Человечество уже долгое время живет в сообществе, которое можно охарактеризовать как цивилизация принудительного обмена. Апофеозом этого явления стало формирование общества потребления с постдемократией как инструментом функционирования такой цивилизации.
Современная мировая экономика может считаться воплощением кейнсианской модели. Условно ее можно определить как "управление спросом". Пока такое управление ограничивалось изучением спроса и его удовлетворением, парадигмы общества частной собственности и инициативы корректно координировались с общечеловеческими ценностями, и в соотношении супероснов Капиталы-Капиталисты-Потребители царило стойкое динамическое равновесие, что обеспечивало устойчивое развитие.
В определенный исторический момент управление спросом перешло границу только изучения и внедрилось в сферу формирования спроса, что обеспечило бурное развитие капиталов, размыло понятие классов и, по большому счету, всех сделало потребителями. В соотношении супероснов Капиталы-Капиталисты-Потребители произошла трансформация, и остались Капиталы, Потребители и незначительная часть Капиталистов, занимавшихся формированием спроса и формированием Капиталов. Последние стали приобретать признаки искусственности, так как были получены на искусственно сформированном спросе. Классические парадигмы общества частной собственности и инициативы хотя и продолжали действовать, но уже были оторванными от общечеловеческих ценностей и не координировались с ними.
Это обстоятельство привело к тому, что стадия формирования спроса очень быстро приобрела уродливые смыслы: спрос начали не просто формировать, а навязывать путем манипуляций, что немедленно отразилось на соотношении указанных супероснов: Капиталы стали фиктивными, место Капиталистов заняли манипуляторы и спекулянты, а Потребители потеряли меру бытия и оказались на грани распада морального мира, что обеспечило тотальный расцвет манипуляций во всех сферах жизни.
Подобные тенденции нашли свое отражение и в искусстве, и в политике. Если на фиктивном спросе могут существовать Капиталы, то могут появиться и произведения искусства, не имеющие к искусству никакого отношения, а являющиеся лишь финансовым инструментом - тем самым сманипулированным спросом. Если в постмодернизме автор игнорировал и произведение, и читателя, то теперь в соотношении супероснов Произведение-Автор-Читатель кавардак: игнорируются и текст, и автор, и читатель, поскольку у читателя с помощью манипуляций (мнений, оценок "экспертов") формируют представление о том, что он хочет прочитать, и указывают, у кого есть соответствующий текст. Современное искусство является отчасти деструктивным. В нем много действия, но отсутствует пророчество, это своеобразный протест против тотальной манипуляции глобального мироустройства. Такое искусство может радовать только тогда, когда понимаешь, что в таком виде оно однозначно ложится в дискурсы фиктивных Капиталов, а потому и существует. Фиктивные Капиталы сами являются деструктивными образованиями на теле настоящей институциональной картины капитализма, где Капитал всегда обеспечен реальной собственностью, а не сманипулированным спросом.
Такое положение вещей нашло свое отражение и в политике. Только здесь манипуляциями формировался не спрос, а социальный заказ. Удовлетворение суррогатного заказа-спроса тоже было своеобразной манипуляцией. Если существуют фиктивные Капиталы, то почему не могут существовать фиктивные кандидаты и партии? В соотношении супероснов Власть-Партия-Избиратель последнему навязывают "его" представление об ожиданиях относительно Власти и указывают Партию, якобы способную такое представление воплотить.
Все это вместе в условиях глобализированной кейнсианской экономики сформировало новое общественно-политическое явление - постдемократию. Место растерзанного нравственного мира человека заменила бюрократическая, универсальная, но чужая толерантность, создав новую фантасмагорию - Имитацию жизни.
Имитация Капитала немедленно индуцировала Имитацию Власти, что, в свою очередь, нашло продолжение в общественной жизни: произведения искусства, отражающие действительность, сами становятся Имитацией, и количество пародистов превышает количество авторов. Но "Шоу должно продолжаться"! И количество людей, имитирующих жизнь, начинает превышать количество ее живущих.
Кризис, переживаемый цивилизацией, демонстрирует не избыточность спекуляций или безудержный социальный популизм, а фатальность отрыва парадигм целесообразности от установок общечеловеческих ценностей.
Утрата меры бытия через торжество извращенной целесообразности, благодаря которой стали допустимыми институциональные уроды - фиктивные капиталы, нашла свое худшее воплощение и в произведениях искусства, и в политической жизни цивилизации.
В чем же состоит потеря меры бытия человеком? Можно условно выделить семь основных вопросов, на которые человек ищет ответ: "Что могу?", "Что хочу?", "Что имею?", "Откуда?", "Куда?", "Что есть Мир?" и "Что есть я?". Общество потребления и постдемократия предлагают ответы на эти вопросы. В результате цивилизация принудительного обмена превращается в опаснейшую для человека форму: цивилизацию принудительного успеха.
Тотальное администрирование деятельности человека начинает проникать уже в частные и интимные секторы его жизни. Поле "Что могу?" стремительно сужается, хотя со стороны все может выглядеть иначе. Нельзя говорить об осознанном и искреннем "могу", если вся жизнедеятельность происходит под присмотром "администратора", которому подчинены все силовые структуры. В результате мы получаем принудительный выбор.
Концентрация капиталов в ТНК приводит к стандартизации "хочу". Продукты, лекарства, зрелища и досуг становятся унифицированными - стерильное разнообразие супермаркета. В итоге мы получаем принудительный вкус. Суперосновы Произведение-Автор-Читатель распадаются. Культурные явления не возникают, а определяются голосованием. Так появляются авторы без произведений, произведения без авторов, а вместо читателя (зрителя) внедряется потребитель: он уже не слушает автора, не читает (не смотрит) произведение, а лишь изучает рейтинги и жует попкорн.
Принудительный вкус удовлетворяется таким же представлением об "имею". Оно навязано и часто обременительно. И как апофеоз этой фантасмагории - полная потеря понимания того, кто же кого имеет на самом деле: человек - собственность, или она - его. Современную реальную ситуацию с "имею" красноречиво описал американский "философ бизнеса" Джим Рон: "Если вы возьмете все деньги мира и разделите их поровну между всеми, то вскоре они окажутся в тех же карманах, в которых были до этого".
В такой принудительной конструкции теряется смысл вопроса "Откуда?". Прошлое, которое должно переосмысливаться в опыт и быть основой развития общества, становится доктриной момента. Оно не просто перестает быть обоснованным подспорьем для планирования взвешенных действий и определения будущих вызовов, но, искаженное и навязанное целесообразностью конъюнктуры, начинает дезориентировать людей, внося беспорядок в существующий продуктивный опыт.
Навязанное конъюнктурное прошлое формирует вымышленный опыт общества. А прошлое, прочитанное с черным сознанием, приводит к соответствующим ожиданиям относительно будущего. В таких условиях ответ на вопрос "Куда?" будет не просто навязанным, а опасным для людей, поскольку станет частью идеологии принудительного представления об успехе человека.
Навязанное представление об успехе потребует подтверждения не в целостности мировоззрения человека, а в количественных показателях его всевозможных рейтингов, тестов и анкет. Воспитание заменится обучением, обучение - информированием, а информирование ограничится инструкциями по использованию разобщенных баз данных. Мировоззренческая модель необъятного мира станет лоскутной, пикселизированной, и в результате "Что есть я?" сойдется в точке. Именно поэтому регулярно наступают "концы света", и люди, вместо того чтобы плавать в море, подниматься в горы, улыбаться и смотреть в небо, спускаются в бункеры под землю, скупая продукты и спички.
Лишенный опыта и мировоззрения человек теряет меру бытия: он не может координировать себя с окружающим Миром и конституциировать себя в обществе. Так появляется "квазичеловек". Его нравственный мир распадается, потому что он теряет целостность. Зато внедряется сборник инструкций по использованию приборов, выполнению законов и норм, прописанных под использование приборов (хотя бы ПДД) и "прейскурант-смета" "жизни".
Манипуляции с капиталами, спросом, социальным заказом, выбором и правом - это путь в пропасть. Любая власть в Украине должна понимать "механику" нового постдемократического мира, заключающуюся в том, что если действия власти любой страны начинают составлять проблемы в управлении глобальным спросом, то такая власть очень скоро "выпадет" из трендов глобальной политики и экономики. И первыми "выпадут" ее исполнители. А потом и сама страна, потому что из субъекта спроса она превратится в его объект.
Ничего личного - только постдемократия.
Пока не будут изобретены глобальные рецепты от новых кризисов, лучшее, что может сделать власть в Украине, - позаботиться о сохранении целостности нравственного мира своих граждан, хотя бы не кромсать его контроверсионными законопроектами. Хотя бы потому, что Имитация страны всегда более устойчива, чем Имитация государства. Первая очень жестко отражает саму страну, поскольку базируется на мире неформальных установок, которые трудно имитировать, потому что это фантастическая сумма индивидуальностей, установок, традиций и веры со всем богатством импровизаций и интерпретаций. Но так продолжается до тех пор, пока членам сообщества, разрушив целостность их нравственного мира, не внедрят в "мозг" установки легко администрируемой бюрократической толерантности, не содержащей в себе чудес метафизического представления о мире.
Толерантность в сочетании с любовью и заботой творит нравственный мир и Веру. Толерантность без любви - равнодушие, являющееся чьей-то целесообразностью.
Сама по себе целесообразность еще может быть обоснована ситуативно, что мы и имеем. Но в перспективе, оставаясь оторванной от фундаментальной природы человека, она обречена.
Большинство населения Украины все еще исповедует установки, среди которых материальная целесообразность не является первой добродетелью. По селам еще сохранилась практика бескорыстной взаимопомощи, дара и искренней заботы. А ведь, как отмечал Мартин Хайдеггер в своем интервью изданию "Шпигель", "только Бог может еще нас спасти", именно забота, "мысль и поэзия могут восстать против деструктивного механистического дискурса развития цивилизации. И вместе с верой в Бога спасти будущее человечества".
Почему в этих условиях чрезвычайно важно сохранить целостность нравственного мира человека? Потому что таким человеком труднее манипулировать, чем имеющим "лоскутные" взгляды.
Растерзанная страна дезориентированных "людей-хатозкраїв" в современных условиях немедленно превращается в предмет манипуляций, теряет собственную историю, накопленный опыт. Навязанная практика действий формирует в такой стране чужое будущее.
Вполне возможно, что в условиях нынешнего переформатирования парадигм цивилизации именно Украина продемонстрирует правдивость установки о том, что "последние станут первыми". Ведь на замену парадигмам глобализации все отчетливее проступают тренды локализации самодостаточных, самообеспеченных территорий с собственной традицией и колоритом.
Понятно, сначала будет трудно приспособиться среди карпатских елей без привычных уже эквадорских бананов. Но на их место вернутся сочные кутские яблоки, которыми в начале прошлого века гуцулы угощали всю Европу. И речь не только о яблоках: тогда же, в начале ХХ века, из фанеры карпатских буков, которую производили в Вижнице, строился воздушный флот Великобритании.
Автор далек от того, чтобы интерпретировать материальные лишения как уникальность. Но я убежден, что жаждущая и раскованная душа народа, окрыленная Верой, а не закрепощенная целесообразностью, способна явить чудо.