев и армии, вправе будут спросить, отчего часть их налогов будет уходить в фактическое распоряжение тех, кто так и не понес наказания за развязывание войны. Родственники погибших вправе будет спросить, почему убийцы их отцов, мужей и сыновей не в тюрьме. Те, кому придут похоронки уже после провозглашения "мира" (а они, увы, будут приходить), - почему в их дом все равно стучится смерть. Голосовавшие за "президента мира" вправе спросить, почему мир так и не наступил. Сражавшиеся за территориальную целостность вправе спросить, почему наша граница до сих пор не наша (а нашей она станет еще не скоро). Живущие на оккупированных территориях и надеявшиеся на возвращение украинской власти вправе спросить, почему она так и не вернулась. А она туда вернется не скоро.

Война притихнет, но не уйдет. Никто не пустит украинскую власть на оккупированный Восток добром, а силой брать его она не готова. Обсуждать, оправдан ли силовой вариант, насколько он гуманен и реалистичен, есть ли у государства подобный ресурс, не имеет смысла. Нынешняя власть подобный вариант не рассматривает. Это очевидно и это необходимо принимать как данность. Одностороннее выполнение минских соглашений превратит сегодняшнюю линию разграничения огня в линию ограничения возможностей. Киев возьмет на себя неподъемные обязательства, финансовые и политические. И окончательно лишит себя права говорить правду собственным гражданам.

Сегодня такая возможность еще есть. Правда проста и жестока. Война не закончится быстро. Мир не наступит завтра. Украина не скоро восстановит свою территориальную целостность. Россия пока не уйдет из ОЛДРО. Эти территории оккупированы и это следует признать юридически, прописав их статус в законе, установив характер сосуществования с этими территориями, расписав долгий и реалистичный план их возвращения. На этих территориях невозможно провести выборы по украинскому законодательству. И пока они не освобождены, не может быть никаких выборов, законодательных "особенностей" и конституционных преференций.

Хотелось бы найти альтернативу пресловутой "стене", но пока она не просматривается. "Украина будет готова идти по самым жестким сценариям, вплоть до сценариев "Стены", где сепаратисты и Кремль останутся наедине друг с другом. Именно на недопущение подобного сценария развития событий сегодня направлена вся политика и пропаганда Москвы". Эти слова принадлежат не записному истерику, а одному из самых прагматичных отечественных политиков. Это цитата из статьи главы Института стратегических исследований Владимира Горбулина, опубликованной на ZN.UA в августе этого года. Замечу, что Горбулин - активный участник так называемого минского процесса и кому, как не ему знать, чего боится противная сторона. И на что не должна идти сторона наша.

Вопрос не только в том, "будет ли готова Украина идти по самым жестким сценариям", или Владимир Павлович переоценивает жесткость нашей власти. Вопрос в том, готова ли Украина реализовать сценарий, если она на него все же решится.

По ту сторону стены

"В наших краях нет другой работы. Просто нет. В соседних районах где-то шахта трепыхается, где-то заводик какой, где-то фермеры какие-то. А тут единственный заработок - контрабанда. Одни перевозят, другие сопровождают, третьи берут на хранение. Кто с военными договаривается, кто - с той стороной, кто охраняет, кто машины чинит, кто проводником работает. Кто сотню на этом имеет, кто - десятки тысяч. С этого живут, крыши латают, еду покупают. По обе стороны "нуля", у них такая же история. На сегодня "контрабас" - чуть ли единственный реальный сектор экономики если не во всем Донбассе, то в отдельных районах - точно. Я уже не говорю о том, сколько народу с этого кормится наверху - и в Киеве, и в Донецке, и в Луганске. Лично я - за Украину, но пока другой работы Украина этим людям не дала. Не верю, что это можно прекратить, но если кислород перекроют, надо что-то предложить взамен. Иначе точно стрелять будут".

Приведенный монолог - откровения одного местного "самоуправленца" из Луганской области, с которым я общался еще летом. Правдивость его слов неоднократно подтверждалась рассказами других людей, местных жителей и военных. Многие подчеркивали и масштабы незаконного товарооборота, и фактическую безальтернативность подобного промысла.

В Краматорске знакомый контрразведчик замечал, что активность участия военных в подобных схемах резко возрастает по мере затихания активных боевых действий. "Как только прекращаются обстрелы и атаки, начинается КВН - веселые пьют, находчивые стригут перевозчиков". А еще "контрик" обратил внимание на изменение отношения людей в погонах к такому заработку. "Раньше стыдились что ли больше, сейчас сбор платы с возчиков превращается вроде как в обычай этой войны…"

В Марьинке боевой офицер (действительно, боевой, без всяких кавычек) рассказывал, что считает поборы "контрабасистов" своеобразными трофеями. "Мы кровью платим на этой войне, пускай нам платят те, кто на этой войне и на нашей крови наживается. Ну, тормозну я их, они потом все равно откупятся и через другой блок поедут. Раз эту хрень запретить не могут, я на эти бабки гнилые бойцам дождевики покупаю, спальники, термобелье нормальное, все чего нам тыл пока недодает. Генератор, "таблетку" для медиков, "Ниву" своему заму, что ж ему на БТР каждый раз по позициям мотаться. Я ж их в карман не положу, побрезгую".

Если власть в самом деле стремится выиграть эту войну, ей придется понять, с кем, с чем, за кого и за что она воюет. Задаться вопросом: почему люди, готовые отдать жизнь за страну, часто не верят в способность государства "запретить эту хрень". Задуматься над тем, что слишком уж многие воспринимают банальное противозаконное деяние, как единственно возможный вид заработка или разновидность трофея. Испугаться, что думают эти люди о такой власти. Ужаснуться, как разлагает едва окрепшую армию такая война.

"Хорошо, что не стреляют, хорошо, что пацаны не гибнут, не калечатся. Но боевые вроде как мобилизуют. А так, когда ни войны, ни мира, "аватары", "залеты"… Скорее бы мир, что ли. Мир скоро, а?"

Я не знал, что ответить этому парню, который прошел всю войну - от Семеновки до Счастья.

Но я знаю, что победить нельзя, если молчать о "контрабасе" и "аватарах". Если тот, кто воюет, не будет получать от тыла все, что ему необходимо. А тот, кого война лишила работы, не будет получать от государства хотя бы то, что необходимо для выживания. И ссылка на бедность государства звучит насмешкой для любого, кто хотя бы приблизительно представляет масштабы теневого товарооборота на Донбассе.

Иначе в государстве разуверятся одни, и в него не поверят другие. А таких в Донбассе, по-моему, пока большинство.

Маркировка

Сейчас появилось множество знатоков загадочной "донбасской души". Ссылаются на многочисленные социсследования, которые, по-моему, порождают больше вопросов, чем дают ответов. Одни в очередной раз призывают "услышать Донбасс" и наперебой рассказывают, к какому именно месту надо приложить ухо. Другие (таких было особенно много в начале войны) называют главным рецептом укрощения строптивого силу.

"Есть история, будем считать ее легендой этой войны. В июне один из небольших шахтных поселков, не захваченный Российской Федерацией, был защищен блокпостом украинской армии. Каждую ночь из разных домов поселка блокпост обстреливался: то из автоматов, то из минометов. Воины приезжали и не понимали, что такое, что происходит. Один из украинских воинов был местным и сказал: "Я решу эту проблему". Он сделал виселицу, поставил возле блокпоста на площади. Утром местные жители принесли бойцам кашу, вареники, колбасу. И сказали: "Ну, хлопцi, шо ж ви не сказали, шо ви - влада!" Тот, из местных, спросил, показывая на виселицу: "Ребята, убирать будем?" Они посовещались и сказали: "Нi, хай постоїть. А то забалуємо". Так вот, сначала виселица, а потом школа. Вот так сюда может прийти чужой бог". Это - история от писателя, профессора, доктора наук, уроженки Донецка Елены Стяжкиной.

"Больше решительности, больше воли. Политика политикой, но ментальность Донбасса воспринимает только твердость, решительность. Если еще проще - народ Донбасса понимает только силу, как бы грубо и цинично это ни звучало. Толерантность здесь не в почете. Давайте смотреть правде в глаза: Янукович раком ставил этот Донбасс, здесь люди к этому привыкли". Это - инструкция от простого, как автомат Калашникова, уроженца Константиновки, бывшего командира добробата "Артемовск", а ныне депутата ВР Константина Матейченко, рассказанная им "Украинской правде" еще в прошлом году.

А еще есть мнение Иллариона Павлюка, отвоевавшего в "Гарпуне" и вернувшегося к журналистике и режиссерству. "Сила там является большей ценностью, чем свобода. Я хотел бы ошибаться. Потому что это на самом деле очень страшно. Но там тебя уважают, когда ты перестаешь быть вежливым человеком, а становишься просто человеком с автоматом. И это уважение не является страхом. Оно является искренним".

Оставлю эти мнения без комментариев, ибо не претендую на знание особенностей характера жителей отдельных районов Донецкой и Луганской области. В одном населенном пункте я услышал три разные версии по поводу местных настроений. Мнение военного: "Да тут каждый второй сепар. Каждый таксист, каждый мальчишка - разведчик. Любой только сидит и ждет, когда орки вернутся". Точка зрения местного активиста: "После того, как отсюда выбили боевиков, больше половины - за Украину, это точно. Они уже наелись Новороссией". Размышления обывателя в местной кафешке: "Ну, процентов десять за "ДНР", процентов, думаю пять - за Украину. Остальным - наплевать. Лишь бы не стреляли. И не трогали".

Но и тех, кому вроде как не все равно, понять не всегда просто. Был летом в Сартане, вскоре после жестокого обстрела. Чтобы понять, что "прилетало" со стороны Новоазовска, "оттуда", наверное, не нужно быть трассологом. Однако все местные, готовые говорить о налете, упорно твердили: "Это "укры". В прифронтовом селе на Луганщине, измочаленном артой, полупустом и полуголодном, офицер рассказывал, как они устроили засаду на отравителя колодца, которым пользовались военные. Это оказалась бабушка, с которой они регулярно делились едой. "И она нас каждый раз искренне благодарила, со слезами, такое не сыграешь". Один из российских телеканалов тиражировал столь же искреннее возмущение боевика, который, потрясая оружием, возмущался, почему Киев столько времени не платит ему заработанную пенсию. Он не шутил. И не играл.

Не знаю, насколько могу доверять собственным субъективным ощущениям, но мои довоенные впечатления война лишь подтвердила.

"Ваши" - когда речь шла об украинских военных. "Те" - когда необходимо было обозначить в разговоре дээнеровцев. Именно такими терминами оперировала официантка в кафе неподалеку от Красноармейска весной 14-го. Позже я сталкивался с такой же маркировкой в Попасной, Лисичанске, Артемовске. И, как мне кажется, это не было попыткой скрыть свою симпатию к творцам "новороссии". По моему скромному разумению, последние не являются для большинства населения действительно "своими". И мы тоже.

Впервые оказался в Крыму и Донбассе сразу после провозглашения независимости. Первое ощущение - на полуострове развал СССР большая часть населения восприняла болезненно, в горняцком крае его, по-моему, не заметили. Киев оставался для тамошних жителей таким же далеким, как Москва. Последующие командировки лишь подтвердили это впечатление.

Нисколько не идеализирую жителей других регионов. Везде были и есть свои казнокрады, мошенники, подвижники и донкихоты. "Львовские бандиты не хуже и не лучше луганских", - делился впечатлениями приятель, имевший несчастье близко общаться и с теми, и с другими. Везде критиковали власть и строили планы на будущее. Но в любом другом месте связывали эти планы с новой украинской властью и новым украинским государством. Везде ты чувствовал себя в Украине, но в Лисичанске, Горловке и Волновахе понимал, что ты на Донбассе.

Не покидало ощущение, что встречаемые мною люди, в массе своей не чувствовали себя гражданами этой страны. У них, по-моему, просто не было повода задуматься об этом. Они, кажется, никогда не считали себя ни украинцами, ни русскими. Они были жителями Донбасса. Они равнодушно приняли смену флага и денежной единицы, зафиксировав это как неизбежную данность. Большинство никогда не выезжало за пределы края. Хозяева региона никогда не впускали в свою вотчину чужаков. Так было проще грабить, доить, управлять, торговаться с Киевом за преференции и дотации. Они подкармливали пресловутый региональный патриотизм, увеличивая дистанцию между Киевом и остальной Украиной. Поэтому от Киева периодически требовали "услышать Донбасс", игнорируя тот факт, что столица была столь же глуха к голосу Полесья, Волыни, Слобожанщины или Подолья.

Нет точного измерителя патриотизма. Трудно замерить его реальный уровень, скажем, в Харькове, Запорожье или Одессе. Но там людей осознавших либо осознающих себя гражданами страны становится осязаемо больше. Николаевский коллега на днях очень точно подметил: "В нашем городе за последние полтора года многое изменилось. Не то, чтобы люди изменили свои взгляды. Скорее, они их обрели. Раньше многие просто не задумывались о том, что такое Родина".

В Донбассе поводом задуматься могла стать война. Но для большинства так и не стала. Объяснимо. В апреле прошлого года на блокпосту близ Красноармейска плечистый парень в балаклаве, тельнике и маскхалате, украшенном георгиевской лентой, горячо убеждал меня: "Оставьте нас в покое! Мы ваших выгоним, сунутся русские - их выгоним. Сами разберемся! Янукович - му…ак. Но он наш му…ак. А вы же его незаконно скинули! И теперь нациков присылаете, которые вчера семью на блоке расстреляли!"

Он, по-моему, был искренен и в своей готовности "гнать русских, если сунутся". И в своем регионально-патриотичном желании защищать "своего му…ака" от кровожадных нациков. Где он сейчас, интересно? Гонит, наверное, бурятов и осетинов через границу…

Флаги и души

Не покидает ощущение, что многие заблуждаются, оценивая происходившее и происходящее в Донбассе. Достаточно массовые проукраинские митинги в еще не оккупированном Донецке и позже в освобожденном Мариуполе склонны были приписывать возросшему патриотизму. Возможно. Но рискну поспорить, ссылаясь на собственные впечатления. В буржуазном Донецке это было, отчасти, протестом среднего класса, опасавшегося подрыва сложившегося порядка, интуитивно (и небезосновательно) ужаснувшегося грядущему беспределу. В Мариуполе - защитная реакция, страх перед повторением непродолжительного, но "яркого" правления "Чечена"-Борисова. Это, скорее, инстинктивное, нежели осознанное. Которое медленно, но верно проникает в умы и сердца жителей большинства регионов. Что-то почувствовавших в душе в 2014-м и не дающих этому чувству умереть в 2015-м. Несмотря на лукавую болтовню и вопиющую беспомощность власть имущих.

Мы ритуально наделяем жителей Донбасса навязанными шаблонными привычками, несуществующими достоинствами и придуманными грехами. Не все уехавшие оттуда - патриоты, и не все оставшиеся там - "сепары". Не все, кто в Киеве не цепляет сине-желтый флажок на лобовое стекло машины с номером АН или ВВ, симпатизирует захарченкам и плотницким. И не все, кто ходит на проукраинские митинги в Краматорске или Северодонецке, готовы пожертвовать ради страны чем-то, кроме получасового стояния под украинским флагом.

Я бы рискнул предположить, что за время войны и патриотов, и апологетов "русского мира" в Донбассе стало еще меньше. Многие не готовы простить разрушений, голода и смертей. Одни не готовы простить этого несостоятельной (пока) киевской власти, другие - карикатурной донецко-луганской.

Знаю парня, искренне считавшего Донецк Украиной, но оставшегося в неукраинском Донецке, отказавшегося от запланированного переезда на "материк" после того, как шальной снаряд, прилетевший с украинской стороны, похоронил всю семью его близкого друга. И похоронил его прошлые представления о Родине. Знаю другого парня, уроженца Донбасса, мобилизованного в ВСУ танкиста, прятавшего возле сердца флажок "ДНР". Теперь он носит возле сердца даже не сине-желтый, а красно-черный. После того, как его, рискуя жизнью, вытащил из горящей машины однополчанин, уроженец Галичины.

События последних лет должны были стать поводом большинству жителей Донбасса задуматься о том, что значит для них Родина, страна, государство. Но об этом трудно думать, когда "прилетает", когда голодаешь. "Лишь бы не стреляли", - оправданный тезис для тех, кто научился определять боеприпас по звуку.

Мир, увы, недостижим. Перемирие призрачно. Возможно лишь замирение. Оно более реалистично, чем мифические переговоры о мире. С Москвой договориться невозможно - она упорно отказывает нашей стране в существовании. В Донецке и Луганске договариваться не с кем. Лубочные "лидеры" несамостоятельны и несостоятельны. Едва ли они - выразители дум большинства населения, где естественным образом растет процент тех, кто за то, "чтобы не стреляли". Трудноосуществим процесс перемирия, схожий, скажем, с североирландским - не с кем договариваться. Готовые договариваться, представляют только себя и не хотят мира. Желающие мира неполномочны договариваться.

Стена - очень скверная штука, но альтернативы ей пока не видно. Если рассматривать ее не как самоцель, а как инструмент. Непохожие друг на друга берлинская и корейская стены дали возможность двум частям разных стран построить, по сути, разные миры. Несравнимые. Что ускорило обрушение одной стены, и рано или поздно обрушит другую.

Замирение в Донбассе появление такой стены, очевидно, предполагает. Но оно предполагает и многое другое. Законодательное признание отторгнутых территорий оккупированными. Способность не лгать собственным гражданам. Отказ от декоративных выборов и фактической легализации сепаратистов. Обязательство вернуть утраченные территории и признание того, что это случится не скоро. Готовность действительно помочь тем, кто уже покинул родные края и тем, кто решится на это, понимая, что иначе ему придется жить за стеной. Честное признание того, что государство объективно не может содержать тех, кто живет на территории, этим государством не контролируемой. Реализацию эффективной программы создания рабочих мест на освобожденных территориях. Реализацию действенной программы адаптации внутренне перемещенных лиц. Жестокую и немедленную борьбу с контрабандой. Прекращение заигрываний с теми, кто разжигал сепаратизм. Построение стены, а не тына, через который будут сновать ДРГ, контрабандисты, провокаторы и просачиваться зараза сепаратизма. Обеспечение эффективной безопасности линии разделения. Выстраивание точной дипломатической линии поведения. Разработку реалистичного плана постепенного возвращения оккупированных территорий. И запуск реформ, без которых все вышеописанное невозможно. Трудно? Безусловно. Но альтернативы, по-моему, нет. Жестоко? Да. Но именно об этом нужно говорить, вопреки обывательскому желанию отвлекаться на Тетерука с Кужель и Соболева с Маричкой.

Государство, по разным причинам, не смогло обеспечить выполнение задачи по сохранению целостности страны. "Минский план" в существующем виде ведет к дальнейшему ее разрушению. Родину не выбирают. Но честная власть должна предоставить той части страны, которая, по разным причинам не задумывалась о понятии "Отчизна", шанс о ней подумать. Предоставить право выбора места проживания. Жестокий, но, наверное, необходимый шаг. Без которого одна часть населения не сможет найти своих между "вашими" и "теми". Без которого другая часть населения, прячущая флажок определенного цвета в заднем кармане, возможно так и не испытает потребности носить его возле сердца.

Это ведь война не за территории, а за людей, правда? Это ведь война, правда? И она не завершена?