Накануне Международного дня театра не было сомнений, кто из отечественных актеров мог бы номинироваться на титул "человек-театр". Талантливых актеров немало. Но именно львовянин Олег Стефан - человек, который непосредственно жил в театре (довольно длительное время, не имея собственного помещения), человек, живущий театром (всегда), человек, идентифицирующий себя с разными образами окружающего и театрального мира. Он говорит о себе: "Я - дерево… Я - война… Я - камень…"
Это по-настоящему глубокий парадоксальный актер, ценимый критиками за его блестящие работы в родном Львовском театре имени Леся Курбаса, а также за образы на территории Львовского театра имени Леси Украинки: постановки "Баба" и "Слава героям". В первой он играет самую настоящую старуху, а во второй - дерзкого и ранимого воина. Как говорят те же критики, для Олега не существует границ амплуа: он может играть кого угодно и что угодно. Он работал в Харьковском театре (бывшем курбасовском "Березолі"), проводил психофизические тренинги. Со временем стал даже лауреатом Национальной премии имени Тараса Шевченко.
Итак - человек-театр…
"На самом деле я - дерево, которое поливалось другими. Огромное влияние на меня оказали Ежи Гротовский, Владимир Кучинский. Впервые сильно повлиял на меня, еще студента, Александр Беляцкий - Мастер, взявший меня в свою мастерскую. Дальше - творчество Курбаса, о котором мы не могли не знать в свое время. Тогда, в стенах бывшего "Березоля", где я имел честь работать восемь сезонов, он был рядом. Кто-то может назвать это фантазиями юного дарования. А я знаю, что так было. Он помогал, вдохновлял. Особенно его присутствие ощущалось в тишине пустого зрительного зала. Творчество Питера Брука - эталон!
Повлиял на меня Герман Гессе и его "Игра в бисер". Гессе в литературе - то, чего мне всегда хотелось достичь в театре: квинтэссенция художественного и философского начал, простота и глубина одновременно, уникальное равновеликое сочетание формы и содержания.
Гессе в свое время вернул мне смысл жизни.
Теперь в литературе вдохновляют Сартр и Камю, Томас Манн, Марсель Пруст, Андре Жид.
Проза этих людей не является "прозой" - это миры, с которыми не хочется расставаться. Благодаря Кучинскому когда-то узнал Антонича и Стуса. Они - это тоже я.
Сейчас так медленно, постепенно приоткрывается Тарас. Сильное влияние на меня оказали импрессионисты. И теперь по-особенному на них реагирую.
Вот это ощущение, когда содержание тебе откроется только с определенного ракурса. Так же в жизни: точка, с которой ты смотришь на себя. Потому что если ее не найдешь, жизнь будет для тебя или хаос красок, или китч.
А еще горжусь тем, что живу в городе, где творили Пинзель, Иван Труш, Евген Лысык.
Сейчас со мной постоянно - музыка Средневековья и ее исполнители: Филипп Жаруски, Натали Штуцман, Жан-Кристоф Спинози, Кристина Плюхар - L'Arpeggiata. Но не только эта. Горячую, зажигательную босанову я очень люблю, и нашу Квитку Цисык, и нашу Марьяну Садовскую и маленькую-ВЕЛИКУЮ Эдит Пиаф, и великую из МАЛЕНЬКОЙ страны Сезарию Эвору люблю, люблю, люблю. Пину Бауш люблю, Матса Эка люблю, Сиди Ларби люблю... Ларса фон Триера, Педро Альмодовара, Эжена Грина тоже. Это важно - ЛЮБИТЬ!!! Только тогда ты по-настоящему живешь. Ну и, конечно, в большой степени ТЫ ТОТ, КОГО ТЫ ЛЮБИШЬ".
Представьте, именно такое сообщение от Олега я неожиданно получила в Facebook уже после нашего интервью. Начиналось оно его словами: "Проснулся сегодня с мыслью о том, ЧТО и КТО я есть - сегодня?".
Это и не удивительно, потому что беседа с ним - из-за насыщенной творческой жизни - стала возможной только в полночь.
- Олег, уже два десятилетия в Театре имени Леся Курбаса вас с режиссером Владимиром Кучинским объединяет сотрудничество. Собственно, что вас держит столько времени под крышей одного театра?
- Уже много лет, и когда-то на этом настоял сам Владимир, мы работаем в плоскости со-творения спектакля. То есть четкого размежевания функций режиссера и актера можно избегать.
Безусловно, Кучинский вместе с другими мастерами, которым доверяло мое сердце, своими провокациями создавал меня.
В конце 80-х годов он предложил сотрудничать. И тогда, как ученик Анатолия Васильева, стал открывать мне другие подходы к актерской игре, другой способ существования в театре. Потому что после харьковской театральной школы я мог опираться только на знания, которые нам давались в плоскости якобы системы Станиславского. (На самом деле сам Константин Сергеевич, наверное, очень бы удивился, увидев, как происходит обучение по его "системе".)
Потом, под влиянием Ежи Гротовского, наших встреч с ним и практик, мы тоже сделали поворот и начали исследовать актерскую игру с другой позиции.
- В последнее время вы довольно тесно сотрудничаете с драматургом и режиссером Павлом Арье. В двух его пьесах - две ваши значимые роли. Как нашли друг друга? Как объясните нынешний феномен Арье, чьи пьесы наперебой стараются ставить разные украинские театры?
- Павел - мой хороший друг, и я признателен судьбе, что мы встретились. Не помню первой встречи, кажется, в театре Курбаса. Но она происходила постепенно, а не произошла внезапно. Павел мне близок больше даже не как драматург. И вообще, чем дальше, тем меньше я смотрю на людей как на представителей профессий.
На вопрос: "Кто ты?" - отвечаем: "Учитель, айтишник". Мы даже не задумываемся, что этим обижаем самих себя. Когда человек отвечает: "Человек", - то вызывает у меня огромное уважение. И встреча с Павлом была мне интересна прежде всего в этом контексте.
Я ценю процесс его творчества. Он болезненный. Я частично являюсь свидетелем рождения каких-то идей, которые потом переносятся на бумагу. Не так часто, но делимся друг с другом, и что-то можем посоветовать, но никто не знает, понадобится ли это.
Наиболее ценен он для меня как невероятно живая, ранимая, мучительная и такая, знаете, живая душа. Как человек, умеющий чувствовать счастье и боль, как немногие. Наверное, только дети так могут.
Знаете, что в нем восхищает? Любовь к украинскому. Ведь он человек, владеющий несколькими языками. Мог спокойно сделать себе карьеру в Германии. Он работал на определенных должностях в Кельне. Но, видите, возвращается в Украину. Это вызывает восхищение.
- Как известно, в столице стала почти легендой "Баба Пріся", которую сыграла в пьесе Арье Ирма Витовская. Во Львове - своя "Баба". То есть ваш образ. Который многих приводит в восторг. Собственно, что помогло вам создать эту женскую роль? Возможно, были какие-то поиски - внутренние, внешние? Говорят, будто великий Амвросий Бучма посещал даже сумасшедшие дома, когда ему приходилось играть соответствующие роли…
- Мне приятно, что вспоминаете Амвросия Бучму. В ходе работы над этой ролью он часто сопровождал меня…
Что касается бабы, то есть роли, которые выбирают тебя, а не ты их. Это происходит на уровне внутреннего голоса, Того, кто живет в твоем сердце. Это связано с подсознательным формированием человека.
Так вот, с пьесой "Баба Пріся" я познакомился одним из первых. Павел прислал материал и попросил принять участие в читках. Я ответил: единственное, что могу сыграть (что представляет для меня интерес и смысл, я это сразу почувствовал), - роль бабы. И эта мысль меня не покидала, хотя в первых чтениях я брал роль мента.
Вторым знаком был разговор с Ириной Подоляк. Не знаю, каким образом, она вербализовала мои мысли: "Мне пришла в голову гениальная идея - ты должен сыграть бабу! Я говорила с Романом Виктюком, и он согласился сделать постановку во Львове".
Мы переслали ему текст. Очевидно, зная Виктюка, я мало надеялся. Через два месяца после этого вышла премьера в Москве.
А уже третьим с этим материалом ко мне подошел Алексей Кравчук. И я понял, что четвертого знака ждать не надо.
Процесс был вдохновенным. Спектакль ведь до смешного малобюджетный. Он сделан за
26 долларов.
Много значили постоянные "знаки" от моих бабушек. Мы ездили в живописное село Тадани в Каменка-Бугском районе на Галичине, откуда родом моя мама, в ту хату. Забрали с собой для постановки элементы быта, уже старые, порванные, отсыревшие, но родные.
И похожие идеи возникали внезапно. Это не было логично. Так спонтанно этот материал приближался к премьере.
Но не о том мы говорим. Нам надо о чем-то другом. О том, что я не люблю театр...
- Что значит - вы не любите театр? Возможно, это касается уровня вашей зарплаты? Потому что это откровенно не касается уровня вашего актерского мастерства!
- Многие из знаковых фигур говорили эти слова. Когда-то я их не понимал. Так же, как и вы не хотите поверить, что это так.
Сейчас я больше не думаю о репертуарном листе. О том, чтобы играть много и прекрасно. Надо играть прекрасно, - я иначе и не умею. Если выходишь на подмостки, то это одноразовая, неповторимая акция. Она подобна тому, что делают японские монахи: весь день на песке рисуют какие-то красоты, а вечером все стирают.
Такая у нас профессия - актер не оставляет после себя следов. Если художник - картины, писатель - книги, архитектор - дома, то актер - ничего. Таково его творчество - рождать в этот миг и в каждый следующий, не оставаясь в предыдущем.
И, знаете, то, что охота за ролями, желание занятости в театре исчезли, я думаю, является естественным процессом.
Потому что было время великих реализаций, когда много молодой энергии, увлечения, любви. Тогда я растворялся в этом божественном начале, которое называется Театр. Может звучать немного пафосно, но для меня это так. Эта территория через творчество поднимает над обыденностью, дает возможность сначала мгновениями, а потом минутами, часами и даже днями чувствовать свою принадлежность к чему-то такому, что не имеет названия и что лично для меня больше, чем просто любовь. Потом, конечно, это как дается, так и отнимается - чтобы не смог улететь куда-то, в иной мир. Должен быть свидетелем "этой" жизни.
Вот такие меня окружают приватные философии.
Я часто задумывался: почему Ежи Гротовский так рано покинул театр и отважился заявить, что на этой территории он понял все и должен пойти дальше. Для многих, наверное, это выглядело дерзко. И мне кажется, что теперь начинаю понимать его честность. Он покинул территорию театра, но не поиск его корней, - занялся изучением человека как такового. Он вернулся к источнику божественной территории - к человеку ритуала.
- Неужели ваши философии переросли в твердые намерения оставить театр?
- Наверное, было бы честно это сделать. Однако рядом живет и другая мысль, которая в свое время тоже меня заворожила, - Анатолия Васильева. Дословно не передам, но она о том, что, если вы разлюбите театр, не спешите его покидать, потому что увидите, что с этого момента начнутся новые открытия.
Я на самом деле стал ощущать, что можно открыть еще много, даже выходя на сцену без желания играть. Вот это меня сейчас очень интересует. Когда ты выходишь и погружаешься в этот мир, ты просто живешь. Это не называется только желанием играть.
Сейчас я существую между этими двумя фразами-позициями и чувствую обе...
Наверное, это то состояние, о котором можно сказать - "театр этого человека в нем самом". То есть куда бы ты ни пошел, с кем бы ни встретился, все равно этот мир уже с тобой. Его не отнимут! Это твоя жизнь. Даже не смысл, потому что его ты добиваешься. А это уже просто способ существования.
- В свое время ваш театр активно бунтовал против нищей жизни курбасовцев, летели камни в окна мэрии. Какова ситуация сегодня? Помогает ли как-то городская власть решать текущие проблемы театра?
- Горсовет о театре теперь не забывает, что нас радует. Он поддержал установление надбавок к зарплатам актеров. А ставки у нас очень маленькие.
Также должны поблагодарить город, профинансировавший в прошлом году модернизацию отопительной системы в театре. Насколько знаю, в этом году выделены средства на реставрацию фасада. Ну и, конечно, немалая сумма нужна для реставрации внутри театра. Это же памятник архитектуры. Потому что с 1988 года пространство, в котором работаем, почти не восстанавливалось.
С удовольствием вспоминаем условия работы в центре Гротовского во Вроцлаве, где имели возможность творить. Сравниваем с нашими - небо и земля. Все для актера, для человека, обустроено от пола до освещения.
Так что наше сотрудничество с городом обещает быть плодотворным и продолжительным.
Лично хочу поблагодарить городскую власть, потому что два года назад получил жилье. До тех пор был эдаким лауреатом Национальной премии - бомжом. Жил под крышей театра, в чем некоторая доля романтики есть. А спровоцировал решение этого вопроса Богдан Козак, которому я безмерно признателен.
- Бабу и Героя вы играете на сцене Львовского театра имени Леси Украинки, у которого довольно противоречивая репутация. Там недолго задерживаются художественные руководители, там постоянно случаются какие-то конфликты, часто возникает разного рода негатив… В конце концов, этот театр станет местом светлым, местом силы?
- Понимаете, у меня ощущение, что на этой территории что-то переоборудовать или реформировать просто невозможно. Мне кажется, что еще что-то должно родиться, но, убейте меня, не знаю: что, кто и как.
Очевидно, эта территория, площадь которой очень большая, имеет шанс стать оригинальной, не такой, как традиционные театры. На ней могут родиться новые художественные формы, не только театральные. То, что там находится "Драма.UA", мне кажется, дает надежду зазвучать этому пространству по-особенному.
Нужен человек, который начал бы продуцировать с большим желанием творчества.
Сейчас этот театр находится в затянувшемся периоде стагнации.
- А в целом, какими, на ваш взгляд, должны быть шаги государства, чтобы улучшить театральное дело?
- Можно давно сделать одну реформу, не требующую затрат. Все иноязычные театры надо поставить перед выбором (очевидно, законодательным образом): или переходят на украинский язык, и тогда государству есть смысл финансировать их деятельность, или не получают денежной помощи, то есть ищут альтернативные способы выживания.
Я знаю, что у многих это может вызвать негодование, протест, определенное количество своих коллег я глубоко разочарую. Но надо признать нынешний абсурд: русскоязычных театров даже в столице значительно больше, чем украинских! Среди них и Национальный! Колоссальное финансирование государством культуры не своего государства! Найдите похожий абсурд в Германии или Франции. Отыщите в той же России хоть один украиноязычный театр, который финансирует правительство РФ.
Вопрос не в том - нравится или не нравится такая идея. Просто надо спросить себя: при каких условиях государство выживет, на чем воспитывать новые поколения?
- Если продолжать социально-политическую тему в этом разговоре, то зрители недавно посетили перформанс "Лабіринт", который стал результатом ваших с актрисой Наталией Рыбкой-Пархоменко совместных тренингов - для переселенцев и львовян…
- Я рад за людей, принимавших участие в этом проекте. Вижу, насколько они сейчас открыты друг для друга, общаются. Это и было целью - чтобы коммуницировали между собой вне театрального проекта.
Где-то все эти игровые и ритуальные упражнения, когда они могли прикасаться друг к другу, смотреть в глаза, брать общий звук или просто находиться в тишине, дали понимание, что на невербальном уровне люди быстрее находят общий язык. Когда видишь человека, протягивающего тебе руку, то не можешь не подать ему свою. И это прикосновение дает намного больше, чем любые манипулирующие нами идеологии.
… На самом деле люди не делятся на "переселенцев" и "местных". Я, вообще, не люблю слово "переселенец". И мы старались в проекте его избегать. Это же все условности. Даже то, что вас звать Оксана, а меня Олег, кого-то может привести в негодование, но это - то же самое, что вас назвать 113, а меня, например, 504. За всем этим, что потом напишут на надгробии, - профессор, народный артист и т.п. (что вызывает у меня улыбку), - стоит человек.
Помочь встретиться просто человеку с человеком, даже не татарину с украинцем, было нашей целью. Это произошло, и я очень признателен Богу.
Хотя, снова же, непостижимо мое участие в этой работе, потому что не интересовался социальными проектами. Сработала, наверное, ситуация в государстве.
Я не могу быть равнодушным к тем, кто потерял свой дом и землю. Мне это больно, как и им. Хотите - верьте, хотите - нет, я потери этих людей больше оплакиваю, чем свои, - так получается, не знаю почему.
…И если возвращаться к мысли о том, Что и Кто я есть сегодня, то еще я - война. Поскольку то, что мы имеем у себя дома, меня раздирает… Растравляет мою душу, рвет в клочья мое сердце.
Огонь на востоке жжет меня на западе. И чем ближе я к востоку, тем более стойким становится мое сердце и яснее - разум. Кажется, там, на войне, я был бы камнем…