— Лёха, мы едем в Шевченковский военкомат. Подтягивайся, это от тебя полчаса пешком. Документы не забудь, — кричала я в телефонную трубку утром 25 февраля.
Лёха всегда был моим лучшим и самым надежным другом. Он никогда не спрашивал зачем, когда я говорила, что надо куда-то ехать и что-то делать.
Вытаскивать раненых с Майдана? — Поехали.
Отбиваться от титушек под Красным Хутором? — Вперед.
Фуру разгрузить? — Говори, когда.
Перевезти семью переселенцев? — Ок, возьму выходной.
Поэтому у меня даже сомнений не было, что воевать мы идем вместе.
— Ты с ума съехал? Хотя бы рюкзак взял, — бросилась я к другу, который в толпе штурмовал ворота военкомата. Толпа была решительной и испуганной вместе с тем. Будущие побратимы и посестры, еще ни разу в жизни не державшие в руках оружия.
— Я с вами не иду. Я проводить.
— Как не идешь? Ты сейчас серьезно?!
— Серьезно. Кто-то должен остаться. Мне надо снимать, писать, рассказывать о войне. Придет повестка — пойду, не буду прятаться. А сейчас я только проводить.
…Через год он получил свою повестку, прошел ВЛК и после полигона поехал на восток. Вместе с другими новичками. На тот момент значительная часть тех, с кем я стояла во дворе военкомата, уже погибли или были ранены. И ему, наверное, идти было сложнее, чем нам. У нас было ощущение последней битвы. Он уже видел то, чего тогда не знали мы, — война на долгие страшные годы, демобилизация не предполагается, ты получаешь билет в один конец. Я знаю, что он мог приложить небольшие силы и найти возможность откосить. Но не стал. Просто подошла его очередь. И он считал, что это честно.
…Заглядывая в социологический опрос о мобилизации, который по заказу ZN.UA с 20 до 28 июня 2024 года проводила социологическая служба Центра Разумкова, я боялась увидеть результаты. Потому что такие Лёхи, как по мне, скорее, исключение из правил. Вокруг только и разговоров, что об уклонистах, Тисе, расценках на пересечение границы и мирных переговорах. Даже в моем пузыре, который почти полностью состоит из военных или волонтеров, есть те, кто превыше всего старается избежать мобилизации.
Впрочем, цифры оказались не такими страшными, как я ожидала. Например, на вопрос «Есть ли среди ваших друзей, коллег и знакомых военнообязанные, которые ищут возможность избежать мобилизации?»
Ответ «Среди моих знакомых, которые являются военнообязанными, все или почти все ищут возможность избежать мобилизации» дали лишь 8,8% опрошенных. А вот ответ «Таких нет или почти нет» — 17,5%. То есть почти вдвое больше. У остальных респондентов в окружении есть и те, и другие в разных пропорциях: «Такие составляют большинство» — у 14,7%; «Их примерно половина» — у 11,6; «Такие составляют меньшинство» — у 13,8; «Такие есть, но я не могу определить, какую часть моих знакомых они составляют» — 17,7%.
«Есть ли среди ваших родных те, кто служит в Силах обороны Украины добровольцами или мобилизованными?» — спросило ZN.UA.
И оказалось, что лишь у трети опрошенных среди родных нет ни добровольцев, ни мобилизованных (34,3%). Это очень похоже на реальные показатели. Мобилизованных, кстати, больше, чем тех, кто пошел добровольно, — 44,7 и 33,1% соответственно. На самом деле посчитать такое соотношение очень сложно. Потому что, например, в ТРО добровольцы писали заявления с просьбой зачислить их в ОР-1, на основе которых их сразу проводили по процедуре мобилизации. Поэтому среди мобилизованных много тех, кто пришел сам, не ожидая повестки.
Кстати, несмотря на то, что поток добровольцев невозможно сравнить с тем, что был в первые недели полномасштабного вторжения, он не остановился.
…«Сегодня год, как пришла в учебку», — пишет мне подруга. Она использовала время, которое дала ей волна первых добровольцев, чтобы подготовиться. Нет, у нее не было ни военного, ни медицинского образования. Не было родственников-военных. Это было взвешенное решение и долгий путь подготовки. Сейчас она присылает мне фотки с разваленных позиций и ощущает себя нужной именно там, где она есть сейчас.
Сын моей подруги тоже готовится. До мобилизации по возрасту ему еще четыре года, но он планирует идти уже в следующем. Когда пройдет все запланированные курсы обучения и закроет дела с институтом. Надо сказать, что дома это вызвало невероятную бурю эмоций. Но постепенно все смирились с его решением.
Кстати, об эмоциях. Большинство опрошенных (55,5%), отвечая на вопрос «Ощущаете ли вы обеспокоенность за себя или своих родных в связи с активизацией мобилизации, которая идет сейчас?», выбрали ответ «Да, очень сильную обеспокоенность». «Да, но не сильную обеспокоенность» ощущают 22,4%. И лишь 17% ответили, что их это абсолютно не беспокоит.
Страх — одна из сильнейших эмоций. И как ни странно движущая сила многих процессов. Страх за родных или за себя может конвертироваться в активные действия, в частности во вступление в ряды армии. Но тот же страх может парализовать или тормозить принятие решений. Именно поэтому на первом месте в ответе на вопрос «По вашему мнению, чем чаще всего обусловлено нежелание служить в Силах обороны Украины военнообязанных, которые уклоняются от мобилизации?» стоит «Неспособность преодолеть страх гибели, страх получить тяжелое ранение». Именно так ответили 61,6% опрошенных в рамках исследования.
Наверное, нет ни одного человека на фронте, который бы не боялся. Потому что инстинкт самосохранения — один из базовых. Вот только страх на фронте и страх в тылу — это совсем разные страхи. На фронте ты можешь управлять ситуацией. Нет, не глобально. Но локально да. Именно от тебя во многом зависит, останешься ли ты живым. От твоей ловкости, от умения оказать себе и товарищу первую помощь, от реакции на смену обстоятельств, от навыков и подготовки.
Когда я впервые приехала в короткий отпуск домой, я не спала нормально ни одну ночь. Потому что моя жизнь и жизнь моей семьи зависели исключительно от ПВО. Именно в тот период обстрелы города были почти ежедневными. И собственная беспомощность была несравненно сильнее, чем страх получить ранение на позициях.
Вторым в рейтинге страхов стоит «Риск быть направленным в зону боевых действий без надлежащей военной подготовки и оснащения» (53%). И это, с одной стороны, понятно, а с другой — именно то, что можно обеспечить самостоятельно. Разных курсов и полигонов сейчас достаточно. Ни один учебный центр не способен сделать из новичка боевого Рекса за короткий срок. Но можно не ждать, пока тебя мобилизуют, и готовиться к этому уже сегодня. На самом деле это стоило сделать еще вчера, но уже как есть. То же самое касается оснащения. Базовый набор получат все. А если есть желание подобрать что-то удобнее, время еще есть.
Среди тех 53%, которые боятся быть направленными в зону боевых действий без должной военной подготовки и оснащения, на вопрос «Кто именно или какое именно государственное учреждение способны обеспечить справедливость проведения мобилизации?»
31,2% назвали Главнокомандующего ВСУ; 28,5 — президента Украины, Верховного главнокомандующего и 26,6% — Минобороны.
На самом деле эти три ответа — лидеры в вопросе обеспечения справедливости проведения мобилизации и среди других групп — 29,4, 28,7 и 27% соответственно.
Что интересно: по рейтингу сразу после них идет не ВР, не ТЦК, даже не полиция, а «Граждане Украины» (19,1%). И что-то мне подсказывает, что здесь речь не о том, кто должен идти служить, а о том, как сделать, чтобы они не шли.
Именно «народ Украины» «справедливо» перекрывает дороги, сносит посты ТЦК и нападает на их представителей. Потому что в воображении значительного количества людей это и есть справедливость. Нет, тех, кто хотел бы потерять страну, среди них почти нет, если не учитывать ждунов и пророссийски настроенных соотечественников. Таких, согласно опросу, 1,7%. То есть настолько незначительное количество, что можно не обращать на него внимания.
Но и запрос на справедливость у большинства весьма специфический. В недавней публикации ZN.UA, наделавшей много шума, очень четко прослеживается тенденция: вообще мы против потери территорий и мира на условиях агрессора, но не готовы принимать в этом участие непосредственно или отправлять на войну близких. Напомним, что 46,1% респондентов на вопрос «Стыдно ли во время войны быть уклонистом» ответили нет. И лишь 29,1% — да.
Вернемся к причинам нежелания служить. О страхе оставить детей или других родственников без кормильца говорят 36,1% опрошенных. И прежде всего это, наверное, связано с тем, что выплаты в связи с ранением или гибелью до сих пор не отрегулированы полностью. Думаю, ни для кого не секрет, что иногда их нужно ждать довольно долго или даже добиваться через суд. Если бы эти вопросы решались оперативно и без новых громких скандалов, от этого страха точно можно было бы избавиться. Озвученные суммы выплат более чем приличные, но уровень доверия к обещаниям и пониманию реальных дел с бюджетом страны выводит эти страхи на очень высокий уровень.
Почти такое же количество людей не готово мобилизоваться из-за сообщений о злоупотреблениях со стороны военных командиров и начальников — 32,8%. Вместе с тем, на удивление, справедливости эта группа и дальше ищет у президента (30,1%), Главкома (30,5) и Минобороны (26,3%). То есть у того же военного руководства, только самого высокого ранга. В тех же самых пропорциях, что и другие группы опрошенных. Объяснений этому у меня нет. Возможно, это традиционная вера в то, что «старшие» не в курсе действий своих подчиненных, и если узнают, то обязательно накажут непосредственного командира.
59,8% опрошенных соглашаются с утверждением, что «Мобилизация крайне необходима, поскольку без нее Украина будет оккупирована Россией».
Вместе с тем 35,9% из них считают, что уклоняться от этой мобилизации не стыдно. Где-то там среди этих процентов — мой старый знакомый, который сидит в наглухо запертой квартире и периодически выдает наружу по очереди: «Когда уже будет победа?» и «Я на это не подписывался, пусть мобилизуют прокуроров, полицейских, сыновей депутатов».
41,3% из тех, кто считает мобилизацию крайне необходимой, уверены, что уклоняться от нее стыдно. Здесь трудно сказать, думают они так о себе лично или о ком-то другом. Хотела бы верить в первое.
40% от общего количества опрошенных считают, что «Мобилизация приведет лишь к новым жертвам и не приблизит победу или подписание мирного соглашения». 64,5% респондентов из этой группы абсолютно прогнозируемо отвечают, что быть уклонистом не стыдно. И лишь 16% выбирают противоположный ответ.
Но даже это, по моему мнению, неплохие показатели. Особенно на фоне того, что соцсети в последние месяцы активно качают тезисы о том, что «Это война олигархов», и пафосно выкрикивают: «За кого гибнут наши ребята?!».
Иногда появляются менее эмоциональные месседжи, преисполненные «умных» аргументов о необходимости сложить оружие просто сейчас. Яркий пример — комментарий в одной из соцсетей от человека с юридическим образованием: «В первобытном обществе ситуация выглядела бы так, что вас, противников переговоров, всех бы убил враг. Остались бы сторонники переговоров, и тогда бы мы сделали договор «по текущей линии». Но прикол в том, что сейчас, пока вы живы и против переговоров, мы теряем территории. А когда вас убьют, территорий останется еще меньше». Кроме перекладывания ответственности за потери с врага на свою армию, здесь четко звучит: «Шансов на Победу нет, поэтому надо договориться, пока не поздно». Более того, та же дама абсолютно спокойно размышляет на тему, что государство должно эвакуировать всех патриотов из Запорожья и предложить область России в обмен на прекращение огня.
Вполне ожидаемая массовость распространения таких тезисов значительно снижает готовность людей становиться в ряды армии. Выигрывать информационные войны мы, к сожалению, пока еще не научились. А следовало бы. Хотя бы ради тех, кто до сих пор не мобилизовался, но из каждого утюга слышит о неизбежности поражения, сыновьях олигархов или командирах-мясниках.
Кстати, на вопрос «Есть ли среди ваших родных те, кто подпадает под мобилизацию, но еще не мобилизован?» Да и нет ответило приблизительно одинаковое количество респондентов — 46 и 41,9% соответственно.
И, наверное, самый сложный вопрос «Как вы считаете, требует ли ситуация на фронте проведения мобилизации принудительными методами?».
Почти 52% считают, что нет. 26,7% соглашаются с такой необходимостью. И немногим больше 21% не могут определиться с ответом. То есть мы снова возвращаемся к тому, что поражения в войне не хочет почти никто, с необходимостью проводить мобилизацию соглашается большинство, но… как угодно, только не принудительно.
Кстати, здесь наблюдается почти полное единодушие среди тех, кто ищет возможность избежать мобилизации, и тех, у кого никто из знакомых не прячется. Не считают принудительную мобилизацию необходимой 59,9 и 55,8% соответственно.
Странно при этом, что совершенно очевидные вещи так и не становятся основой для принятия дальнейших решений. Война без армии — неминуемое поражение. Армия без пополнения закончится очень быстро, и дальше — смотрите пункт первый. А пополнение — это именно те, кто до сих пор не решил, идти воевать или нет.
Мирные соглашения — не окончание войны, а отсрочка следующего ее этапа, который может оказаться намного страшнее нынешнего. И даже если наши партнеры нас дожмут по мирным соглашениям, это будет означать лишь временную паузу на перегруппировку с обеих сторон, а не постоянный мир без необходимости свежих сил в уставшей армии. К сожалению, то, как мы используем такие паузы, прекрасно показало АТО. Впрочем, не только АТО.
Украинская власть провалила кампанию по мобилизации, нерешительно и долго принимая соответствующие законы. Президент не взял на себя ответственность ни за этот процесс как Верховный главнокомандующий, ни вообще за подготовку населения к сопротивлению. Для тех, кто имеет власть, в который раз важнее оказались политические рейтинги. Но люди все понимают. Говорить о том, что происходит — и на войне, и с нами всеми, с ними нужно честно. Каждый должны осознавать, куда идет, а не пребывать в иллюзиях, и лишь попадая на войну, понимать, что его ожидает.
К сожалению, мы прекрасно увидели и то, как паузы использует враг…
— Лёха, как там у вас?
— Да все норм. Не слушай страшилок. Держимся. Немножко новеньких прислали. Стало легче. Прорвемся...
Опрос проводила социологическая служба Центра Разумкова по заказу ZN.UA с 20 по 28 июня 2024 года. Опрошено 2027 респондентов в возрасте от 18 лет. Теоретическая погрешность выборки не превышает 2,3%.