UA / RU
Поддержать ZN.ua

Правозащитник vs правоохранитель?

В эти дни на улице Грушевского слова "правозащитник" и "правоохранитель" фактически превратились в антонимы…

Автор: Алла Котляр

В любом языке есть немало парадоксов. Разве не удивительно, когда два составных слова, имея общее - в первой части и синонимы - во второй, в результате обозначают не только не синонимичные, но едва ли не полярные понятия?

Возьмем, к примеру, слова "правозащитник" и "правоохранитель". Первое обозначает лицо, отстаивающее права человека. Второе - сотрудника правоохранительных органов. Правоохранительными органами, в свою очередь, принято называть функционирующие в обществе и государстве учреждения и организации (суды, прокуратура, адвокатура, Минюст, МВД, СБУ и т.д.), основной задачей деятельности которых является обеспечение законности, защита гарантированных Конституцией и другими законами социально-экономических, политических и личных прав и свобод граждан, борьба с преступностью и другими правонарушениями.

И хотя формальная разница между словами "правозащитник" и "правоохранитель", безусловно, есть, противоречий между ними теоретически быть не должно.

Однако в восприятии украинцев дистанция между людьми, обозначаемыми этими понятиями, огромна. Противоречия между ними за годы украинской независимости лишь усиливались, поскольку все шире распространялась практика использования правоохранительных органов как инструмента политических преследований и ограничения фундаментальных свобод. Своего апогея в сознании украинцев этот разрыв достиг в результате принятия Верховной Радой и последующего подписания президентом резонансного закона, ограничивающего права рядовых граждан на выражение протеста и защищающего правоохранительные органы. А уж в эти дни на улице Грушевского слова "правозащитник" и "правоохранитель" фактически превратились в антонимы…

О разнице в восприятии этих слов украинцами ZN.UA беседовало с философом, социальным психологом, правозащитником и бывшим политзаключенным врачом-психиатром.

Мирослав ПОПОВИЧ, директор Института
философии им. Г.Сковороды:

Специфические правозащитные организации действуют в тоталитарных или в какой-то степени полицейских государствах. В нормальных условиях они тоже нужны, но выполняют совсем другие функции - так сказать, ищут выход из безвыходных ситуаций.

Должен признаться, что сам я довольно долгое время воспринимал правоохранительные органы как правозащитные. Помню, как сразу после перестройки лидер одной из правозащитных организаций подал заявление об отставке, мотивируя это тем, что ситуация теперь нормальная, есть адвокаты, суды, есть все, чему положено быть в цивилизованных обществах. Следовательно, и защита прав человека должна теперь стать делом правоохранителей, а не правозащитников. Но этого не получилось, потому что права в Украине, в общем-то, так и нет. А потому правозащитники (имеющие психологическую черту - идти, как на заклание) и правозащитные организации по-прежнему имеют и кусок хлеба, и свои проблемы. И существовать они будут еще долго, поскольку, в свете принятия резонансного закона, очевидно, что Украина станет больше похожей на полицейскую державу.

Олег ПОКАЛЬЧУК,
социальный психолог:

Все вопросы, касающиеся восприятия, нужно рассматривать не в контексте двух десятков лет суверенной Украины, а в сюжете поколения, формирующего мироощущенческие установки и месседжи. Ведь даже когда обстоятельства изменяются, сформированные ими установки продолжают функционировать в сознании людей, которые ими живут и ностальгируют.

Сами словосочетания "правоохранитель" и "правозащитник" - достаточно советско-постсоветские. В переводе на любой другой язык они не будут иметь какой-то зловещей или драматической коннотации. У нас же различие между этими двумя словами заключается, прежде всего, в том, что правозащитник находится внутри некоего воображаемого объекта защиты и является его частью, а правоохранитель - снаружи. Он - сторож объекта. Поэтому в нашем восприятии эти два понятия, собственно говоря, всегда разделяются на "заключенного" и "охранника".

В силу диссидентского прошлого термин "правозащитник" имеет у нас характер робингудовский, народный, с ударением на "защитник". Это всегда было не столько защитой права, как следования закону (поскольку закон был и остается у нас инструментом подавления личности), сколько защитой права личностного, народного.

Термин же "правоохранитель" - реакционно-регрессивный. Он мало меняется, потому что более агрессивен. Это уход в смысловую конструкцию прошлого века, в определенном смысле условную, а потому слово "правоохранитель" произносится чаще с некоей иронией. Правоохранитель - всегда наемник власти. Он охраняет ее право на самовоспроизводство, защиту собственных интересов, расширение полномочий.

Поскольку общая грамотность повышается, и ситуация вынуждает людей полемизировать в рамках юридических терминов (особенно после принятия резонансного законопроекта №3879), то слово "правозащитник" наполняется сегодня новым смыслом. Ударение больше делается на части "право" - защита прав, юридических возможностей, их разъяснение.

В слове же "правоохранители" еще более усиливается акцент на части "охранители", то есть это группа людей, охраняющая сложившийся статус-кво.

Евгений ЗАХАРОВ, председатель правления Украинской Хельсинкской группы по правам человека, сопредседатель Харьковской правозащитной группы:

Это вообще разные термины. Правоохранитель является представителем государства и должен действовать исключительно в соответствии с процедурами и в рамках законодательно определяемых полномочий. То есть делать только то, что ему разрешено законом. При этом у нас, согласно Конституции, утверждение и защита прав человека является основной обязанностью государства. Поэтому правоохранители должны бы защищать человека от имени государства в пределах, определенных законодательством и их полномочиями. Например, прокурор не может отказать в рассмотрении дела человеку, жалующемуся на ограничение своих прав.

Правозащитник же - это представитель гражданского общества, самостоятельно выбирающий способы и механизмы защиты прав человека, не запрещенные законом.

Так что хотя предмет деятельности у правозащитника и правоохранителя один и тот же, исходные данные - по способу поведения, механизму, возможностям - разные. У государственного правоохранителя - полномочия, а у правозащитника - права и обязанности.

В восприятии же рядового украинца правоохранитель чаще всего является нарушителем прав человека. Потому что, к сожалению, наши правоохранительные органы постоянно используют как инструмент в борьбе против представителей гражданского общества, журналистов, оппозиции, профсоюзных лидеров, тех же правозащитников и т.д. И так как правоохранители - люди подневольные, то крайне редко случается, чтобы они отказались выполнять приказ, даже если считают его преступным (хотя законом от них это прямо требуется). Поскольку результатом для них, как минимум, станет потеря работы.

После президентских выборов 2010 г. правоохранительные органы стали у нас инструментом политических преследований, нарушения и необоснованного ограничения фундаментальных свобод, и прежде всего - свободы мирных собраний. Парадокс заключается в том, что, с одной стороны, основной обязанностью государственных правоохранительных органов является защита прав человека. С другой стороны, они по определению - их главные нарушители.

В действительно демократических правовых государствах правоохранительные органы действуют исключительно в рамках закона. Парадокс, когда правоохранители одновременно являются и защитниками, и нарушителями, остается. Но при этом, когда одни органы нарушают, то другие восстанавливают законность. Например, суд. Или обмудсмен - тоже государственный орган.

Семен ГЛУЗМАН,
врач-психиатр,
бывший политзаключенный:

Разница существенная. И потому, когда несколько лет назад один из наших быстро сменяющихся генпрокуроров назвал себя правозащитником, меня едва не стошнило. Если коротко и грубо, то правозащитник защищает права гражданина от посягательств государства, пытающегося в чем-то не выполнить свои обязательства, напасть и что-то отобрать. А правоохранитель - представитель государства, охраняющий право от того, чтобы человек им воспользовался.

Конечно, столь драматическая разница присуща только нам. Во-первых, никто из западных юристов, работающих в системе правоохранительных органов, никогда не посмеет называть себя правозащитником. Во-вторых, главный правозащитник в любой цивилизованной стране, защищающий гражданина от посягательств государства, - это судья. Именно он должен решать все правовые вопросы, кто бы и какую проблему ни поднимал (то ли зеленые - в связи с экологией, то ли представители любых меньшинств - в связи с ущемлением их прав). Это не значит, что судья всегда признает гражданина правым. Люди ведут себя по-разному, и закон тоже необходимо защищать от их посягательств…

У нас же страна - с извращенными понятиями. Я не люблю, когда меня представляют правозащитником. На мой взгляд, такой профессии не должно быть. Кроме того, если в стране есть правозащитники-миллионеры, то это - порочная страна и порочное слово, к которому я не хочу относиться.

Ужасная подробность нашей правовой жизни со времен советской власти - это еще и то, что судья является одним из персонажей правоохранительной системы.

Принятый ВР и подписанный президентом закон говорит о том, что Украина так и не стала демократическим государством. У нас возможны базовые нарушения Конституции, здравого смысла, конвенций, подписанных при вступлении в Совет Европы. Это говорит о том, что у нас абсолютно советский парламент. Тогда ведь тоже поднятием рук голосовали за принятие законопроектов, идеи которых формировало политбюро ЦК КПСС. Однако нынешний вариант законотворческой деятельности циничнее, поскольку в СССР это делалось втайне, соблюдались внешние атрибуты и как бы демонстрировались правила игры. Сейчас же представителям власти на это наплевать. Это - их страна, а мы с вами - быдло. И, к сожалению, мы, наверное, - действительно быдло, если выбираем таких людей в парламент и позволяем так с собой обращаться. События на Грушевского мне малосимпатичны. Но это - результат деятельности господ Януковича и Чечетова. Это ответ людям, которых на самом деле не двое, а довольно много.