В одной из знаменитых исландских саг - "Саге об Эгиле" - есть такая история. Некий викинг "с бычьей шеей, мощного сложения и выше любого другого мужчины" как-то зимой ослаб совсем. И приволок его за шкирку к себе обычный местный хуторянин, хевдинг. Запряг по хозяйству. Викинг оклемался, пошарился вокруг, прихватил мешок с серебром и был таков. Но по мере того как он тащил домой мешок с добычей, одолевали славного воина муки совести, поскольку чувствовал он себя подлым и гнусным вором. В конце концов, совесть его так доконала, что с полпути он вернулся. Убил крестьянина. И уже с чистым сердцем продолжил путь домой, ибо теперь он стал честным грабителем, а не трусливым вором. Что тоже по северным понятиям не Один весть что, но все-таки не смертельно наказуемое "западло".
Звали того парня Эгиль Скаллагримссон. Реально великий скальд, сын одного из первопоселенцев Исландии, бесстрашно боролся с королями Норвегии, совершал воинские подвиги и был верен друзьям, горячо любил сына.
Не имеет никакого значения, что было это в Х веке. Природа войны и поведение воюющих всегда и везде таковы, что обыденная гражданская мораль приходит в истерическое состояние, едва ей приходится соприкоснуться с реальностью. В философии это называется "платоновская складка", по имени древнегреческого философа Платона.
Это темное, тесное и страшное понятийное пространство. Место, где соприкасаются сверкающий мир идеального, структурированного, выдуманного гуманитариями. И скучный в своей непреодолимой кровавой естественности мир обыденного.
И вот в этом месте мы с вами сейчас живем.
Границы правды, вранья и недоговорок в военное время не статичны. Их попросту нет. Точнее, они как "фронтир", перемещающаяся зона освоения территорий Дикого Запада. Это через двести лет оказалось, что Запад был не такой уж и дикий, каким нам кажется сегодня наш украинский Восток. Но для нас нет необходимости ждать двести лет, чтобы констатировать обыденное. Мародерство, разбой, грабеж, изнасилования и покрывающая все это сверху ложь - не определяющая, но заурядная часть любой войны, в том числе и нашей.
Войны всегда начинаются достаточно эстетично, как бы жутко это ни звучало. И первые смерти всегда знаковы и памятны. И разделение на военных и гражданских применимо, по крайней мере, в светлое время суток. Но по мере того как рушатся пирамиды геополитических планов и гражданских иллюзий, как непредсказуемо быстро тают выделенные ресурсы тыла, как липкий страх не-бытия поселяется в душах всех без исключения, фронты и прифронтовые территории начинают жить своей неприглядной жизнью. День "работы" танка стоит три ведра раков или боевого вылета знакомых пилотов. Быстро поднятое не считается упавшим. Гниющая одежда сменится подходящей в пустующем или не очень доме. За пьянство могут расстрелять или наградить в зависимости от его последствий и так далее. Это потом с одной и другой стороны напишут своего "Швейка" и "Солдата Чонкина" и снимут одинаково лживые в своем пропагандистском пафосе фильмы.
Проблема в том, что при всей параноидальной тяге к справедливости всегда и везде мы не найдем главного злодея и "отца лжи" в нынешней войне на Востоке. Хотя периодически назначаем таковых. И доказательства находятся, и они правдивы. Проблема в том, что гибридность этой войны для нас состоит в том, что в ней нет (и быть уже не может) всеобъемлющей цензуры, как на "афганской"; и нет единого Политбюро, с ложью которого приходилось бы самоотверженно бороться. Все врут всем из лучших побуждений. Говорящие правду вопиюще бестактны для остальных. Поскольку говорят о частностях, не в состоянии почувствовать масштаб и мультиплицируют собственное диссидентство и принципиальные разоблачения на радость "пятой колонне".
Мародерство на войне - то же самое, что коррупция в мирной жизни. Будем честными хотя бы здесь и сейчас: нигде в мире коррупция не побеждена и не искоренена, она лишь уменьшается до приемлемых размеров и приобретает эстетически приемлемые непрямые формы. Мы можем сколько угодно называть мародерство взятием трофеев, грабежом, разбоем, конфискацией на нужды фронта и т. д. - результат один. Если тылы не додают фронту, фронт по мере возникновения потребностей переходит на самообеспечение. И вы ничего не имеете сказать человеку, который воюет за вас и вместо вас. Или тоже берите оружие и покажите, как можно и нужно вести себя иначе. Так тоже бывает. Но благородные люди обычно гибнут чаще. В итоге побеждает тот, кто выживает, а цену этого у победителей спрашивать не принято.
Что касается лжи - осознанной и неосознанной. Передовая заживо помещает человека в один из кругов ада. И это отнюдь не дантовское серое "лимбо" для некрещеных героев. Человек, побывавший там, больше никогда не будет прежним, фактически как прежняя цивильная личность он уже убит. Новый человек знает новую правду о себе и жизни. Его рассказы страшны, его правда безжалостна, возражать ему чрезвычайно трудно.
Но придется. И возражать, и принимать.
Информация от первого лица - это всегда драма, но война в своем масштабе - это всегда эпос. Глобальная информационная ошибка нынешней власти, что она даже не задумывается над необходимостью создания такого эпического пространства. Тем временем за них это пространство создает враг. Все меньше - внешний, все больше - внутренний. Он уже мироточит демократией, миролюбием, гуманизмом, правдивостью и состраданием. А около десятка относительно достоверных государственных и около- источников, для обычных людей - это слепцы, щупающие и характеризующие эпического слона.
Сопоставление личных и государственных правд дает в первом приближении яркую картину вранья, которая, увы, тоже не является реальностью. Потому что этическую оценку ей прямо или косвенно придают украинские медиа. Уточню - не журналисты, а именно редактора. Так как журналистов, повидавших войну, хоть бы и вскользь, становится все больше, и запах разлагающихся трупов они никогда ни с чем больше не спутают. А вот редакторская политика освещения войны aka "АТО" определяется: а) собственниками, б) предстоящими парламентскими выборами, и в этом смысле она от мародерства зачастую не отличается. Просто это два противоположных мародерства, позволяющие за счет перепуганных читателей-цивилов оттенить и обозвать точно таких же на войне. Грусть в том, что каждый из них просто делает свою работу исходя из обстоятельств, и будет искренне обижен, если сочтет, что эти строки адресованы лично ему. Соседу - да, это справедливо, врагу - вообще верняк. Там все такие.
На войне война идет не за идеи. Это в теории людьми руководят символы, а в практике - все больше страх разоблачения. Владимира Рыбака в Славянске не только за флаг зверски убили. А потому что, как говорят, досье собирал на тех, кто возглавил потом ДНР. Да и на тех, кто сегодня вроде как "новая украинская власть" в освобожденных районах. И таких погибших десятки, если не сотни. Как бы они ни погибли, их, по сути, убили в спину. Чужой ничего не знает, предают только свои.
Торговля органами - чушь, но торговля жизнями и образами детей-сирот и просто детей - факт. Если в Мариновском интернате сепаратисты среди ночи будят детей и запихивают в автобусы, это, разумеется, страшно. Но если через час после этого Мариновку накрывает шквальным огнем, то это еще страшнее. Оттого, что вы не прочитаете сопоставления этих двух фактов и извинения официальных кругов за полное отсутствие скоординированной политики по отношению к детям на войне. Распихивание же нефильтрованных беженцев по санаторным зонам всей Украины от Шацких озер до Одессы я лично считаю просто вредительством плюс нехилым способом дерибана. Кстати, социальные выплаты на Крым, стесняюсь спросить, куда делись? Ну и так далее.
Сам термин "рейнджер" (в переводе с английского - "лесничий", "егерь", а также "бродяга" и "скиталец") появился в XIII веке в Великобритании, но спустя четыре столетия благодаря европейским колонистам это слово прижилось и в Новом Свете. Рейнджерами уже именовали бойцов иррегулярных отрядов, добровольцев, действовавших против индейцев в пограничных районах Новой Англии. Рейнджеры оказались эффективными, потому что полностью переняли партизанскую тактику и обычаи ведения боя у своих противников.
Наша армия на Востоке в самом широком смысле слова - вся добровольческая. Потому что мотивация на выживание может быть лишь моральной, если отбросить дезертирство как вариант. Никакой моральной заинтересованности, всерьез поощряемой государством, там нет. О генералах умолчим.
У нас и страна сейчас самая что ни на есть добровольческая. Неофициальный лозунг "грабь награбленное!" интерпретируется в самых разных выражениях. Но поняв его шкурную актуальность, мы поймем и мораль всего происходящего, какой бы зловонной она не оказалась. Мораль - это вовсе не обязательно что-то высокое, это практическое применение этики, эффективное при минимальном применении совести. У нас общество рейнджеров, оно готово и скальпы снимать, и уши отрезать, и пробивать дорогу через горы трупов, потому что обратного пути нет.
Потому еще так часто говорят о близком вторжении, что есть бессознательное ощущение, что будет тяжелее. Вторжение как масштабное явление должно уменьшать боль происходящего, как удар по голове на миг уменьшает зубную боль. Но вторжение уже состоялось, оно началось с Крыма. И оно уже есть - это самое "тяжелее". Накопились усталость, злость, непонимание, страх за близких и горечь за погибших.
У власти уже никак не получится одной задницей респектабельно усидеть на стульях европейской демократии и народных мечт. И она ерзает в более-менее правильном, народном направлении, только очень медленно. Нужно принять как данность - отсутствие линии фронта по всей Украине, миллионы дураков в тылу, сотни предателей в самом что ни на есть активе, лицемерие Запада и безжалостность врага. Если нет ничего такого, что бы они не сделал для своей победы, не должно быть ничего такого, что бы мы не сделали для своей.
Система моральных координат все равно изменится. Возможно, мы все ее увидим лучше, если научимся смотреть в прицел.