Находиться на временно оккупированной врагом территории очень страшно. Особенно, если родственники или близкие в настоящее время служат в рядах ВСУ. Каждый раз, когда из лап врага удается вырвать хотя бы одного человека, — это невероятные удача и счастье. Особенно, если речь идет о детях, возвращать которых с временно оккупированных территорий так же тяжело, как и тех, кто был депортирован в РФ.
Едва ли не самое страшное оружие России — время. Каждый новый день отдаляет возможность вернуть ребенка, потому что россияне пытаются изменить его идентичность. Чем меньше ребенок, тем легче промыть ему мозги.
В конце мая 2023 года Общественный союз «Українська мережа за права дитини» (УМПР) начала специальный проект «Шлях додому». С начала полномасштабного вторжения УМПР с организациями-партнерами удалось вернуть/воссоединить с семьями 172 ребенка.
«Мы помогаем тем, кто сам выехать не может. Каждый раз это — спецоперация, требующая индивидуального подхода к каждому случаю, — говорит глава правления УМПР Дарья Касьянова. — Наработанных международных механизмов нет, и гарантировать успешный результат невозможно. Процесс возвращения может длиться до двух месяцев. С момента обращения за помощью с возвращением ребенка рядом с родителями или людьми, которые решили ехать за ребенком, — специалисты проекта «Шлях додому». Они помогают подготовиться к поездке и постоянно находятся на связи на всем маршруте возвращения. А после возвращения ребенок и вся его семья попадают в заботливые руки социальных работников и психолога».
Далеко не все родители возвращенных детей, а тем более сами дети, готовы рассказывать свою историю — слишком глубокие потрясения им пришлось пережить. Поэтому надеемся, что история Валентины Михайловны, двух ее маленьких внуков — Саши и Богдана, которых удалось вывезти с временно оккупированной территории Луганщины, ее дочери и мамы детей Дарины, которая служит в ВСУ и почти два года не имела возможности увидеть свою семью, прибавят решимости обратиться за помощью тем, кто в ней нуждается. Имена героев истории изменены из соображений безопасности семьи.
Валентина Михайловна
Почти с самого начала полномасштабного вторжения Валентина Михайловна и ее внуки — трехлетний Саша и четырехлетний Богдан — оказались в оккупации. В поселок на Луганщине, где с 2014 года было относительно спокойно, зашли российские войска. Родители детей и муж Валентины Михайловны к тому времени уже несколько лет служили в ВСУ. «В 2016 году дочь была беременна младшим внуком. Однажды муж вдруг говорит: «И что, это мой внук так будет жить? Я хочу, чтобы он родился в свободной стране», — рассказывает Валентина Михайловна. — Даже не сказал мне, что проходит ВВК. Узнала, когда уже собрался уезжать. За ним пошла и дочь, когда старшему внуку исполнился год. О том, что беременна вторым сыном, узнала уже в учебке. Родила, побыла с ребенком месяц и вернулась на службу».
Выехать из села с детьми, когда в него зашли россияне, Валентина Михайловна не смогла. «Полномасштабную встретили, как и все, — в шоковом состоянии, — рассказывает женщина. — Перед оккупацией мы готовили коктейли Молотова. Но они бы там уже не помогли — россиян шло видимо-невидимо, колонны с танками, много дней…
Сначала была паника: как вывезти детей без родительских документов? Потом вроде бы и была возможность, но нужна была машина. Однако многие на Луганщине ждали «русский мир». Выехать у нас не получалось. Когда же машина нашлась, начали обстреливать дорогу из Старобельска на Днепр. И я побоялась. Но сумки наготове у меня стояли все время. Только вещи в них меняла — по сезону.
Сдали нас не сразу — наверное, пожалели детей. Потому что как россияне зашли, всех, у кого кто-то из семьи служил или служит в ВСУ, проверяли. По улицам ходили и ездили российские войска, мы тихонько сидели дома, и ничего такого вроде бы не происходило. Детей не трогали. Но общаться им было не с кем. Многие родители с детьми, жившие на нашей улице, ждали россиян. Они запрещали своим детям играть с моими внуками. Поэтому, как могла, пыталась развлекать их дома. Но это — дети, им хотелось общения с ровесниками...
Некоторое время спустя, когда в село зашли «элэнэровцы», нас все же сдали. Начались регулярные обыски. Приходили военные с автоматами и в масках, только глаза видно. Я отпиралась, как могла, даже самой стыдно: что муж давно меня бросил, а дочь оставила мне детей и уехала на заработки в Польшу.
Малыши не понимали, что происходит. Как-то Богдан прицепился к военному: «Дай из автомата стрельнуть». Тот говорит: «Нет, нельзя». Детей не обижали. Иногда даже останавливались возле них на улице и что-то давали — конфеты или российские деньги. Но мне было страшно. В самом начале, когда россияне только зашли в село, меньший вообще ходил по улице и пел украинский гимн. Но был еще слишком мал, получалось нечетко, поэтому понимала только я. Старший понимал больше, молчал, но дома рисовал украинский флаг.
До начала полномасштабного вторжения я и не подозревала, что являюсь патриоткой своей страны. Говорила на суржике и не думала, что мне будет так противно и больно слышать русский язык. Телевизор не включала. Разве чтобы фильм посмотреть. И я такая была не одна. Мы пытались общаться на украинском. А когда россияне сердились («Говори по-русски!»), отвечала: «Ну, как умею».
Смеясь, Валентина Михайловна вспоминает, как в начале оккупации россияне спрашивали у местных дорогу в магазин. Те как можно путаннее объясняли на украинском, а потом радовались, когда чужеземцы блуждали вокруг магазина. «Мы не могли сделать что-то более значительное (потому что вначале всякое было — и на подвалы забирали, а потом люди исчезали, их так и нет), но маленькую пакость — почему бы и нет? Это было приятно. В какой-то момент мы просто перестали их бояться.
Но в конце уже был ужас — нас начали шантажировать. Все фотографии я спрятала, но в моем телефоне нашли контакт дочери (мамы внуков). Чтобы поговорить с ней через Интернет, мы ездили за 100 километров — связи в селе не было. Однажды я забыла удалить ее номер, и его нашли. Забрали телефон, стали писать с него Дарине от нашего имени. Слава богу, я успела предупредить ее об этом по телефону соседа.
Как-то пришел военный, уже без маски. Сказал, что Дарина должна сотрудничать с оккупантами, иначе мне и детям будет плохо. То же говорили и дочери. Нас с детьми фотографировали, фото отправляли ей. Требовали, чтобы сдавала позиции наших военных. Но Дарина сразу сообщила об этом куда надо, и дальше переписывалась с оккупантами с разрешения и под надзором служб.
Чтобы вывезти детей, надо было делать российские документы — иначе никак. Но у меня не было документов дочери. Племянница, которая находилась в Киеве, нашла в Интернете сайт УМПР и связалась с ними. Мне, сестре и брату пришлось сделать российские паспорта. Дарина сделала доверенность на вывоз детей. И однажды за нами приехал бусик. Дорога длилась почти сутки».
В третьей стране семья остановилась отдохнуть, а дальше пыталась на поезде попасть в Украину. Но детей не выпустили. «У меня была истерика. Не знала, как ту ночь пережить», — вспоминает Валентина Михайловна. Она позвонила племяннице, та — в УМПР. Был разработан другой маршрут. Наконец семье удалось выехать в Польшу, а уже оттуда — в Украину. Случилось это за неделю до Нового года.
«Бабушка, смотри, украинский флаг!» — вспоминает Валентина Михайловна первые слова старшего внука на границе. — А я ему: «Теперь так будет всегда. И военные — только наши, украинские».
Сейчас бабушка с детьми в безопасности, в городке под Киевом. Мама Дарина арендует жилье. Саша и Богдан пошли в детсад. Привыкают понемногу, для них началась новая жизнь. «В оккупации внуки быстро научились различать по звуку, какая машина едет по улице и что летит, — говорит Валентина Михайловна. — Очень боялись самолетов. И сейчас, когда проезжает автобус, думают, что это самолет. Пугают их и звуки сирены».
С детьми работают психологи. «Работы с ними еще много, — вздыхает женщина. — Чтобы снять весь тот негатив, который внуки почувствовали на себе, когда в оккупации их обижали другие дети, а они не могли дать сдачи, — я боялась, что обозленные родители сдадут нас россиянам. И если старший понимает больше, то младший бьет каждого, кто ему не нравится. Наверное, ему надо это пережить».
Дарина
«Служу я с 2018 года, — рассказывает мама детей Дарина. — До 2014 года, начала войны, я никогда не видела людей в форме. Когда отбивали Северодонецк, возле нашего села, почти в лесу, поставили блокпост. В 2015 и 2016 годах я ездила к бойцам со знакомой волонтеркой. Она привозила им сигареты, воду, еду. Военные были для меня самыми авторитетными людьми. И я тогда сказала всем, что пойду на фронт, как только мне исполнится 18 лет. Потом они попали в Иловайский котел, из которого вышли не все. Мы до сих пор поддерживаем связь с теми, кто выжил. Они были шокированы, что я сдержала слово и в 2018 году пошла служить.
Из дома я уехала за несколько дней до начала полномасштабной войны, приезжала в отпуск. Через несколько дней после моего возвращения в часть начались ракетные атаки на всю Украину. Я не могла дозвониться домой, и была очень испугана.
Мы поехали защищать Киев. В новостях я услышала, что Северодонецк захвачен. Как мне было страшно — словами не передать. Я понимала, что рано или поздно меня сдадут, переживала за маму и детей. Знала, что тех, кто воевал за Украину, держали в подвалах.
Наверное, несколько месяцев я не могла дозвониться семье, поэтому была очень рада, когда мама вышла на связь.
Сдали меня мои же друзья, с которыми я общалась и поддерживала их. К маме с детьми начали приезжать «гости» с автоматами. Угрожали, забрали телефон. Но я уже знала, кто мне будет писать. Сообщила компетентным службам, мне сказали им подыгрывать. Переписка до сих пор сохранилась в телефоне. Оккупанты угрожали, бросали фото детей. Я убегала как можно дальше от места своего пребывания, переодевалась в гражданскую одежду и записывала им в Телеграмме «кружочки», чтобы они убедились, что я — гражданский человек. И так каждый день. Говорила, что я в Киеве, только что приехала из Варшавы.
Они просили прислать им мои документы. Я прислала свой «паспорт». Оккупанты пробили его по базе и ничего не нашли. Сначала разговаривали нормально, уговаривали ехать домой, к детям. Даже деньги на дорогу как-то бросили. Потом перестали играть, начали шантажировать семьей, требуя работать на них и давать им информацию: где размещаются военные, где стоит техника. Даже в последний день, перед самым выездом, оккупанты наведались к маме с детьми.
За мою семью переживали все. Мы искали любые способы, чтобы вывезти маму и детей. Мое начальство даже предлагало заслать туда людей. У меня были нервные срывы. Я готова была ехать за ними сама, но меня останавливали. А потом позвонила двоюродная сестра и сказала, что нашла в Интернете сайт УМПР. Давай, говорит, попытаемся. Перед тем мы перепробовали много вариантов — ничего не получалось. Перевозчики требовали с мамы подписку, а потом обманывали ее. Это были немалые суммы.
Помню, как я позвонила в эту организацию и спросила, сколько это будет стоить. И мне ответили: нисколько, организация бесплатно занимается этим с 2014 года. Я даже подумала: как это — не нужно платить? Может, это аферисты какие-то? Но все оказалось правдой.
Созванивалась с организацией моя сестра. Я должна была только прислать ксерокопии документов на детей и сделать доверенность на их вывоз. Прошло некоторое время, и однажды сестра позвонила мне, чтобы сказать: за мамой и детьми выехали. Я не видела свою семью два года, и от радости не могла прийти в себя — и плакала, и смеялась.
Командир дал мне отпуск и сказал, что лично меня отвезет. В Киев я приехала 18 декабря. Семья уже была в дороге. Сняла двухкомнатную квартиру, украсила елку, накупила подарков. Меня аж трусило. И вот выхожу я из детского магазина, звонит сестра и говорит: «Их не выпустили, потому что в доверенности не была прописана третья страна». У меня истерика. Уже представляла, как буду встречать их, и тут такое. Я плакала и молилась всю ночь. А на следующий день их пропустили через другую границу.
Я встречала их на киевском вокзале и не могла поверить. Казалось, это — сон. Мы с мамой плакали. А дети меня не узнали. Были очень маленькими, когда мне пришлось их оставить — полтора месяца и год. Но с тех пор прошло почти два года. Дети были измучены дорогой и не понимали, кто перед ними. К тому же оба мальчика после тяжелой дороги заболели. Сначала было сложно. Но сейчас, слава богу, все хорошо. Когда я приезжаю, они без мамы никуда. Когда уезжаю, говорят: «Мама, скажи своему командиру, что у тебя — дети, и тебе надо домой».
Видимо, всей жизни не хватит, чтобы отблагодарить за то, что УМПР и лично Светлана Забава сделали для нас...»
«За помощью к нам обратилась двоюродная сестра Дарины, — рассказывает кейс-менеджер УМПР Светлана Забава. — Приехала в наш офис, предоставила контакты мамы детей. Мы оформили все документы. Сначала разработали один маршрут. Но потом пришлось разрабатывать другой. Мы постоянно были на связи, поддерживали. Дорога длилась неделю. Слава богу, все контрольные пункты были пройдены, и семья доехала до Киева. После возвращения УМПР взяла их под сопровождение. Составили оценку потребностей и предоставили психолога, который работал с членами семьи онлайн.
Каждая такая история — уникальна. Самое сложное, наверное, завоевать доверие людей, ведь обычно они обращаются по телефону. Человек не видит меня. И нужно находить слова, чтобы он доверился. Ведь он должен сделать мне копии всех своих документов. Это — о доверии.
Когда мы начинаем общаться с семьей, всегда есть определенные опасения не оправдать каких-то ожиданий. Потому что человеческий фактор отменить нельзя. Например, иногда мы сталкиваемся с не очень порядочными перевозчиками. И если все удается, я радуюсь каждому ребенку, который возвращается».
Если ваш ребенок стал жертвой перемещения в РФ или на временно неподконтрольную правительству Украины территорию, вы можете обратиться:
— по телефону: +380 50 015 58 46
— через частное сообщение на Фейсбук-странице УМПР.
— на e-mail: ucrn.office@gmail.com
— через форму связи на сайте.
* * *
Материал подготовлен в рамках проекта «Шлях додому», направленного на поиск и возвращение детей, перемещенных в РФ или на временно неподконтрольные правительству Украины территории. Проект реализует «Українська мережа за права дитини» в партнерстве с Международной гуманитарной организацией Save the Children in Ukraine.
Также партнерами сети в проекте являются Министерство по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Украины, Благотворительный фонд EDUKIDS, Медийная инициатива за права человека.
Материалы, разработанные в рамках проекта, не обязательно отображают официальную позицию Save the Children.