"Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца".
Иосиф Бродский. "Письма римскому другу"
Наш пафос по поводу борьбы с коррупцией лицемерен, когда исходит сверху. И смешон, когда находит отклик снизу. Неизвестно, чего больше. Красивое многократное эхо идущих европейскими тропами, но постоянно срывающихся в азиатские пропасти...
Явление существует столько, сколько и товарно-денежные отношения. Может, и дольше. Первым известным человечеству борцом с коррупцией был некий Уруинимгина - шумерский либерал второй половины XXIV в. до н.э. Начал царскую карьеру как Виктор Андреевич - с мирного переворота. Закончил через шесть лет как Альенде - во дворце, осажденном собственной озлобленной знатью и внешними врагами.
Таких примеров в истории - множество. Романтики, прохиндеи и реваншисты, не имея достаточной квалификации и мужества менять систему, начинали бороться с ее проявлениями. Эффективно с коррупцией справлялись на непродолжительное время лишь диктаторы. Она им и в самом деле была не нужна.
Но непременным условием эффективности такой борьбы должен был быть народ, готовый без промедления отдать жизнь за диктатора, обязательно обладающего характером, волей, талантом и везением. Уберите одну из этих составляющих - и получите лишь очередную призрачную вереницу амбициозных неудачников: от Примо де Риверы до Горбачева.
Цена диктаторских побед над коррупцией известна. Она вроде бы как неприемлема по сегодняшним моральным стандартам. Хотя, скорее всего, дело даже не в морали. Мир необратимо изменился, стал более открытым, более жадным и менее боязливым. Например, по оценкам китайских экспертов, в Китае коррупционеры ежегодно "отмывают" около 25 млрд долл. И никакие расстрелы их не останавливают.
Красная диктатура, утопив царских коррупционеров в крови, неоднократно оказывалась перед угрозой переворота со стороны уже собственно большевистских нуворишей, служивших ей верой и правдой, конечно же, за идею, материальным выражением которой было законно присвоенное имущество их жертв. В итоге большевизм, выигрывая в прикладной кровавости, проиграл капитализму по масштабам алчности, ибо, по Марксу, "...при 300% прибыли нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы". Алчность, как мотив, оказалась древнее и сильнее жажды убийства по идейным соображениям.
Украинская обозримая традиция борьбы с коррупцией начинается с "защиты социалистической собственности", то есть собственности без собственника, ведь "социализм" - не человек и даже не скотина, а такое атмосферное явление. Он лишен всякой субъектности в бытовом понимании этого слова. А если собственника нет, то это значит, что имущество просто "плохо лежит", и это нужно исправить, приделав ему ноги или какие другие части тела, для большей и понятной субъектности.
Стражи соцзаконности постепенно осознавали всю фэнтезийность своей миссии, и, чтобы им легче было расставаться с иллюзиями, борцы за приватизацию материальных благ их душевные муки компенсировали. Такая компенсация быстро стала (и до сих пор является) весомой частью соцпакета. Все об этом прекрасно знают. И это ни какая не коррупция, а так, решение вопросов. "Коррупция" возникает у нас как объект борьбы только тогда, когда цены на решение вопросов оказываются неподъемными даже для участников процесса и становятся просто двойным налогообложением.
Слово "коррупция" вообще-то у нас ничего не обозначает. Больше всего баталий разгорается именно вокруг таких чужеземных терминов, авторы и экспортеры которых к нам неплохо на этом зарабатывают. Я не сторонник именовать "галоши" "мокроступами", но украинский политико-экономический словарь подвержен все той же болезни, которой страдают эстрадные исполнители - называть себя как бы западными именами. Как если бы силиконовые сиськи кому-нибудь подтверждали хорошую генетику и приличную родословную.
Весь иностранный политический словарь на самом деле скрывает заурядные человеческие качества - жадность, тщеславие, обидчивость. А у нас почему-то на порядок повышает температуру кипения мозгов, заставляя людей думать, что они спорят о чем-то высоком.
Так и с коррупцией. По умолчанию считается, что термин взят из римского "Кодекса ХІІ таблиц" IV века до н.э. Упоминание о том, что такое постановление существовало, есть в воспоминаниях Цицерона и Авла Геллия. Что, дескать, нельзя отступать от закона в пользу отдельных лиц, и за это судью следует убить. (Не спешите аплодировать, там и за "злые песни" - клевету и наветы - тоже жизни лишали).
Но в предыдущем, восьмом, разделе последний пункт гласит, что судьи вправе договариваться между собой, как угодно и о чем угодно в пользу кого угодно, принимать любые решения, договориться между собой о любом вердикте, лишь бы это не вредило общественному порядку.
И в любом кодексе с тех пор вы найдете как витийствующие призывы о торжестве морали и справедливости, так и эффективный способ весь этот пафос при необходимости обойти.
Вот есть старинное слово "хабар". Одни говорят, что в прямом переводе с арабского это "новость", поэтому называть журналистов "хабарниками", наверное, исторически правильнее. Другие - что это "сокол", так иногда в дословном переводе арабы в VI–VII вв., то есть в то время, когда Киев еще входил в Хазарский каганат, называли славян. Если учесть, с каким поведением это связано, тогда неудивительно, что все мы отродясь - "хабарники", стремительные гонцы за прибылью. В "Руськой Правде" "заносы" только приветствовались.
Есть еще "мздоимство" и "лихоимство". Чиновник, выполнявший свои служебные обязанности и выдававший просителю копию подлинного решения суда только после получения взятки, - мздоимец. Чиновник же, выдававший копию решения, в которой существо дела было искажено в интересах взяткодателя, - лихоимец. Подмазывание системы, чтобы ее колеса ловчее крутились, - сие действо было понятно даже владельцу телеги. Оно столетиями легитимизировалось в сознании людей, поскольку они на месте чиновника вели бы себя точно так же, ничего предосудительного в этом не видя. Дары уважения - это древняя составляющая легитимации любой должности. Общей системы отношений это не нарушает, а только "смазывает".
А вот лихоимство - это уже диссидентство, должностное преступление, втягивающее заурядного хабарника в микрозаговор против системы. Здесь и ставки должны быть повыше, и кураж. Европейский.
Никто же не станет отрицать, что ЕС предлагает нам изменить в стране то да се, а за это обещает снова одолжить денег? И вряд ли кто-то будет думать, что мотивом для них является какая-то мифическая мораль, "гражданское общество" и прочая лабуда, а не создание устойчивого рынка сбыта при масштабном падении собственного потребительского спроса, который уже не лечится даже сверхкомфортными для еврообывателя кредитами? Просто взятка в масштабах стран и континентов у них называется "мировой политикой", а не лихоимством.
Европейская же борьба с украинской коррупцией напоминает известный анекдот про детей, подглядывающих за родителями в спальне: и эти люди запрещают нам ковыряться в носу? О влиянии одного лишь пресловутого "Газпрома" на европейских политиков, у которых дома из-за этого страдает карьера (как, например, у Карла Бильда), и которые потом учат нас порядочности, не писал только ленивый.
Это часть нашего быта, способ выживания. Больше половины считают такие отношения нормой, спросите хоть КМИС, хоть соседей. Это интегральная часть социального государства, дерущего с тебя за взятку не три шкуры, а одну. Нормально, нарастет.
Хотя намедни король Нидерландов Виллем-Александр честно заявил своим подданным, что этот тип государства уже умер и воскрешению не подлежит. Сказки о социальности закончились, рассчитывать в XXI веке нужно будет только на самих себя.
Так, может, нам действительно лихоимцев просто казнить? Без китайских церемоний. У нас же, вроде, римское право. Вернемся к истокам "XII таблиц". А от постоянного распевания "злых песен" уж как-нибудь откажемся, потерпим. Если это - цена вопроса.