«Мы ночью идем на позицию. Дня три не будет связи. Я твой телефон дал своим. Можно? Я знаю, если что, ты меня из-под земли достанешь», — пишет мне побратим.
С этого момента я мысленно иду на эту позицию. Собираю вещи. Проверяю, хорошо ли закреплены турникеты, не мешают ли подсумки. Под утро меня подбрасывает с кровати, потому что до серяка остается меньше часа. С первыми лучами солнца я уже там, в далекой посадке. Слушаю небо и рою себе укрытие.
Три дня я там. Каждую секунду. Прислушиваюсь к внутренним движениям. Я знаю, что почувствую, если что-то случится. Потому что по его сосудам течет часть моей крови, которой мы щедро обменялись в расхераченном окопе год назад. Так же, как по моим сосудам течет часть его крови. Та часть меня, которая сейчас в тылу, изо всех сил тянется к нему. Держит невидимая связь. Я ношу в себе мысли о нем, как бутылку с водой, наполненную по горлышко. Осторожно, чтобы не расплескать. И верю, что это сбережет его.
Следующей ночью я просыпаюсь от его голоса: «Посмотри телефон. Срочно». Хватаю трубку и ничего не вижу. Статус «был в сети в последний раз сутки назад». Тревога отпускает лишь под утро. Но отпускает. Еще через сутки он выйдет на связь и скажет, что в это время начался обстрел. Было трудно, но все целы. Целы.
Если кто-то вам скажет, что самое страшное — это штурмовать посадки или идти в наступление по минным полям, не верьте. Там ты не успеваешь пугаться. Самое страшное — ждать. Не иметь возможности сделать хотя бы что-то; беситься от бессилия; жить с телефоном в руке; мониторить все сайты — наши и вражеские — с событиями на том направлении; мысленно держать за руку и не отпускать. Верить в то, что внутренняя связь удержит его или ее над бездной.
***
⸺ Ты как? ⸺ спрашиваю я подругу, у которой муж на «популярнейшем» направлении.
⸺ Неделю назад выходил на связь. Сказал, что «Старлинк» не смогут развернуть и чтобы я не волновалась.
⸺ Не он как. Ты как? Ты сама.
⸺ Плету сетки. Меня это успокаивает.
Она плетет сетки. Километрами. Как будто старается укрыть ими весь фронт. Иногда просыпается среди ночи и плетет, потому что больше нечем себя утешить до рассвета.
***
Маричка убирает в доме. Он у нее похож на стерильную операционную. Единственные вещи, которые не на месте, — Валеры. Рубашка, которую он бросил на спинку стула, книга на подоконнике в кухне, домашние тапки в комнате. Посреди нервозной стерильности они — якоря, за которые она держится в течение года, пока он в плену.
***
Светлана сажает розы. Говорит, что к его возвращению на участке не будет где пройти. Ее муж поехал на первую ротацию в зону боевых действий.
***
⸺ Как ты?
⸺ Я с ним разведусь нах, но пусть вернется.
Ее муж из тех, кто почти не выходит на связь. А когда выходит, ничего не рассказывает. Она не знает телефонов побратимов, не знает номер бригады, не знает, где их позиции. О чем-то догадывается. Но не знает наверняка. От этого незнания труднее, чем от самых страшных рассказов.
⸺ Даже на расстоянии портит нервы. Разведусь. Но пусть вернется.
***
Пятилетний Стасик почти не разговаривает. Он оживает лишь тогда, когда отец выходит на связь. Хватает телефон и убегает с ним в свою комнату. За плотно закрытой дверью слышен смех. Под дверью сидит мама и старается впитать в себя эти минуты. Минуты, когда они оба возвращаются ненадолго — муж и сын. Остальное время Стасик ждет. Сосредоточенно, будто делает важную работу.
***
⸺ Как вы?
⸺ Сегодня плохо. Малый в садик отказался идти. Потому что папа не звонил два дня. Боится пропустить. А я мечтаю только об одном — пусть его ранят. Я устала бояться. Хочу хотя бы на время лечения знать, что он в безопасности.
***
⸺ Как ты?
⸺ Все ок. Три атаки ночью отбили. Сейчас напишу сообщение для своих.
Его семья уверена в том, что он служит в Краматорске. Все равно волнуются, потому что туда время от времени прилетает и можно погибнуть просто в очереди за кофе. О том, что он совсем в другом городе, знаю только я на правах старой подруги. Ведь кто-то должен знать, где искать его тело, вдруг что. Когда у него уже совсем сложно, он пишет мне: «Передай моим, что у нас дома нет света, а выйти позвонить не могу. Не смог к ним дозвониться. Все хорошо, сварил борщ, буду стирать вещи».
Я делаю скрины отдельно написанных сообщений и пересылаю его семье. Его родители едва Вайбером овладели, и обмануть их легко. Они благодарят и спрашивают, надолго ли отключение. Вздыхают, что без света ему придется стирать руками, а борщ без холодильника скиснет. А он знает, что у них есть еще несколько суток спокойной жизни. Пока они верят в отсутствие света и волнуются за проклятый борщ. Пока он отбивает очередную атаку посреди руин исчезнувшего города.
***
⸺ Плюсани.
⸺ Плюсани.
⸺ Плюсани!
Он то и дело пишет на знакомые номера. Между сообщениями — по несколько часов. Непрочитанное. Непрочитанное. Непрочитанное. Его группа уже двое суток как должна была выйти с позиций. Ему не повезло еще по пути туда. Поймал обломок и валяется в переполненном госпитале в ожидании второй подряд операции. Ему десятки раз ответили все — от ротного до медика. Они в порядке. Но выйти пока не могут. Есть связь. Жди. Не дергай, у нас горячо.
От него что-то хотят врачи и медсестры. Волонтеры принесли клубнику. Звонила жена. Они все будто где-то там, за рамками его реальности. Реальность сжалась до размера экрана на телефоне.
⸺ Плюсани.
⸺ Плюсани.
⸺ Плюсани.
…Плюсы придут почти одновременно со всех номеров. Он увидит их только через сутки, когда отойдет от наркоза после операции. Увидит и впервые за много суток сможет вдохнуть полной грудью. Живы. Сегодня все еще живы...
***
⸺ Мы вышли.
⸺ На связи.
⸺ +
⸺ Что там малый? Позовешь к телефону?
⸺ Мам, я поел и в шапке :)
⸺ Солнышко, ты как? Я соскучился.
Сердце вспоминает, как биться. Мир вокруг снова становится цветным. Я умею улыбаться. Странно. Я все еще умею улыбаться. Еще минуту. Пожалуйста, не исчезай со связи. Дай мне почувствовать, что ты живешь. Что я живу. Что мой мир остановится не сегодня. Потому что как только ты положишь трубку, время снова остановится. Меня не будет здесь. Я буду рядом с тобой, где-то во тьме. Буду держать тебя за руку и верить в то, что удержу...