После победы на выборах в США Дональда Трампа в Пекине царят пессимистические ожидания: Трамп и его сторонники считаются опасными, поскольку отказались от умеренной стратегии Барака Обамы на этом направлении, избрав вместо этого ядром своего внешнеполитического курса жесткую антикитайскую позицию. Первая каденция Трампа запомнилась фронтальной торговой войной с КНР, но она была лишь верхушкой айсберга. Именно в конце 2010-х в США ввели механизмы скрининга китайских инвестиций, сделали невозможным поглощение китайцами американских хайтек-компаний, ввели первые санкции против китайских технологических гигантов. В сфере безопасности была оформлена новая доктрина — Индо-Тихоокеанскую стратегия.
Хотя внешне эти действия первой администрации Трампа выглядели целостной, продуманной и дальновидной антикитайской политикой, при близком рассмотрении они оказались совокупностью стихийных рывков и откатов, связанных со случайными достижениями и локальными потерями, которые выныривали и исчезали в море хаоса, царившего в Вашингтоне. В начале каденции у Трампа не было ни четкого плана, что делать с угрозами, которые регулярно создавала глобальному лидерству и безопасности Соединенных Штатов КНР, ни команды, которая могла бы профессионально действовать в этом направлении.
Рефлексия над эволюцией трамповского подхода к противостоянию с Китаем полезна и для Украины, политика новой администрации в отношении которой, сейчас является черным ящиком. Осмысление ее китайского вектора в 2017–2020 годах позволяет выявить общие очертания траектории внешней политики Трампа, которая генерируется с нуля, трансформируется в завершенный концепт и импульс к действиям не только его окружения, но и американской бюрократической машины вообще.
Центральным достижением администрации Трампа на китайском направлении считаются переговоры и подписание «Экономического и торгового соглашения между США и КНР», точнее, его части, получившей название «Фаза 1». Обещание добиться от Китая торговых уступок и отказа от недобросовестных практик Трамп озвучивал во время предвыборной кампании 2016 года. Однако первую часть соглашения подписали только в январе 2020-го, после трех лет его президентской каденции.
Пересмотр торговых отношений с КНР был продиктован объективной необходимостью. В двусторонней торговле в течение длительного времени наблюдался дефицит в пользу Китая, а его проникновение и влияние на многие сферы американской социально-экономической жизни стали отчетливо заметны. Тем временем в фиксации Трампа именно на соглашении с Китаем был и субъективно-психологический момент: неосознанное желание бизнесмена что-то продать платежеспособному клиенту, стремление амбициозного человека демонстрировать победы в целом, а также желание разрушить наследие администрации Обамы, старавшейся (малоуспешно) развивать отношения с Пекином, привлекая его к международным отношениям по американским правилам и связывая обязательствами. Вероятно, политику Обамы интерпретировали в Пекине как слабость, ведь Китай ответил на нее более глубоким проникновением в американские внутренние дела.
Позиция Вашингтона во время переговоров с Пекином в 2018–2019 годах формально выглядела более сильной, поскольку торговый диспаритет давал возможность США навязывать условия, возможность отвечать на которые у Пекина была ограниченной. Право первого хода принадлежало американцам, и они воспользовались им в 2018 году, проведя три раунда повышения тарифов на китайский импорт. Каждый раз Пекин старался держать удар и отвечать тарифными рестрикциями, болезненно таргетируя ими благосостояние американцев, выбравших Трампа. Однако сильная американская позиция имела свои уязвимости, как внутренние, так и внешние, в итоге не позволившие США достичь более масштабных результатов.
Изнутри американскую линию подтачивали распри между конкурирующими лагерями. С одной стороны, на ответственные за переговоры должности Трамп назначил своих приятелей-бизнесменов с мощными связями в предпринимательских кругах и на Уолл-стрит. Лагерь этих предпринимателей (сформировавшийся вокруг министров финансов Стивена Мнучина и торговли Уилбура Росса), находился в оппозиции к идее жесткого соглашения с Китаем, будучи уязвимым к недовольству китайских партнеров. На противоположном полюсе сплотился лагерь идеологически заряженных ястребов (Стивен Беннон, Джон Болтон, Майк Помпео и др.), считавших Трампа средством пробуждения Америки от спячки, чтобы сконцентрировать весь ее потенциал на китайской угрозе.
Хотя Трамп интуитивно ощущал нарастание опасности со стороны КНР, прокитайское бизнес-лобби имело несравненно большее влияние на формирование его текущей позиции, чем ястребы. Приятели-миллиардеры не только умели говорить на понятном для него языке материальных затрат и выгод, но и имели быстрый и эффективный канал коммуникации с ним через членов семьи и руководителей аппарата. Однако как переговорщики с Китаем партия бизнесменов оказалась слабой и миролюбивой: многочисленные активы и контракты с китайскими партнерами лишали ее рычагов давления на противную сторону, чтобы добиваться уступок. Не продемонстрировав заметных результатов в переговорах на протяжении 2017 года, группа спровоцировала прямое вмешательство Трампа в процесс, который с подачи ястребов в 2018-м начал прямо угрожать китайцам значительными тарифами на большие порции китайских товаров.
Декларированная Трампом дружба с Си Цзиньпином также добавляла деструктива. Она, по наблюдениям инсайдеров, имела форму мастерской лести, принимая которую, Трамп неоднократно давал указания делать уступки Си в ответ на его личные обращения. Течение времени также снижало склонность Трампа к качественным переговорам с «другом» Си. На горизонте маячили выборы президента 2020 года, и ему потребовалось любое соглашение.
Внешне администрация Трампа периодически оказывалась перед ситуативными возможностями, которые не смогла эффективно интегрировать в свою переговорную позицию. Студенческие протесты в Гонконге против новых законов в сфере безопасности 2019 года, подавленные китайской властью, Трамп откровенно проигнорировал. Он саботировал билль Hong Kong Human Rights and Democracy bill, принятый конгрессом без его поддержки, а подписывая его, заявил: «Мы должны солидаризироваться с Гонконгом, но я также солидаризируюсь с президентом Си. Он мой друг». По этой же причине в Соединенных Штатах предпочитали не возлагать вину на Китай за пандемию Covid-19, вспыхнувшую в 2020-м. Демонстративная бесчувственность Трампа к демократии и правам человека усложнила его коммуникацию с союзниками в разных форматах в отношении общего противодействия амбициям Китая. Жесткое сдерживание, планированное в рамках Индо-Тихоокеанской стратегии, уперлось в неготовность скупого президента находить ресурсы для ее финансирования.
В итоге подписи под соглашением с Китаем оказались важнее его качества. Формально оно позволило Трампу декларировать выполнение предвыборного обещания. Фактически же соглашение обязало Китай провести закупку дополнительных товаров у США на 200 млрд долл., что в течение последующих двух лет он выполнил на 60%. В обмен на некоторое снижение тарифов Китай также обещал усилить защиту прав интеллектуальной собственности и отменить часть ограничений на деятельность американских фирм на своей территории. Но механизм принуждения к выполнению положений соглашения, а также инициации переговоров относительно Фазы 2, был очень слабым — восстановление установленных ранее тарифов. При администрации Байдена руководство Китая решило присмотреться к повышенным ставкам, а не рисковать восстанавливать переговоры с американцами. По итогам 2023 года торговый дефицит между США и КНР снизился до 279 млрд долл. (в пользу Китая) с 418 млрд в 2018-м. Значительную часть торговых потоков перенаправили обходными путями через Вьетнам и Мексику.
Урок, вынесенный китайской стороной из торговой войны с Трампом, заключался в необходимости уменьшить критическую торговую зависимость от США. С 2020 года Си Цзиньпин запустил политику «двойной циркуляции экономики», ориентированную на переход Китая к более стабильной модели экономического роста, которая полагается на внутренний спрос, а не внешнюю торговлю. Ее результат сейчас неубедителен — экономический рост Китая, как и ранее, сильно зависит от государственных инвестиций и чистого экспорта. Однако у Пекина может быть и повод для оптимизма — деструктивные силы, генерированные при власти Трампом и направленные наружу, имеют большую энтропию.
Во время новой каденции Трампа не столько превентивные меры, примененные Пекином, сколько хаотичность и эксцентричность самого политика не позволят США сконструировать системную антикитайскую стратегию. История, похоже, повторяется: решающее влияние на политику новой администрации получит бизнес-лобби во главе с Илоном Маском, мотивы которого — сократить налоги, уменьшить государственное регулирование и продвигать собственные бизнесы-интересы. С такими в Китае охотно будут иметь дело. Экономия на профессиональной внешней политике, уязвимая переговорная позиция, склонность пользоваться личными договоренностями, а не институтами вряд ли позволят команде Трампа навязать китайцам невыгодные торговые обязательства. Переговоры — лучший сценарий для Пекина: он открывает возможность тянуть время. Хотя новое торговое соглашение с Китаем и возможно, в итоге оно снова будет иметь декоративный характер. А вот вред, причиненный чистками Трампа самим Штатам, очевидно, окажется несоизмеримо большим.