Широкие поля Херсонщины, весной зеленеющие пшеницей и ячменем, в этом году покрыты красными лентами и надписями «Осторожно. Мины». Саперы говорят, что за день один сотрудник, проверяя заминированное поле, в спокойном режиме работы может пройти не очень большой участок. После деоккупации в области были заминированы подъезды к линиям электропередач, водопроводам, а также окраины сел, где в кустах до сих пор находят неразорвавшиеся снаряды. Здесь работы на годы.
По официальной информации Государственной службы по чрезвычайным ситуациям (ГСЧС), сейчас в Украине необходимо обследовать и разминировать около 174 квадратных километров территории. В одной только Херсонщине — 6830 квадратных километров.
Но за каждым метром стоит сапер. Конкретный человек, который ежедневно вступает в бой со смертью, понимая, что права на ошибку нет.
— До работы сапером я 25 лет был спасателем, выезжал на ДТП, — рассказывает руководитель отделения пиротехнических работ ГСЧС Дмитрий Горецкий. — Работу сапера мне предложили в 2022 году, сказали, что Херсонская область сильно заминирована и люди часто подрываются на минах. До того мы работали в Харьковской и Донецкой областях. Я никогда не был на Херсонщине, но не отказался. Понял, что я здесь нужен. Не каждый может стать пиротехником, потому что надо иметь соответствующее образование. Еще когда я учился этому делу, мы четыре года изучали советские боеприпасы. А сейчас они немного изменились.
Большинство боеприпасов, которые мы находим, современные. Те, что я изучал, примерно половина — минометные мины и артснаряды. Новые — это опасные кассетные элементы, которыми стреляют из РСЗО «Град» и «Ураган». Их придумали недавно. Их очень часто находят в населенных пунктах и ими играют дети. Я боялся этих снарядов.
Мне рассказывали, что одно подразделение их собирало, чтобы отвезти на полигон и там уничтожить. И были случаи, когда они взрывались еще на пути к полигону. Взрыватель срабатывал, потому что пока их везли, они тряслись. Поэтому у нас указание их не трогать и уничтожать на месте.
Знаю историю в Белозерском районе, когда житель одного из сел поехал в поле, увидел там алюминиевые обломки от «Ураганов» и начал их собирать. А эти кассеты хорошенькие, в алюминиевом корпусе. Он решил их себе на мопед положить. Собрал четыре штуки и привез в село. В селе люди стали его ругать, зачем он бомбы с собой притащил. Эта история закончилась спокойно.
А был и другой случай. Мы поехали во двор к женщине, которая до того похоронила мужа. Он распиливал болгаркой боеприпас. Работы нет, люди хотят заработать и начинают сдавать боеприпасы на металлолом. Мужчина взял 152-мм артиллерийский снаряд и решил его распилить. Он думал, что тот безопасный и пустой, потому что там не было взрывателя. Но этот снаряд подрывает танк и он развалил сарай вместе с тем мужчиной.
К любому боеприпасу желательно не подходить метров на 15. Мы объясняем местным, что когда вы заметили странный предмет, поставьте колышек или ветку, чтобы не забыть, где именно он лежит. Потом звоните на 101, чтобы объяснить, что в селе нашли снаряд и его надо посмотреть саперам. Мы приедем. У нас есть средства защиты, мы стараемся на снаряд механически не влиять, не брать его в руки, не переворачивать, не рассматривать. Просто подходим, легонько очищаем и уничтожаем на месте.
Мне тоже страшно подходить к кассетам, которые не взорвались. Но кто-то должен это сделать. Просто я думаю, что мой страх контролируем. Я понимаю, что делаю. У меня нет никаких фобий. Когда-то мы выехали на ДТП, где в автомобиле после столкновения было три мужчины. Один из них уже умер. В машине — кровь и останки человека. Мы должны достать как можно скорее живых и передать их скорой помощи. Это тоже неприятно, запах крови, аккумуляторной кислоты. Но ты все равно должен туда идти и смотреть.
Так же и здесь: если придерживаться правил безопасности, то это 90% успеха. Не надо что-то выдумывать и нарушать. У россиян есть своя «охота на сапера». Российские минеры не просто закапывают снаряды и мины, которые сапер должен подойти посмотреть и обезвредить, они могут делать ловушки. Самое простое, что они оставляли, — это растяжка в квартире, где прицеплена граната Ф-1. Ты открываешь двери, она взрывается, взрывная волна действует в радиусе 15 метров и поражает все вокруг обломками. Чтобы зайти в помещение на деоккупированной территории, надо время, это не делается за пять минут, как мы привыкли в быту. Надо быть внимательным.
Другая история — наезд техникой на противотанковые мины на непроверенной дороге. Как-то мы были в одном селе и надо было поехать в другое. Обычная сельская дорога длиной семь километров. Но я не имею права ею ехать. Надо планировать работу на следующий день, и объезжать 30 км с другой стороны, и там безопасно заезжать с трасы. Многие люди сейчас подрываются на минах, которые стоят на проселочной дороге.
Херсонщина очень заминирована. Боеприпасов, которые находят ежедневно, очень много. Это то, что мы видим, что нам показывают люди, потому что поймите: мы заходим в село и не можем самовольно ходить по жилищам людей без их разрешения. Нам рассказывают, где были прилеты, и мы осматриваем эти места.
Также мы обязательно спрашиваем население, когда были эти прилеты, когда сбросили кассетные боеприпасы. У каждого предмета есть срок самоуничтожения. Он должны полежать трое суток и сами взорваться. Но не все взрываются. Они могут еще лежать, потому что алюминиевый корпус не так быстро ржавеет. Он может и 50 лет пролежать, пока кто-то не наступит или не подожжет его.
Осенью, сразу после деоккупации, было много некошеной высокой травы. Нам было очень трудно рассмотреть в ней снаряды. В нашей работы есть понятие «один сапер — один проход». Когда ты с ножницами работаешь и смотришь, нет ли растяжек, есть ли что-то под землей. Это очень кропотливая и продолжительная работа.
Мы не бежим, не спешим, лучше мы на завтра перенесем эту работу и доработаем. Сапер ошибается первый и последний раз. Мы подбираем личный состав, который понимает, что он делает. Мне надо, чтобы они меня слушали, чтобы были ответственными. Если у кого-то что-то в семье произошло и человек из-за этого переживает, я это замечаю и понимаю, что сейчас этого сотрудника надо заменить. Психологический момент в нашей работе важен. Я стараюсь быть если не отцом, то старшим братом.
Как руководитель я стараюсь обеспечивать условия для личного состава, чтобы сохранить и их жизнь, и свою. Если я вижу что-то непонятное, то не посылаю туда своих ребят. Я иду сам. У нас есть консультационные центры, которым мы можем задавать вопросы, прислать им фото незнакомого предмета, и нам дают советы, чтобы мы себя берегли. Бывает, и руки потеют. Мы стараемся минимизировать работу с предметом. Ты понимаешь, что у тебя есть семья, родственники и друзья. Мы думаем о безопасности и работаем.