«Я удалила все профили в соцсетях. Потому что не могу переживать этот ужас каждый день. Каждый раз я проживаю и проживаю момент его смерти. Это пытка, которой врагу не пожелаешь».
Сестра одного из бойцов, видео с которыми облетело все сети, уже почти год лечится в психиатрической больнице. Они были очень близки с братом. На самом деле в ее жизни и не было человека, который был бы ей дороже. Именно ее номер телефона был контактом, которому нужно было сообщить в случае ранения, плена или гибели. Но за несколько дней до того, как прозвучал тот самый звонок, которого она боялась, в сети волной взорвалось видео, как орки в упор расстреливают группу бойцов, попавшую в окружение и пытавшуюся сдаться в плен.
Я не знаю, по каким признакам она узнала или угадала брата. И никогда не рискну расспрашивать. Знаю только, что она обрывала все известные ей номера, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что увидела в Телеграм-каналах. Знаю, что ей туманно отвечали: «Нет подтвержденной информации», «Надо ждать официальный ответ» и «С вами свяжутся». Пока не подтвердили официально: да, это именно он.
Тело его так и не смогли достать. Поэтому долгое время он считался пропавшим без вести. А она то и дело наталкивалась на видео с расстрелом. Вот он живой. Вот — нет. Снова живой. Снова нет. «Мир должен видеть!!!» — взрывались криком страницы с тремя подписчиками и сомнительные паблики с кучей картинок, сгенерированных ИИ. Ни один из их реальных знакомых не рискнул перепостить эти кадры. Потому что для них это было не абстрактное доказательство нарушения конвенции, а реальный личный ад. Страшный день сурка.
Сразу за первой волной «Мир должен знать» пришлая другая — «Лучше было умереть с оружием в руках. Как боец, а не как трус». Некоторое время она старалась отвечать. Рассказывать о том, что в безнадежной ситуации главное — сохранить жизнь. Что мертвый воин уже ничем не поможет своей стране. А из плена есть шанс вернуться. Что это не о страхе. Это о силе. Незаурядной силе, если учесть то, что он знал о плене. Но неизвестные комментаторы лучше нее знали, что он должен был делать и чего не должен. Даже павший он до сих пор был должен всем вокруг — должен был стать символом, призывом, иллюстрацией ужасов войны.
Но окончательно сломало ее не это. А история о другом бойце, которому живьем отрезали голову. И страшнее самого факта был пост известной блогерши о том, что лучше умереть молча, чем кричать по-русски: «Не надо, мне больно». Именно он стал той последней каплей, после которой она удалила все соцсети из своей жизни. Чтобы сохранить остатки разума и человечного отношения к тем, ради кого погиб ее брат. К тем людям, которые точно знают, как именно должен погибнуть тот, кто пошел их защищать. К тем, кто хочет «сохранить память о герое», смакуя подробности его гибели.
«Мир должен видеть!» — надрывались соцсети на днях, публикуя фото окровавленного лица мужчины, потерявшего всю свою семью после удара по одному из тыловых городов. В первые минуты после трагедии. Наперегонки. С фотографиями счастливой семьи для контраста. Потому что мир должен видеть.
И дело даже не в том, что мир уже достаточно видел и слышал, чтобы принять наконец какое-то важное решение. Дело в том, что каждый раз, когда этот мужчина зайдет в соцсети, он будет вынужден снова и снова переживать эти первые минуты личного ада. Дал ли ему кто-то выбор? Нет. Вспомнил ли кто-то, что есть другие родственники, которые снова и снова будут видеть видео со счастливой семьей и надписью «Их убила россия»? Не думаю. Потому что желание первыми собрать комменты с разбитыми сердцами или с желто-голубым глазом со слезой намного сильнее, чем мысль о тех, у кого в один миг разрушился весь мир. Разрушился навсегда, а не до следующей громкой истории, которая затмит в сети эту. Теперь они больше не принадлежат себе или близким. Они принадлежат тем, кто лучше родных знает, как горевать и какие подробности обсасывать в сети. Они — больше не личности. Они — событие. Цифровое отражение настоящей жизни и настоящей трагедии.
«Я второй раз пережила сегодня смерть мужа», — пишет женщина, потерявшая любимого всего три месяца назад. Ее пригласили на презентацию проекта, к которому он был причастен. Проекта, имевшего цель сохранить память о тех, кто добывает в борьбе Победу. Огромный кусок работы был именно его авторства. Но как-то так случилось, что имени его в проекте не осталось. Никакого упоминания в готовом продукте. Можно говорить об ошибке, об озабоченности, о чем угодно, но изменить это уже невозможно. В проекте о памяти нет памяти о павшем соавторе проекта. Конечно, никаких извинений жена не приняла и в категорической форме запретила использовать в дальнейшем какие-либо материалы мужа в этом проекте.
В цивилизованном обществе на этом можно было бы поставить точку и идти переделывать проект с другим соавтором. Или закрыть его из уважения к женщине, которая только что потеряла смысл жизни и не может простить такую роковую ошибку. Но до цивилизованного общества нам еще, к сожалению, далеко. Конфликт вышел в публичную плоскость, и сразу появились те, кто стопроцентно знает, как лучше надо было поступить и что должна делать жена павшего воина. Иногда претензии доходили до полного абсурда. «Вы сейчас умножили на ноль героические поступки своего мужа», «Этот проект важнее, чем ваши личные амбиции», «Шавки тявкают, а караван идет. Проект должен жить с вашим согласием или без», «Память об одном не так важна, как память о десятках других», «Мир должен знать о наших Героях, и вы этому не помешаете».
Как она держится, я не знаю. И нашелся ли кто-нибудь, кто сказал ей: «Память — это не о количестве, а о каждом. Твой муж не менее важен, чем другие. Ты имеешь полное право злиться»? Этого я тоже не знаю. Могу лишь надеяться, что она не переживает всю эту дичь наедине.
…В моем телефоне есть сохраненное видео из орковских пабликов. На нем неудачный штурм, в котором участвовала одна из наших рот. Качественное такое видео. С комментариями и радостными воплями врага. Мне понадобилось больше полугода, чтобы его посмотреть. Я несколько раз начинала и не могла заставить себя смотреть дальше. Потому что знала, что из того штурма не вернулся почти никто. Что группу, взятую в огневой мешок, расстреливали, как в тире. И что я узнаю большинство людей на этом видео. И заново проживу смерть каждого.
Я никогда не публиковала это видео, хотя и без меня оно разлетелось достаточно широко. Потому что мне страшно представить, что кто-то из родных парней, листая ленту, наткнется на него случайно. Я знаю, что кое-кто из них его видел. Но видел потому, что хотел увидеть, и готовился к тому, что увидит. Это был их сознательный выбор. А не случайный алгоритм «котики — смерть сына — новости культуры».
Нам нужно учиться лавировать между бережным сохранением событий и имен и ковырянием раскаленным железом в открытых ранах родственников. Между документированием преступлений и смакованием чужого горя. Потому что, конечно, мир должен знать. Конечно, мы должны знать. Но точно не за счет тех, кто и так уже отдал нам и миру то, что у них было, по самой высокой цене. Потому что их павшие дети, жены, мужья, родители, братья и сестры больше ничего нам не должны. Они — не символы, не заголовки новостей, не названия улиц, не памятники и не мемы. Они — прежде всего люди. И заслуживают не только памяти, но и уважения. Как и те, кто остался в пожизненном аду утраты.
Мир должен знать. И последующие поколения должны знать. Речь идет не об информационной изоляции, не о «давайте сделаем вид, что этого нет». Речь идет о человечности, тактичности и уважении. Об умении вовремя сдержаться и засунуть свое ценное мнение туда же, где хранятся майские шашлыки 2022-го и кофе в Крыму 2023-го. У нас будут когда-нибудь и майские шашлыки, и кофе в Крыму, и музей оккупации в Донецке. Но хорошо было бы не только дожить до этого времени, но и остаться людьми. Людьми. Которые сохраняют память о героях, а не стараются любой ценой «постоять» рядом с ними благодаря громким высказываниям или ситуативным конфликтам в сети.