"Тяжело жить только тем, что знаешь, и тем, что помнишь, и не иметь впереди надежды".
Альбер Камю. "Чума"
В замечательной пьесе Мартина МакДонаха "Человек-подушка" (кстати, очень неплохо поставленной в киевском "Дахе") главный герой рассказывает своему душевнобольному брату сказку. Некий обижаемый всеми маленький мальчик-изгой однажды жуткой ночью на окраине в проливной дождь встретил под мостом путешественника - мрачного незнакомца в черном плаще с капюшоном. И, поборов страх, угостил его своим крошечным бутербродиком. Незнакомец расчувствовался и отблагодарил весьма своеобразно: попросил закрыть глаза и ударом мясницкого ножа отрубил ребенку пять пальцев на правой ножке. С тем и въехал на карете со странными пустыми клетками в город Гаммельн. Такая вот присказка …
Удивительное дело, с каким пристальным вниманием вся мыслящая часть страны следила за тем, как оппозиция в очередной раз блокировала работу украинского парламента. Не первый и, судя по всему, не последний раз.
Вне всяких сомнений, за политически целесообразной бездеятельностью народных избранников наши сограждане следили гораздо внимательнее, чем за работой. Вообще, неделание чего-либо в нашем обществе традиционно вызывает гораздо более горячую поддержку, чем приглашение к коллективной работе. Возможно, дело здесь в мобилизационном ресурсе. Не-делателей чего-либо собрать гораздо проще, особенно под обещания эдакой благородной статичности, лично ни к чему не обязывающей непоколебимости, - вспомнить хотя бы злополучный Майдан.
Даже в исторически сложившейся терминологии украинского национального сопротивления слово "противостояние" используется во много раз чаще, чем "противодействие".
Более чем два десятилетия, которые мы прожили в этой стране, потрачены впустую. Это глубоко субъективное ощущение, которое, впрочем, разделяют десятки миллионов украинцев разного возраста, пола, и вероисповедания.
И это одно из тех немногих коллективных состояний, которые сплачивают людей настолько сильно, что его вполне можно посчитать современной национальной идеей. В нем присутствуют две составляющие. Во-первых, унылый пессимизм, не предполагающий никаких действий по улучшению собственной жизни. Во-вторых, специфическое национальное ощущение времени. Даже не ощущение. Оно - постсоветское и достаточно общее. А поведение, которое возникает вследствие этого ощущения. Ступор, бездействие, хныканье, но не поступки.
Нет, разумеется, есть множество формальных и даже вполне объективных признаков государственного и даже социального прогресса Украины. Исторически выстраданная атрибутика и символика, более-менее свободный выезд за границу, относительная, но все же пока свобода слова и собраний, красивые и не очень законы, включая Основной, которые так же не очень исполняются, и тому подобное. Количество формальных признаков даже увеличивается. Только народ это не радует, вопреки ожиданиям неутомимых производителей фальшивой легитимности.
Об избирательном историзме мышления украинцев, их стойкой ориентации на выдуманные или приукрашенные события прошлого и без того сказано предостаточно. Это уже констатация, но далеко еще не объяснение. Потому что про текущее восприятие украинского времени говорить вроде бы даже и не хочется - такое оно тягучее, нудное, местами дурно пахнущее. Потому что приходится говорить о себе самих правду в единственном числе. За коммунистическим или национальным коллективизмом всегда очень удобно прятать непрезентабельное личное, вытеснять в подсознание опыт неудач.
В Иллинойском университете США как-то проделывали такой эксперимент. Показывали подопытным разные картинки, при этом определяя субъективное ощущение времени. Когда испытуемые видели на экране что-то малоприятное или гадкое, например, страшного паука, ощущение времени у них сильно замедлялось. Чем страшнее картинка, тем более тягучим ощущалось время. В минуты опасности начинает казаться, что время словно растягивается, каждая секунда воспринимается особенно остро, потому что подсознательно понимаешь: в ней может содержаться шанс на выживание, и его нельзя упустить.
Для этого у нас, как известно, есть украинское телевидение. Насколько оно украинское, конечно, большой вопрос, но какое уж есть. Картинки малоприятные, а то и пугающие телевизор предоставляет в избытке. Некоторые наборы картинок настолько эффектны, что продолжают свою долгую и счастливую жизнь в YouTube. Чего вовсе не скажешь об их зрителях.
Мы вроде бы изо всех сил стремимся к европейским ценностям. Но европейский стиль бытия - это планирование будущего, ответственность за поступки, обязательства перед согражданами, созидательный труд. Европеец видит свое личное время достаточно ровно - в настоящем и будущем, воспринимает его большими интервалами, в целом зная, как и на что ему реагировать. К тому же восприятие "вширь", черпая силы в солидарном общественном мнении, устремляет в будущее и придает самому времени высокую ценность. Его всегда мало, и существует масса выражений на всех европейских языках о том, как, растрачивая время, безвозвратно теряешь шансы и деньги. Европейское время - это деньги.
А украинское время - как земля. Ее, мягко говоря, до фига, обрабатывать некому, населена она профессиональными потребителями социалки, которые уже не могут работать физически, не говоря о современных требованиях к производительности труда. Но периодически, особенно под выборы, все слаженно запевают старинную думу о "житнице Европы", о том, что земля - это национальное достояние и продавать ее тяжкий грех, что на нее можно только молиться и почитать. Вот с этим у нас все в порядке - с интенсивностью обращения к высшим силам и поиском земного мессии, если небо не соизволит вовремя отозваться.
Азиатское время противоположное. Его ощущение соответствует арабской пословице "Когда Аллах создал время, Он создал его достаточно". Там, на Востоке, время - это безбрежный океан, в котором нужно чувственно и не спеша плавать, нырять в его глубины и покачиваться на волнах. Иногда ловить что-то в этих глубинах, но лучше подождать, пока удача сама прибьется к берегу. Поэтому ежеминутная яркость, даже пестрота жизни, чинная неторопливость (опоздания - часть культурного этикета) - все направлено на степенные отношения между людьми. Там, чем ближе к экватору, все становится слишком уж личным, амбициозным, с точки зрения европейца.
А украинское время - тоже текучее, но это, скорее, не морская вода, а самогон-первак. Тут тебе сконцентрированы и деньги, и его тоже океан, и оно везде, только плавание и ныряние в нем приводит к таким межличностным отношениям, для которых и названия-то приличного не существует.
Проиллюстрировать можно таким образом. Первой в новейшей украинской истории попыткой соединить несоединимое была газета Народного Руха Украины (кто еще помнит, что это такое), точнее, ее название - "Час-Time". А последней (но не окончательной) попыткой превращения азиатского и европейского времени в украинское стал вечно ломающийся и беспредельно опаздывающий скоростной современный суперпоезд "Хюндай".
Нас невероятно бесит, когда совершенно дурацкий файл медленно закачивается на компьютер или же мы теряем время в автомобильной пробке, безнадежно опаздывая на встречу (вопросы которой при здравом уме сторон вполне можно было бы обсудить по телефону). Мы торопимся не вперед, а ввысь, но не взлетая, а лихорадочно подпрыгивая.
Украина, всегда эхом откликавшаяся на внешние вызовы, лишена воздействия преобразующего времени. И это не стечение обстоятельств и даже не геополитическая особенность, о которой говорят историки и политологи. Это наш свободный, хоть и тщательно скрываемый от самих себя, выбор. Это симптом "угнетенного возбуждения", при котором есть постоянное смятение и нетерпеливость, страх опоздания и невозможность довести до конца начатое. Или "тягучесть" времени в повседневных депрессивных переживаниях. Мы пережили номенклатурщиков, бандитов, "эпоху Кучмы", национал-аферистов. И все время было одно и то же.
Это не психическое заболевание, хотя симптомы очень схожи, и популярно очень хотелось бы именно так выразиться. Это поведенческая реакция народа, длительное время живущего в условиях политической эпидемии. И вряд ли эта зараза началась с обретением Украиной независимости, хотя каждый ее правитель непременно, хотя и с разной степенью нахальства, объявляет главным бациллоносителем своего предшественника.
Микроб чумы никогда не умирает. Он способен дремать десятилетиями, а затем может наступить такой день, когда чума вновь пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города, считал герой романа Камю "Чума" доктор Грийе.
Поэтому крысы, которые нас окружают, не являются сами по себе злом. Они лишь явление природы, носители того, что генерируется в нас самих.
Но вот какая крамольная мысль напрашивается - страшно оскорбительная, как и положено крамоле. Может быть, крысы - это мы сами? Группы видов вполне можно справедливо распределить между гражданами "постсовка". Синантропный организм, с точки зрения зоологии. То есть жизнедеятельность прямо связана с человеком. Разумнейшие создания, любознательные, хитрые, обучаемые, всеядные. Уже более ста лет декоративные крысы, которых называют видовыми названиями кошек и собак (хаски, сфинксы и т. п.) мирно живут вместе с людьми. Ну и опять же, отношение - это вопрос культуры. Возьмем тот самый китайский гороскоп: рожденные в год Крысы должны в нынешнем году чувствовать себя весьма комфортно.
Нас ведь не берут ни вирусы, ни сыворотки от них - во всяком случае, мы от них не выздоравливаем, а чаще болеем. Но как жители транзитной страны все более-менее успешно разносим, переносим и прячем в норки.
Может быть, длительное тягучее ожидание неизвестно чего - это просто ожидание Гаммельнского Дудочника?
Или, если мы люди, то готовы ли болезненно, но мгновенно расстаться с частью себя, чтобы в своем упорстве не дохромать до неотвратимой расплаты за скудоумие?